Кому Родина - мать, а кому и папа
Накануне весеннего призыва в Саратове заявила о себе первая в стране сугубо мужская правозащитная армейская организация. Оказалось, что солдатские отцы активно действуют в городе уже 1,5 года, но пока нечем было хвастаться, предпочитали находиться в информационном подполье. Сегодня их ряды насчитывают уже 500 человек. С особенностями мужского сопротивления дедовщине познакомился спецкор "Известий".
Солдатские папки
Члены Комитета солдатских отцов пока всячески избегают любых сравнений с коллегами-матерями. Чтобы ввести противника в заблуждение, они даже выбрали для своей организации очень длинное и политически нейтральное название — Фонд поддержки граждан, подлежащих призыву на военную службу, военнослужащих, граждан, уволенных с военной службы, и членов их семей. Но жители Саратова моментально просекли, что к чему, и окрестили "Поддержку" Комитетом солдатских отцов. Пришлось смириться.
— Началось все 2 года назад вот на этом самом месте, — отец двоих сыновей Владимир Прохоров нежно положил свои тяжелые руки на кухонный стол. — Сидели три полковника в отставке — один из авиации и двое сухопутных. Пили чай. Я как раз пришел со школьного родительского собрания — как всегда, озадаченный вопросом: почему же, кроме меня и еще 2—3 отцов, на эти собрания приходят одни матери? Кружка за кружкой — и за этим столом мы расширили проблему: "Почему вообще везде бабы заправляют? Даже в армейском правозащитном движении — одни матери". И не могли мы найти ответа. А потом еще немного подумали и решили, что никакого ответа искать не надо. Надо просто действовать.
Действовать отцы решили в мужском стиле. Главный принцип работы комитета: минимум шума — максимум эффективности.
— Мы не собираем митинги, не пишем публичные обращения, не организовываем скандальные пресс-конференции, — говорит еще один отец двоих сыновей Владимир Бирюков. — Не тот хирург хорош, который, вместо того чтобы оперировать, кричит о страданиях своего пациента на всю больницу. А тот, кто молча делает свою работу и спасает здоровье людей.
Рабочее место профессиональных отцов — комната в Доме офицеров. Здесь они ведут ежедневный прием. Над столом Владимира Прохорова — две полки с солдатскими папками. На одной полке папок много, на другой — мало. Много — это те дела, которые уже благополучно решены. Мало — те, что еще в разработке. Всего за полтора года в комитет вступило более 500 человек — в основном те, кому отцы реально помогли. Из них 150 — активисты. В последние месяцы на прием выстраивается очередь. Приходится посетителям талончики выдавать со временем посещения — как в поликлинике.
— И вот что характерно, — говорит Прохоров, — папаши обычно приходят к нам еще до того, как их дети идут служить. Хотят проконсультироваться — как готовиться к армии, как правильно себя вести во время службы. То есть действуют на упреждение. А матери приходят лишь тогда, когда уже что-нибудь случилось.
Как будто в подтверждение этих слов в кабинете появляется заплаканная женщина — Вера Захарова. Показывает письма сына Жени из воинской части, расположенной в поселке Тоцкое Оренбургской области. Несмотря на чудовищную грамматику, из писем ясно, что сына в казарме регулярно бьют, уже отбили почки. Вера Александровна говорит, что сразу позвонила на "горячую линию" Саратовской военной прокуратуры, которую после случая с Сычевым в городе усиленно рекламировали. Там ей сказали, чтобы она пришла и написала заявление. Вера Александровна пришла и написала. Думала, сейчас сразу все забегают, и ее сына бить перестанут. Но через неделю она получила письменный ответ о том, что ее заявление направлено в Оренбургскую область. По телефону в Саратовской военной прокуратуре ей сказали, что вопрос будет решен месяца через полтора, не раньше. "Так его же за это время там убьют! — кричала в трубку Вера Александровна. — Почему же линия называется "горячая", если вы не можете решить этот вопрос оперативно?!"
Прохоров, когда увидел этот письменный ответ, схватился за голову. В официальном документе прокуроры перепутали номер части с почтовым индексом. Тут же позвонил в Оренбургскую прокуратуру. Там пообещали взять это дело на особый контроль. А уже на следующий день сообщили, что по этому случаю возбуждено уголовное дело, Евгений Захаров признан потерпевшим.
— Владимир Викторович, а чего это они вас так слушаются? Кто вы такой? Просто подполковник в отставке. Мало ли в России таких подполковников!
