Последний из партизан
В Музее Великой Отечественной войны в Минске хранятся портупея партизанского командира Владимира Дерябина, знамя его отряда "Искра", сшитое из детского одеяла, и второй номер рукописного журнала партизан. Это выцветшая желтая тетрадь, которая раскрыта на рассказе "Гантай". Если сквозь стекло музейной витрины внимательно приглядеться к аккуратному почерку, можно узнать о подвиге подрывника по имени Гантай Ташниязов, который в октябре 1942 года отправил под откос эшелон врага, уничтожив за один день более 500 фашистов.
Но главным экспонатом все же считается пушка, сделанная в отрядной кузнице. До войны красноармеец Дерябин служил в полку оружейным мастером, так что его партизаны сами умели делать оружие. Они сняли пушку с подбитого немецкого танка и поставили на колеса от сеялки. Ее так и называли: пушка-сеялка. Чтобы сделать выстрел, партизанский пушкарь бил молотком по ударнику. В советское время рядом с этим символичным орудием в музее принимали белорусских октябрят в пионеры.
А 14 июля 1944 года пушка-сеялка даже участвовала в параде партизан, который провели в освобожденном Минске. Вместе с ней по городу прошли 30 тысяч мужчин, воевавших в местных лесах. Музейные экскурсоводы охотно расскажут вам сотни историй о белорусских партизанах, самым старым из которых считается некий дед Талаш, угодивший в отряд в возрасте 100 лет, а самым молодым - 10-летний мальчик Игорь Сиборский, который подносил патроны отцу. Но сегодня я слушаю только одну из таких историй. Мне ее рассказывает 85-летняя Нина Павловна Потапенко, последняя из живых партизан белорусского отряда "Искра", который благодаря ее покойному мужу, командиру Владимиру Дерябину люди звали просто - Володькин отряд.
Дерябин-командир
Дерябин-командир, как до сих пор называет его супруга, родился в Самарской губернии и воспитывался родной теткой. Но в семилетнем возрасте во время поездки в Ташкент потерялся в толпе на вокзале. Мальчика определили в детдом. Окончив школу, он стал работать в паровозном депо, а потом вступил в Красную Армию, начав службу в Гомеле в 1939 году. В первые дни войны его полк оказался в летних лагерях под Вильнюсом. Дерябину, как оружейному мастеру, приказали начать эвакуацию боеприпасов из Вильнюса в направлении Молодечно. В одном из боев под Молодечно Дерябин был ранен и контужен.
Вместе с армейским другом Дерябин решил пробираться к действующим частям через лес. Сам он идти не мог, поэтому боевой товарищ вез его на обычной тачке. В Березинском районе Минской области на пути им встретился дом лесника. Лесником оказался некто Тит Шерокопыт, обычный колхозник. Но, как это часто случается в Белоруссии, человеком Шерокопыт оказался явно непростым. Он мастерил известные в округе ложки и давал их далеко не каждому. Ложки использовались у партизан вместо пароля - кто приходил к ним с ложкой Тита, тому можно было доверять.
Шерокопыт сказал Дерябину с товарищем, что в лесу спокойно и лучше бы им здесь и остаться. Научил, как собирать дрова, искать смолу и ягоды, показал, где проходят прямые тропы и в какой стороне железная дорога Минск-Орша. В итоге красноармейцы вырыли землянку в ельнике около деревни Потичево. И вскоре стало понятно, что лес собирает в себе многих людей, которых заставила скитаться война.
Сначала пришли несколько украинцев и белорусов, а потом - киргиз и узбек. Узбеком был Мамаякуб Халиков, его для простоты называли Якуб. За ним появились казах, трое адыгейцев и грузин. Зимой к партизанам присоединился словак, а также Толя Петух, двоюродный брат будущей жены Дерябина Нины. Толю взяли в отряд за то, что он принес с собой два ручных пулемета.
Нина Павловна показывает мне фотографии Дерябина-командира, и я вижу на них худого юношу с большими серыми глазами. Светлые волосы зачесаны назад. Я пытаюсь узнать о подвигах этого человека, но понимаю, что главный из них состоял, собственно, не в том, чтобы внезапно палить по немцам из пулемета, взрывать составы и наводить на немцев ужас криками "Ура!", а в том, чтобы просто выжить, спрятать людей, которые так или иначе оказались рядом с тобой.
Основную часть времени отряд стоял среди непроходимых болот или ночевал в лесу без костров. Если был снег, Володькин отряд ходил так называемой волчьей походкой: все двигались гуськом в один след, а последний тащил за собой еловую ветку. Весной в слякоть и разводье бойцы делали себе лапти из немецких автомобильных шин.
В начале 42-го года в отряд к Дерябину пришла женщина. Это была 32-летняя украинка Паша Петровна, жена одного из партизан отряда. Она отказывалась возвращаться в деревню и на возражения командира отвечала: "Володя, я ж тебе в матери гожусь". С тех пор Паша Петровна следила в отряде за дисциплиной. Если боец совершал провинность, она говорила Дерябину: "Выпусти-ка его с гауптвахты, я ему сама дам чертей".
