Рабочий, колхозница и пивная кружка
1 июля исполняется 120 лет со дня рождения Веры Мухиной - самого знаменитого, хотя отнюдь не самого успешного скульптора советской эпохи.
Спросите любого, какой монумент вернее всего олицетворяет дух былого коммунистического строительства в нашей стране, - всякий назовет "Рабочего и колхозницу". Хотя, между прочим, еще пяток-другой лет без оригинала перед ВВЦ - и поручиться за результат опроса будет труднее. Композицию из нержавеющей стали (изрядно проржавевшую) демонтировали в 2003 году, но обещали вернуть после реставрации как можно скорее и в самом презентабельном виде. Сроки восстановления переносились несколько раз. Последний по времени официальный прогноз - 2010 год, однако экономический кризис ставит под сомнение и эту дату. Там ведь и подземный паркинг намечался, и благоустройство прилегающей территории, и новый пьедестал... Похоже, пока капитализм не воспрянет, не стоять символу коммунизма на прежнем месте.
Сама Мухина, правда, эту дислокацию возле ВДНХ не жаловала. Во-первых, постамент низенький, всего-то десятиметровый, во-вторых - топографически совершенно невыигрышная точка. Вера Игнатьевна мечтала видеть монумент или на Воробьевых горах, или на стрелке у Москвы-реки - там, где сейчас возвышается бронзовый Петр. Только кто бы стал спрашивать ее мнение в 1938 году? Статуя тогда вернулась из Парижа после триумфа на Всемирной выставке, о создательнице "Рабочего и колхозницы" говорили повсюду как о выдающемся художнике, но у себя на родине права голоса она была по сути лишена. Хотя до сих пор распространено мнение, будто Вера Мухина числилась эдакой советской небожительницей, ни в чем не знавшей отказа и едва ли не диктовавшей моду на монументальный стиль эпохи. Это миф - вернее, миф наполовину.
В небожители ее действительно приняли: пять Сталинских премий кое-что означали с точки зрения социального статуса. Но следовало ли считать эти награды мандатом от власти на беспрепятственную творческую самореализацию? Ничего подобного. Достаточно сказать, что у Мухиной за все советские годы не состоялось ни одной персональной выставки. И нереализованных монументальных проектов у нее было гораздо больше, чем воплощенных. Вспомните хотя бы знаменитый портрет кисти Михаила Нестерова, где уверенная в себе женщина лепит из глины эскиз будущего монумента. Эпизод исторически достоверен, только тот памятник героям-челюскинцам так и не был воздвигнут. Равно как и ранний монумент в честь Якова Свердлова, как и поздний комплекс "Фонтан национальностей" близ станции метро "Кропоткинская" - перечислять можно долго. Веру Мухину сделали иконой советского искусства, но предпочитали держать "в запаснике". Говоря проще, кремлевские вершители судеб ее втайне недолюбливали и не слишком ей доверяли.
Почему? Да хотя бы из-за революционного романтизма, которому она внутренне оставалась верна всю жизнь и который делался все более неприемлемым для государственной идеологии. Освобождение человечества, царство гармонии, искренность творческого порыва - сами слова эти становились анахронизмами, а уж носители подобных идей брались под подозрение в первую очередь. Только не стоит думать, что все эти люди автоматически оказывались в лагерях или под дулом пистолета. Машина работала взахлеб, но с вариациями.
Например, у Веры Мухиной имелись все шансы угодить в проскрипционные списки - хватило бы одного эпизода, когда она с мужем и сыном в отчаянии пыталась покинуть пределы Советской России. Ее супруг, врач-эндокринолог Алексей Замков, которого называют одним из прототипов профессора Преображенского из "Собачьего сердца", подвергся в конце 1920-х годов жуткой травле - и семья собралась бежать за границу. Разумеется, доблестные чекисты эти планы сорвали. Из воронежской ссылки опальную семью вызволил Алексей Максимович Горький. Многие из наших современников еще не забыли памятник "буревестнику революции" на площади Белорусского вокзала, ныне также демонтированный. Так вот, этот монумент был не просто госзаказом, а еще и тайным знаком благодарности от Веры Мухиной своему спасителю.