— Вы нас недооцениваете. Мы же хитрые. Мы заручились поддержкой областного военного профсоюза. А военные профсоюзы — это огромная сила. 700 тысяч человек, их представители есть в каждой воинской части России, во всех штабах. Так что 80% проблем нам удается решить по одному звонку. Просто обращаемся к главе профкома воинской части, где случился инцидент, он доводит до сведения командира, что у него в части такие-то проблемы и что их надо решить, иначе их будут решать другие. Все, этого достаточно. Но случай с Захаровым в эту схему не укладывается. Здесь ситуация зашла слишком далеко и речь идет о серьезном криминале.
Солдатские бабки
Юриста Комитета солдатских отцов Николая Григорьевича Малева заставлять работать не надо. За полтора года под его чутким руководством саратовские солдаты и офицеры отсудили у Министерства обороны 45 миллионов рублей.
— Ни одному Комитету солдатских матерей не удалось нанести армии столь серьезный урон, — шутит Малев. — Хотя мы такой цели не ставим. Мы, наоборот, считаем, что помогаем Министерству обороны оздоровить свою структуру. Потому что только реальный материальный урон от неправовых действий может заставить военных навести в армии порядок.
Николай Григорьевич рассказал о своей последней победе. Живет в поселке Тепловский Перелюбского района спецназовец Володя Еремеев. С детства мечтал об армии, отслужил срочную, остался на контракт, дослужился до крапового берета. В 1996-м в Чечне подорвался на мине, перенес 11 операций, чудом остался жив — инвалид I группы. Несколько лет пытался добиться от государства всего, что ему полагается, — безуспешно. За дело взялся Николай Григорьевич. Пришлось пробить много стен. Дважды встретиться с командующим внутренними войсками. Но в итоге Володя получил все, что положено, и даже больше: страховку (75 окладов), единовременное денежное пособие (60 окладов), пенсию инвалида войны, "Оку" от Министерства труда и соцразвития и даже собственный дом от благотворителей. "Счастливым концом" назвать это язык не поворачивается, но победой — вполне.
Пока единственный "висяк" Николая Малева — это дело Юры Костюнина. Он погиб 6 мая 1996 года — в печально известной автоколонне, которую расстреляли чеченские боевики. От Юры осталась одна нога. Спустя 3 месяца после трагедии уже оплакавшие сына родители получили от Минобороны письмо похуже "похоронки": их мертвый сын, оказывается, уволен из рядов Вооруженных сил. Потому что по документам он почему-то живой. Лишь в 2002 году Костюниным удалось доказать, что их сын погиб. Государство обязано выплатить родителям 120 окладов погибшего. Но этих денег родители Юрия Костюнина так и не получили. Отец солдата, не выдержав нервного напряжения, умер, не дождавшись конца судебного разбирательства, а мать суд упорно называет мачехой на том основании, что хотя они с мужем и прожили вместе всю жизнь, но официально расписались только тогда, когда сын достиг совершеннолетия.
— Николай Григорьевич, вам после таких историй не хочется податься в солдатские матери? Они тут на днях как раз митинг устраивают против призыва.
Малев глубоко вздыхает:
— Я не идеализирую нашу армию. Я сам прослужил в ней 20 лет. В ней есть разные люди — как и везде. Очень легко набрать несколько десятков подобных случаев и слепить образ огромного сумасшедшего дома, который очень хочется уничтожить. Но понимаете, можно критиковать армию, а можно ее ненавидеть. Можно бороться с ее недостатками, а можно с ней воевать. Я выбираю первое.
Солдатские штучки
Но часто солдатским отцам приходится разбирать не трагические случаи, а комические. Есть, например, у них в обиходе такое смешное слово — "потеряшки".
— Это такие солдаты, которые упорно не пишут домой, — рассказывает Владимир Бирюков. — Матери с ума сходят, шлют письма во все инстанции, ставят на уши кучу чиновников, а потом выясняется, что их сыну просто-напросто лень чиркнуть о себе пару строк. Особенно это стало актуально в последнее время. У первогодок теперь появилась дурная традиция: пока ты в учебке — домой ни строчки. А это — полгода. В таких случаях наши профсоюзные связи особенно полезны. Вместо того чтобы матери ехать на другой конец страны, мы просто делаем один звонок, и уже через пару недель приходит письмо — и мать успокаивается.
С особо злостными "потеряшками" поступают так: по договоренности с родителями казначеем солдата становится профсоюзный работник. Родители высылают тому деньги, а он выдает их бойцу лишь после того, как тот позвонит домой.
