По ту сторону Беслана

"Известия" решили выяснить, что произошло с семьями бесланских террористов за год после теракта. Что думают о боевиках их родственники и соседи, беспокоят ли семьи террористов правоохранительные органы и родственники жертв теракта. А заодно проехать маршрутом боевиков.

"Пора Бабицкого на место Патрушева назначить"

- А что? - говорит владикавказский таксист Израэль, узнав, что мы журналисты. - Давно пора Бабицкого на место Патрушева назначить. Журналист Басаева отловил, чтобы интервью взять, а главному фээсбэшнику десять лет не хватает, чтобы его в тюрьму посадить.

Израэль везет нас по Северной Осетии в Ингушетию. Наша задача: исследовать маршрут террористов, организовавших нападение на школу № 1 в Беслане 1 сентября прошлого года, понять, как им удалось беспрепятственно доехать до Беслана, и встретиться с их родственниками.

Дорога идет по узкой горловине, соединяющей основную часть Северной Осетии с Моздокским районом. Справа от горловины - Ингушетия, слева - Кабардино-Балкария, к северо-востоку - Чечня. Горловину вне зависимости от вероисповедания и национальности хочется перерезать скальпелем - чересчур тонкая. До любой республики считанные километры. Такое ощущение, что, если слишком разогнаться, не заметишь, как выскочишь на сопредельную территорию.

Израэль - горский еврей. Осетин не повез бы нас в Ингушетию ни за какие деньги. Это - эхо осетино-ингушского конфликта 1992-го. Но и горский еврей из Северной Осетии ведет машину по территории Северной Осетии с опаской.

Просим его остановиться по малой нужде. Он отвечает: "Потерпите, пока до открытого места не доедем".

По обе стороны дороги никакой растительности, кроме камышей.

- Это вам - камыши, а им - укрытие для засады, - нудит таксист.

Я не стал уточнять, кого он имеет в виду. И так понятно: кого-нибудь слева или справа, ну, и с северо-востока, конечно.

В общем, надо считаться с местными обычаями.

Первую остановку мы запланировали в селе Хурикау, расположенном на территории Северной Осетии. Это примерно всего в 30 километрах от Беслана, но в каком-то совершенно берендеевском углу. Именно отсюда террористы начали движение по осетинской земле. Далее они ехали мимо осетинских сел Старый Батакоюрт и Цалык. В окрестностях этих сел на границе с Ингушетией, как нас убеждали, после бесланских событий стали нести службу ополченцы, терские казаки с разрешенным нарезным оружием в руках. Честно сказать, ни казаков, ни оружия мы не заметили. Зато заметили пустые проселочные, между приграничных холмов, дороги и тропинки, по которым то и дело проезжали грузовики со спиртовыми, судя по всему, цистернами.

До Хурикау можно доехать двумя путями. По лесистой части так называемой Верхней дороги, по которой и проехали террористы. Или в объезд, по федеральной трассе.

- Как поедем? - спрашивает Израэль. - Через лес - опасно. В объезд, через Кабарду, - долго. Выбирайте.

- Долго.

...Я понял, почему долго, только когда мы подъехали к пропускному пункту на административной границе, разделяющей Северную Осетию и Кабардино-Балкарию. В компании осетинских машин стоим десять минут, двадцать. Движения нет. Тем временем по встречной полосе пробку лихо обгоняют легковушки и грузовики с чеченскими и ингушскими номерами.

- Ну, их хотя бы досматривают? - спрашиваю я нашего таксиста без всякой надежды.

Таксист смотрит на меня снисходительно, как на дитя малое:

- Они купюры досматривают.

Как милиционеры досматривают купюры - об этом любой бесланчанин расскажет тысячу историй.

- Попробуйте выйти ночью на улицу Беслана, посмотрите, какие машины едут. Нефтеналивняки и спиртовозы из Чечни и Ингушетии. А кто их сопровождает? Правильно: осетинские милиционеры, - проводит со мной криминальный ликбез Лариса Мамитова, одна из заложниц в школе № 1.

"Теперь по этой дороге не проехать, перекопали на всякий случай"

В осетинском селе Хурикау живут только ингуши. И одна осетинка. Это - богом забытая осетинка. И богом забытое село. Низкие дома, ухабистые улицы. Ни водопровода, ни газа. Население - чуть больше тысячи человек. Большинство номеров на машинах ингушские.

