Перетряхивая архив...

Актуальные политические статьи, мемуарные очерки, зарисовки, старые рассказы, интервью, автобиографические заметки - иными словами, Василий Аксенов, оставшийся за пределами своих романов, своих художественных публикаций, открывается в этой книге. Получился своего рода "контекст писателя".

Разнотемье, разностилье, разножанровость сборника как будто предполагают свободу чтения, раскованность восприятия. Что-то читается более внимательно, что-то пролистывается, что-то пропускается вовсе (скажем, рассуждения об американском футболе и футболе европейском, о супруге президента Клинтона, об Олимпиаде и фигурном катании и прочее). Читатель волен выбирать, какой Аксенов ему интересен, а главное - от какого Аксенова к какому переходить.

Если пользоваться любимыми терминами самого Василия Павловича, сборник кажется джазовой импровизацией на тему автора. Он позволяет поместить рассказ 1967 года о поездке двух молодых людей на Кавказ в контекст сегодняшних (или совсем недавних) политических событий, прошлое совместить с настоящим, американские впечатления - с восприятием российских реалий, "Зеницу ока" - с "Голубым глазом". Ведь, как признается Аксенов, "Зеница ока" - это переписанный спустя 45 лет рассказ "Голубой глаз" (впечатления от встречи с вернувшимся из ссылки отцом), который тогда так и не удалось опубликовать. Голубой глаз - искусственный стеклянный глаз, который десятилетний мальчик находит в глубине сундука, хранящего семейные реликвии. Спустя годы он видит искусственный глаз у вернувшегося из ссылки отца. "Иногда мне кажется, что этот незрячий глаз давал мне какое-то удивительное зрение, - проговорил он с некоторой дрожью в голосе. - В те давние времена, когда мы все были вместе, мне казалось, что он помогает мне видеть будущее, а сейчас этот неотличимый дубликат будто бы освещает давно забытое, задавленное мною самим прошлое".

Наверное, в этом смысл всего сборника и состоит. Несмотря на жанровый и тематический хаос, если не прошлое вообще, то какие-то моменты и эпизоды прошлого, фигуры уже ушедших друзей и знакомых проступают в этой книге удивительно отчетливо - Булат Окуджава, Алик Гинзбург, друзья ленинградской юности. Прошлое выглядит реальнее настоящего - наверное, из этого и вырастают мемуары. И мемуарные (автобиографические) очерки (скажем, история трех аксеновских пальто) явно выделяются в книге. Едва ли не лучшие страницы в ней посвящены Юрию Казакову. Аксенов пишет о нем и его рассказах как внимательный и бережный читатель, так что кажется, казаковский дар передавать все оттенки ощутимого, пахнущего, разноликого живого мира свидетельствует сам о себе, и сам Юрий Казаков в житейских мелочах и подробностях, лишь оттеняющих его талант, возникает перед читателем.

Забавно, искусственный глаз вполне может быть проницательным, вполне может оказаться "зеницей ока".

Василий Аксенов. Зеница ока. - М.: Вагриус, 2005