Прием в Комитете солдатских отцов продолжается. Следующие 5 посетителей пришли за юридической консультацией. Они считают, что их необоснованно признали годными к службе. Юрист Николай Малев честно выдал им алгоритм действий.
— Мы против выполнения плана по призыву любой ценой, — сказал мне Малев. — Мы сами военные и знаем, что толку от таких солдат в армии мало. Но вместе с тем мы против лозунга "Любой ценой не пустим своих детей в армию". Это ложь, что весь цивилизованный мир давно отказался от воинской повинности. В одной только Европе она действует в 12 государствах, в том числе в Германии, Австрии, Финляндии, Греции, Италии, Норвегии, Швеции и Швейцарии. И пока в России есть призыв, воинская служба — это законная обязанность любого мужчины.
В кабинет входит очередной посетитель. Зовут Антон Семенов. 17 лет. Антон — редкий экземпляр. Он очень хочет в армию. Досрочно. Даже экстерном сдает выпускные экзамены в школе, чтобы успеть в весенний призыв. С Антоном пришла его мама. "Уж я его пугала-пугала, а он не пугается", — разводит руками мама.
— А может, оно и к лучшему, — говорит Прохоров. — А то вон вчера к нам другая мама приходила, плакала, сына в армию сдать хотела. А знаете, почему плакала? Потому что пока сын от армии бегал, стал наркоманом. Но мы уже помочь ничем не могли. В армию наркоманов не берут.
Антон Семенов имел с Прохоровым мужской разговор. Владимир Викторович дал ему много советов. Совет первый: если у тебя есть какие-то особые навыки или способности — не стесняйся сказать об этом командиру. Это в армии всегда приветствуется. Совет второй: индивидуализм — это хорошо и правильно, но армия — это прежде всего коллектив, где от твоих действий зависишь не только ты один, но и все, кто входит в боевую единицу. У вас общие цели и общие задачи, поэтому крайний индивидуализм в таких условиях воспринимается негативно.
— Очень многие случаи неуставных отношений в армии спровоцированы именно таким поведением, — говорит Прохоров. — Но далеко не все. Поэтому совет третий: на всякий случай договорись с родителями о какой-то фразе-пароле. Например: "Погода у нас испортилась". И если они обнаружат ее в твоем письме, сразу придут к нам.
Солдатские жучки
Сергей Максимов тоже хочет в армию. Но он хочет служить не один, а с собакой. Для этого он уже полгода ходит в секцию "Юный пограничник" Клуба служебного собаководства соседнего с Саратовым города Энгельс. Это один из немногих осколков огромной структуры, которая раньше называлась ДОСААФ — Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту.
— Мы существуем уже 50 лет, а я здесь работаю 25 лет, — рассказывает начальник клуба, потомственный собаковод Сергей Лабурченко. — В лучшие времена из "Юного пограничника" шли служить в армию вместе со своими собаками 4—5 подростков в год.
Лабурченко глубоко вздохнул.
Сегодня то, что осталось от ДОСААФ, называется РОСТО, но это уже совсем не то. Всерьез работают лишь водительские курсы, а остальные направления тают на глазах. В Комитете солдатских отцов считают, что возрождение системы ДОСААФ было бы гораздо более эффективным средством борьбы с беспределом в армии, чем тысячи митингов и публичных акций.
— В советское время в этом обществе развивались десятки военно-прикладных видов спорта, — говорит отец и собаковод Лабурченко. — Стрелковые клубы, яхт-клубы, парашютные секции, водительские курсы, спортивное ориентирование на местности, авиамоделирование, клубы радиолюбителей — всего я уже не упомню. Тысячи призывников уходили из этих клубов в Вооруженные силы, уже имея навыки, а главное — желание применить их на практике. Я со всеми поддерживал отношения и могу сказать точно: ни один из них не столкнулся с неуставными отношениями. Потому что все они пошли в армию подготовленными — и физически, и морально.
— Я вообще считаю, что дедовщина — это проблема немужественных мужчин, — говорит Прохоров. — 80% тревожных обращений к нам касаются парней, которые выросли в неблагополучных семьях с ослабленным мужским воспитанием. Поэтому победить дедовщину в нашей армии смогут только настоящие отцы. Которые в состоянии вырастить своих сыновей настоящими мужчинами.
Собаку Сергея Максимова зовут Берта. Но не факт, что она успеет стать пограничной. Клуб служебного собаководства под угрозой закрытия: его территория приглянулась какой-то коммерческой структуре. А "Юный пограничник" не приносит доходов. Так решили какие-то очень умные дяди. Тоже, наверное, отцы. Просто отцы, не солдатские.