На все село Хурикау один милиционер. Уполномоченный участковый Султан Гуражев. По национальности - тоже ингуш. Два раза в день, утром и вечером, он звонит по мобильному телефону в Моздок своему начальнику, докладывает обстановку. Кроме мобильной связи другой здесь нет. Сейчас майору Гуражеву 50 лет, почти половину сознательной жизни он служит в милиции. Он глава большого семейства, у него 9 детей.

Согласно показаниям Гуражева, утром первого сентября он поехал возвращать родственникам их белые "Жигули"-семерку. По его словам, он двигался по Верхней дороге. По пути увидел ГАЗ-66 с надписью на борту "Прокуратура России". Машина показалась ему подозрительной. Он обогнал ее и перегородил ей путь. Из грузовика выскочили вооруженные люди, положили его на землю, отобрали оружие и удостоверение. Потом надели на голову мешок и под угрозой расстрела сказали, чтобы "прикрывал" их, если по пути встретится милицейский пост.

Прикрывать Гуражеву террористов не пришлось - постов по пути не оказалось. Следователям Гуражев рассказал, что, когда боевики подъехали к бесланской школе и стали выгружать оружие, ему в суматохе удалось бежать.

Мы подъехали к дому уполномоченного участкового в середине буднего дня. Он встретил нас одетым в гражданку, вместе со своим гостем. Видно, что мужчины только что встали из-за сытного кавказского стола. Вспоминать о том, как террористы везли его до Беслана, Гуражев отказался. А поболтать - просто так - согласился.

- Теперь по этой дороге не проехать, - говорит он, - перекопали на всякий случай. Да и раньше можно было только на тракторе или на военном грузовике проехать. По ней вообще мало кто ездил, лет десять не ремонтировали. Тем более что в то лето дождей много было, они все дороги размыли.

Интересно, почему Гуражев ехал по бездорожью на легковой машине, да еще чужой? Способен ли вообще деревенский милиционер так дерзко вести себя, увидев прокурорский автомобиль? Майора Гуражева, по его рассказу, везли на заднем сиденье его же "Жигулей", зажатым между двумя боевиками. Очень сомнительно, что конвоиры бросили бы его без присмотра. Если только не хотели бы бросить.

Следователи ФСБ Гуражеву, судя по всему, тоже не очень поверили. По крайней мере домой после допросов он вернулся с кровоподтеками и шрамом на лице.

Майор проводил нас ласково: предложил остаться на чай. Мы отказались. Майор настаивать не стал. Сытый, уверенный в себе отец девятерых детей лениво, по-чеховски, взмахнул вслед нам рукой.

"Он полтора месяца перед Бесланом на заработки уехал. Позвонит еще"

Следствие установило, что террористы, захватившие школу № 1, готовились к нападению на Беслан в лагере вблизи ингушского села Сагопши. От ингушского села Сагопши, населенного преимущественно ингушами, до осетинского села Хурикау, населенного сплошь ингушами, если по карте, полчаса езды. Если по дороге - четверть суток. Посты милиции на каждом шагу.

Многие из группы террористов, захвативших бесланскую школу, - уроженцы Сагопши. Поэтому мы здесь.

Село Сагопши. Одиннадцать тысяч жителей. Один из этих тысяч - Муса Цечоев, 1969 г.р. Террорист, участвовавший в захвате бесланской школы. В целях устрашения остальных террористов его застрелил Руслан Хучбаров (по кличке Полковник), предводитель банды бесланских боевиков. Так по крайней мере утверждает прокуратура.

Дом на улице Цечоева, 47. Дом Мусы. Обычное ингушское жилье в Ингушетии: добротное, кирпичное, с высокими металлическими воротами. Так здесь принято строить.

- Чего со мной болтать, ты ведь все равно будешь думать, что я правды не скажу. Иди к соседям, с любым поговори, - говорит Мансур Цечоев, брат Мусы.

Иду к соседям.

На стук в богатые ворота выходит пожилой мужчина, представляется: "Исса". Долго и нудно рассказывает, что Муса не мог. Не мог войти в бандитскую группу, не мог убивать чужих детей, не мог бросить своих детей. "Бог ты мой, ты что, не знаешь, что он дарил игрушки соседским ребятам, просто так", - говорит Исса.

Я не знаю.