В принципе ее могли бы изничтожить просто по классовому признаку: отец будущей звезды советского искусства считался чуть ли не самым богатым купцом в Риге. После смерти жены он перевез семью в Феодосию, потом были Курск и Москва - к тому времени уже не стало и отца, сестры Маша и Вера воспитывались родственниками-опекунами. Но капиталы семейства оставались значительными, что позволило младшей Мухиной учиться живописи у Константина Юона и Ильи Машкова, а позднее - скульптуре в Париже, в академии "Гран Шомьер", у знаменитого Эмиля Антуана Бурделя. На берегах Сены ей прочили блестящие перспективы, однако она вернулась в Россию перед самой германской войной - и с ее началом бросила искусство, поступив на три года в госпиталь медсестрой. Отсюда, кстати, и знакомство с будущим мужем, врачом по профессии.
После революции Вера Мухина вернулась к творческим занятиям, пробовала участвовать в ленинском проекте монументальной пропаганды, но до установки памятника просветителю XVIII века Николаю Новикову дело тогда не дошло. Настоящая известность пришла к ней после выставки к 10-летию Октября, где Мухина показала двухметровую скульптуру "Крестьянка". Авангардные принципы сошлись с тягой к классической основательности. Все стало получаться, вдохновение укладывалось в технологию, зазвучали панегирики.
Ну и доносы появились конечно же, как без них. Однажды в ходе сборки монумента "Рабочий и колхозница" на площадку вдруг прибыл Сталин. Без всяких расспросов вождь осмотрел с разных сторон неоконченный памятник и так же молча уехал. Позднее стало известно, что в Кремль поступила информация, будто бы в складках стального шарфа, задуманного как дополнительная опора, проглядывают портретные черты Троцкого. Скорее всего Иосиф Виссарионович признаков "идеологической диверсии" не усмотрел - во всяком случае, никаких негативных последствий этого визита Вера Игнатьевна на себе не испытала. Но случай показательный. Талант признавали, а идейную выверенность меж тем блюли.
Иногда этот пригляд обретал анекдотические свойства. Например, существует вполне правдоподобная легенда о том, что памятник Чайковскому перед Московской консерваторией, спроектированный Мухиной, предполагал изначально фигуру пастушка со свирелью рядом с композитором. Но благодаря чьей-то бдительности отрока изъяли, усмотрев намек на нетипичную сексуальную ориентацию Петра Ильича. Вместо пастушка появился пюпитр...
Сын Веры Мухиной писал в воспоминаниях: "Она не создала ни одного портрета членов Политбюро, хотя предложений у нее было немало. В конкурсах на памятник Ленину мама участвовала, но ни один ее проект не был одобрен. Думаю, она сама не хотела этого". Как вы догадываетесь, не вышло из-под ее рук и ни одного монумента Сталина. А ведь намекали совершенно недвусмысленно. Более того, купеческая дочь не могла не оценить всех преимуществ подобного заказа. Сравните: за "Рабочего и колхозницу" она получила гонорар в 25 тысяч рублей, тогда как автору памятника Сталину на канале Москва-Волга начислили вознаграждение в сумме 300 тысяч. Но, вероятнее всего, цифры были не главным показателем ее ментальности.
Она предпочла заниматься камерными скульптурными портретами, фарфором и стеклом. Кстати, развеем попутно один устойчивый миф: Вера Мухина вовсе не была изобретателем граненого стакана, как принято считать, зато придумала форму для граненой пивной кружки, которая в России тоже имеет культовое значение. Но все-таки лучшим своим произведением, помимо пресловутого символа единения пролетариата с трудовым крестьянством, она считала надгробие на могиле Леонида Собинова на Ваганьковском кладбище...