Скоро Дерябин взял в отряд и других женщин. Ими стали Нина Потапенко и ее мама. Отец Нины был председателем Смолевического райисполкома, первым коммунистом на деревне, но он ушел на фронт, а его женщины убежали от карательных отрядов СС в лес.
Еще в отряде был повар Тихон. Тихон мечтал взрывать паровозы, но Дерябин не пускал его. Говорил: откорми мне сначала бойцов, а то похожи на скелеты. Но на картошке и муке, которые удавалось раздобыть у местных жителей, не слишком зажируешь. Так что Тихон все больше руководил сбором клюквы в лесу и распоряжался трофейными шнапсом и солью, которые иногда удавалось отбить у немцев. Ничего вкуснее соли в лесу вообще не было, вспоминает сегодня Нина Павловна. Поэтому, когда она заканчивалась, отрядный врач Юзбашев говорил: "Соли бы раненым и детям", - и партизаны шли к гарнизонным складам врага.
Ядрена мышь
В 43-м году в Володькин отряд прибыл комбриг из Москвы по фамилии Балан. Он должен был объединить несколько белорусских отрядов в общую бригаду "Разгром". Партизан Дерябина перевели на новое место, ближе к железнодорожной магистрали Минск-Москва, и разместили в землянках взводами. Партизанам объяснили, на каком расстоянии от них находятся другие отряды - "Знамя", "Коммунист", "Щорс" и велели поддерживать с ними связь. За каждым отрядом Балан закрепил деревни, в которые партизаны могли бы ходить за картошкой, свеклой и капустой.
Если в деревне были немцы, жители вывешивали во дворе белое белье и открывали настежь дверь сарая или чердака. Чтобы фашисты не совались в лес, для них на деревьях прибивались таблички: "Граждане! Будьте бдительны, дорога заминирована. Партизаны". Но однажды это не помогло. Разведка донесла, что немцы окружили лес. По убегающим партизанам фашисты стреляли с самолетов. Но отряд смог уйти от немцев, простояв сутки по пояс в болоте неподалеку от немецкого гарнизона, где их никто и не думал искать. Вместе с ними здесь же оказался и соседний партизанский отряд, в котором незадолго до этого родился ребенок. Пеленки стирали и сушили прямо тут же, стоя в ледяной воде. Они просто держали их по очереди в руках на ветру, а потом согревали за пазухой - надо же было как-то заботиться о младенце.
Нина Потапенко улыбается, когда я прошу ее вспомнить, как они праздновали эти маленькие победы. Она пожимает плечами и вспоминает частушки, которые пели под гармошку. Например, такую: "Гитлер стонет, Гитлер плачет, ох, судьба, ядрена мышь".
Судьба оказалась такой, что в 1944 году над белорусским лесом впервые показались советские самолеты, которые сбрасывали партизанам грузы с медикаментами и посылками, в которых иногда почему-то были даже и дамские чулки. Потом один из самолетов сел прямо в болото, и в землянку Дерябина пришли летчики. Они забирали тяжелораненых. На этом самолете увезли и беременную жену командира соседнего отряда "Знамя" по фамилии Веер. Летчики не заметили, что Нина Потапенко тоже беременна, потому что она была слишком худой. А на следующий день поблизости остановились советские танки. Ими командовал генерал Родин, а его брат в отряде "Искра" делал рукописный журнал. Генерал нагрянул к брату вместе с передовыми частями, которые уже гнали немцев на запад. Скоро партизанам приказали выходить из леса. Через пару месяцев после этого жена Дерябина-командира родила ему сына.
Жить хочется
Отец Нины Павловны после войны стал директором леспромхоза в Слуцке. Двоюродный ее брат Толя Петух окончил университет и стал главным редактором на белорусском радио. Партизанского командира Веера назначили работать на спиртзавод, к нему часто приезжали бывшие партизаны. А младенец, чьи пеленки сушил отряд в блокаду, вырос и стал заслуженной артисткой белорусского театра Тамарой Николаевой.
А командир Дерябин умер в 2000 году, последним из всех партизанских командиров. Теперь улица в деревне Потичево Смолевического района называется его именем. Про жизнь в отряде он написал мемуары, рукопись состоит из 29 глав и называется "Комсомольская искра". А на месте стоянки партизанского отряда построили мемориал, трибуну и макет землянки.
Нина Павловна на кухне рассказывает мне про секретное партизанское задание, которое она вместе со своей мамой выполнила в войну для спецгруппы майора Гнеденко из Москвы, заброшенного как-то к ним в лес. Они уговорили одного фашиста стать советским шпионом. Он называл им пункты назначения поездов и номера частей, которые ехали в вагонах. Немца звали Адам Брэдгауэр, он был заместителем начальника железнодорожной станции. Он верил, что все хорошее в Германии идет от Гитлера, а нехорошее - от гестапо и СС.
В январе 44-го Адам Брэдгауэр был казнен гестапо, а спецгруппа майора Гнеденко больше не появлялась в лесу. Радист этой группы Ромахин должен был передать в Москву шифровку о том, чтобы Нину Павловну представили к награде. Но после победы она об этом забыла, а вспомнила только сейчас. Так что она просит меня на прощание: "Деточка, если будешь в Москве, привези мне мой орден Красной Звезды".