Между делом Исса рассказывает, что у Мусы четыре месяца назад родился четвертый ребенок. Если это правда, то путем несложных вычислений можно определить, что Муса накануне захвата школы точно был дома.

Если бы я был милиционером, то, со слов земляков Мусы Цечоева, составил бы ему исключительно положительную характеристику. К отцу, Иссе Сосланбековичу, в онкологическую больницу Нальчика ездил? Ездил. Врачи говорили, что такого заботливого сына еще не видели? Говорили. Заботился о своих детях, о своем доме, жене (третье место в списке приоритетов у мусульманина). Заботился. И прочее.

Нас окружают жители Сагопши, все - в той или иной степени - пожилые мужчины. Женщинам и молодняку общаться с журналистами не дозволяется. Жену (или вдову) Мусы Зарету и его мать Марем, похоже, прячут.

Нас берут в кольцо сначала человек пять. Затем подъезжают другие жители села. Кто-то со словами: "Я думал, здесь разборки какие-то".

Земляки рассказывают о Мусе. Похоже на конкурс под названием: "Кто правдоподобнее отмажет Мусу". Побеждает пожилой человек по имени Абдулла с рассказом о его ваххабистской сущности.

По официальной версии, незадолго до теракта Мусу Цечоева по подозрению в пособничестве террористам и причастности к ваххабистски настроенным организациям пытались задержать сотрудники местных правоохранительных органов, которые устроили на него засаду. Он будто бы затеял перестрелку. Один из милиционеров получил ранение.

По версии же земляков Мусы, в частности, его соседа Абдуллы, один из милиционеров во время спецоперации подстрелил другого, своего коллегу. И вот поэтому Муса скрылся на своей машине, думая, что ранение повесят на него.

С тех пор Мусу никто не видел.

Самая последняя информация о нем: убит как террорист в составе группы, организовавшей нападение на школу № 1 города Беслана.

Все бы ничего, но, по свидетельству земляков Мусы, на крючке у милиции он был уже не первый месяц, задолго до нападения на Беслан. По какой-то причине Муса не вызывал доверия у местных милиционеров.

- А по какой, интересно?

- Ну, пить перестал, курить. Помню, если куришь, он к тебе не подойдет никогда, побрезгует, - говорит один из его соседей. - Мы сначала думали, что это из-за женитьбы. А потом оказалось - нет. Идейный.

Вот и таскали его милиционеры в свой отдел то и дело. Не было недели, чтобы его не вызвали в милицию. Муса туда покорно ходил, потом возвращался. К своим гектарам, скотине, сену и огороду. Если верить соседям Мусы, он был идеальным колхозником.

- Мог он пойти к террористам из-за прессинга милиции? - спрашиваю я Абдуллу, по виду местного авторитета (в хорошем смысле слова) и бывшего милиционера, как выяснилось при прощании.

- Да, любой из нас мог бы пойти после этого. И ты - тоже.

Дом Мусы Цечоева находится в двух шагах от сельской мечети. В пределах ограды, на постаменте - бюст некоего кавказского (по виду) мужчины. Оказывается, что это родной дядя Мусы - Татри Цечоев. А улица, на которой стоит дом, в котором Муса жил, названа именем его дяди.

Татри Цечоев в Великую Отечественную воевал в партизанском отряде на Украине. Однажды прикрывал отступление основных сил с шестью своими товарищами, командовал ими. В бою погиб. Недалеко от Шепетовки, на подступах к селу Романово.

- Татри не дали Героя, потому что ингуш, - говорит Мансур, брат Мусы Цечоева, бесланского террориста. - Был бы русским или осетином - дали бы, точно.

До 1987 года Татри числился без вести пропавшим, пока его русский однополчанин не рассказал об обстоятельствах его смерти. Теперь без вести пропавшим в Сагопши числится его племянник Муса. Его родственники ездили на опознание - не опознали. Не он, говорят.

- А знаете, что ваше село Сагопши осетинские сотрудники ФСБ считают ваххабистским? - спрашиваю я земляков Мусы.

- Знаем, - отвечают они. - А им что: если человек совершает намаз, ходит в мечеть несколько раз в день, не пьет и не курит, значит, он ваххабит.

Бейал Цечоев - однофамилец Мусы и немного его родственник. По оперативной информации, был женат на одной из шахидок, впоследствии погибшей в "Норд-Осте". Бейал Цечоев тоже числится погибшим во время бесланского теракта. Живет (жил) в Сагопши на параллельной улице. Брат Бейала Исмаил рассказывает, что их родственники ездили на опознание трупа, но тоже не опознали.

Какая-то бабка, выскочившая из-за ворот, начинает причитать: "Он полтора месяца перед Бесланом на заработки уехал. С тех пор мы его не видели".

- И не звонил?

- Позвонит еще.

Появляется еще один родственник Бейала. Просит нас убраться. По-хорошему. Мы убираемся в Эльхотово.

"Зачем нам еще один позор?"

В осетинском селе Эльхотово больше девяти тысяч дворов. Уроженцем Эльхотово, по оперативным сводкам, числится Владимир Ходов, самый жестокий из бесланских террористов. Владимир Ходов причастен как минимум к двум терактам: взрыву машины у Института МВД во Владикавказе 3 февраля 2004 года и взрыву поезда Москва-Владикавказ 29 мая того же года.

Родина самого жестокого террориста встречает нас недружелюбно. Самая вежливая реплика на наш вопрос о Ходове звучит так: "В сторону умерших никто не встает". Это осетинский аналог русского: "О покойниках либо хорошо, либо ничего".

Нас, чужаков, сразу вычисляют милиционеры. Подъезжает гражданская "девятка". Не вылезая из нее, полковник милиции начинает нас отчитывать:

- Чего вы все крутитесь, что вам все неймется. Неспокойное у нас место - Ингушетия близко.

- Да мы только что оттуда. Спокойно там...

- Вы уедете, а нам здесь жить.

Эта тема звучит здесь постоянно: "Нам здесь жить". Осетины скрупулезно планируют долгосрочные отношения с соседями. Планируют по-разному.

Осетинская женщина Аннета Гадиева состоит в комитете "Матери Беслана", ее 9-летнюю дочь-заложницу убили в школе № 1. Рассказываю ей про нашу поездку в Ингушетию, в село Сагопши.

- Если бы я знала, что вы туда собираетесь, я с вами бы поехала.

- И что бы вы стали там делать?

- Вышла бы на главную площадь и заорала бы что есть сил: "Покажите мне эту мать, которая рожает таких зверей!"

Русская женщина Александра Ходова многие годы работала акушеркой в осетинском селе Эльхотово, плотно населенном ингушами. Ее 31-летнего сына-террориста убили в школе № 1. Крик Аннеты Гадиевой Александре Ходовой не услышать. Ей некоторое время спустя после трагедии в Беслане пришлось уехать из села Эльхотово. Пожалуй, это единственный случай, когда жизнь родственников террористов изменилась после Беслана. Газеты писали, что на общем сходе жители села решили ее выселить.

- Никто ее не выселял, - говорит пожилой осетин Алексей, сосед Ходовых по двухэтажному обшарпанному дому на улице Зортова, 17. Алексей крутит плоскогубцами водопроводный кран. Ему - главное огород полить. А до террориста Ходова ему, похоже, дела нет.

- Зачем нам еще один позор? - возмущается Георгий Улубиев, руководитель "Стыр Нхаса" ("Большое слово"), общественной организации, объединяющей старейшин села Эльхотово. Вы не знаете, но у нас была информация, что приедут люди из Беслана и растерзают ее как мать террориста. Вот ее и скрывали в местном отделении милиции несколько дней. А сход действительно был. Там мы решали всего два вопроса: как оказать противодействие терроризму и помощь Беслану. Между собой люди, конечно, обсуждали, что делать с матерью Ходова. Но в повестке этого не было. Мы ей говорили: "Александра, уезжай ты от греха". Она и уехала, поручив следить за своей квартирой кому-то из соседей. Наверное, на родину, в Бердянск. Я думаю, каждый нормальный человек поступил бы так же на ее месте.

- Так, по-вашему, мать за сына отвечает или нет? - спрашиваю я старейшину.

Вместо ответа он рассказывает мне историю о том, как в его роду погибли 37 мужчин из-за одного дурака, который кого-то убил по пустяковому поводу и с которого началась вендетта по-осетински. Затем он предлагает мне зайти в гости к его друзьям и попробовать осетинских пирогов.

Я понимаю, что это именно тот случай, когда лучше жевать, чем задавать вопросы.