«Нормальная дива должна быть гламурной. Но мне нет до этого дела»

В октябре оперная прима Чечилия Бартоли отправится в масштабный концертный тур в поддержку своего только что вышедшего альбома Mission. После презентации громкого проекта в мюнхенском замке Шлайсхайм певица дала эксклюзивное интервью обозревателю «Известий».

― Провокационная обложка ― наверняка ваша инициатива?

― Я сказала фирме Decca: «Я устала делать гламурные фото, которые не имеют никакого отношения к содержанию диска». Я знаю, что это ненормально для нормальной дивы, которая всегда должна быть гламурной. Но мне нет до этого дела. Я хочу пробудить к жизни Агостино Стеффани, великого композитора, который пытался обратить Северную Германию из протестантизма в католичество. Он был дипломатом, миссионером, священником, у него было множество миссий. На обложке ― как бы не я, а он. Но в конце буклета мы с ним даже появляемся вместе. Для того чтобы это оценить, необходимо чувство юмора. Но я не понимаю, почему нам, дивам, не позволено иметь чувство юмора?

― Музыка Стеффани близка к стилю позднего барокко, порой напоминает о Генделе, хотя сам Стеффани жил гораздо раньше.

― Я вообще думала: может это ошибка? Может, мне прислали не те ноты? Форма и фактура этой музыки настолько генделевские! Вполне возможно, что Стеффани вдохновлял Генделя. А ведь он почти никому не известен. Почему? Нет ответа.

― Теперь его определенно ждет лучшая судьба.

― Когда я выпускала «Вивальди-альбом» в 1999 году, я не могла поверить, даже была испугана, когда оказалось, что это мировые премьеры. Это же невероятно, что на исходе ХХ века вы можете выпустить диск с мировыми премьерами арий Вивальди! Так что я поняла: всегда кто-то должен начинать. Сейчас я в восторге, потому что возвращаю к жизни композитора, который был забыт в течение 300 лет. Это все равно что родить ребенка.

― Буклет вашего диска сообщает, что арии Стеффани звучат в «исполнительской версии» дирижера Диего Фазолиса и ансамбля I Barocchisti. Что конкретно подразумевается под этим термином?

― В барочной музыке вклад исполнителя ― фундаментальный вопрос. Мы должны продумывать оттенки громкости, ведь в те времена композиторы не выписывали динамику в нотах. Мы должны добавлять колоратуры, исходя из своего внутреннего ощущения. Но делать это можно тогда, когда перед вами хорошая музыка. Именно это я пыталась показать в восьмидесяти минутах диска: Стеффани ― великий композитор. Но его сила не в виртуозности, а в лирике. Мне кажется, что его музыка ― разговор со Вселенной. В ней нет ни единого упоминания бога, но это самая религиозная музыка, которую можно представить.

― Вы поете колоратуры отчетливо, инструментально. Большинство певцов, по крайней мере до вашего появления, считали, что они должны исполняться связно и плавно.

― Я могу петь украшения и связно, и раздельно. Техника зависит от смысла каждой конкретной арии. Колоратуры способны передать радость, боль, гнев. Для меня колоратура ― способ выразить чувство.

― О виртуозности даже не упоминаете?

― Чистая виртуозность ― все равно что гимнастика. Кого она интересует в музыке? Я никогда этим не буду заниматься.

― Все ваши последние релизы обязательно несут некую сюжетную идею. Почему вы считаете необходимым рассказывать историю, вместо того чтобы записать диск, скажем так, «чистой музыки»?

―Потому что у вас есть история, у меня есть история. У каждого композитора она есть. Как, для кого, зачем он сочинял музыку? Зная контекст, вы можете воспринимать музыку точнее и тоньше. Но это не потому, что мои диски нуждаются в сюжете. Если композитор плох, то любой сюжет будет выглядеть глупо. Музыка ― самое главное. Я сделала диск потому, что музыка Стеффани высшего качества.

― Если бы она была чуть хуже, вы бы отказались записывать альбом?

― Это было бы невозможно. Я никогда не пою музыку, которая меня не трогает ― просто не могу так петь. Даже Happy Birthday я пою с вдохновением.

― А когда вы исполняете сумасшедшие по энергетике арии Вивальди, вы ощущаете себя Чечилией Бартоли или это состояние измененного сознания?

― Я никогда не являюсь Чечилией Бартоли, когда пою партии оперных героев. Я целиком и полностью погружаюсь в образ своего персонажа. От начала и до конца арии.

― В нынешнем году вы впервые возглавили Троицкий фестиваль в Зальцбурге. В ваших программах много русской музыки, русских исполнителей, есть даже русское кино. 

― Это не потому что они русские. А потому что, например, русского балета не было в Зальцбурге уже 20–25 лет. Как это возможно? На таком престижном фестивале ― и нет балета. Я этого не понимаю. И когда я определилась с темой будущего года ― «Жертвоприношение», я задумала сделать «Весну священную» и «Свадебку» Стравинского, пригласить мариинский балет с Гергиевым. Думаю, русский балет ― это то, что нужно сейчас Зальцбургу. Вообще в следующем году тематика фестиваля будет куда глубже и серьезнее ― не такой гламурной, как нынешняя «Клеопатра». Помимо прочего, я спою в «Немецком реквиеме» Брамса.

― Это ведь совсем не ваш традиционный репертуар.

― Не мой. Но Даниэль Баренбойм попросил меня: «О, Чечилия, давай это сделаем, партия лирическая, ты будешь звучать прекрасно». Я сказала: «Давай попробуем».

― Какие ощущения вы испытали, выступая в марте в Петербурге с Валерием Гергиевым? Ведь его оркестр ― позднеромантический, отнюдь не барочный.

― Правда. Но ― хотите верьте, хотите нет ―  это был потрясающий опыт. Энтузиазм каждого оркестранта был невероятный. Гергиев приходил на все репетиции, что, как я слышала, отнюдь не является для него нормой. Так что он вел себя прекрасно (смеется). И Концертный зал Мариинского театра великолепен. Голос летит без всяких усилий, самоощущение на сцене — тоже полетное.

― Здорово было слушать ваш тандем в конце вечера, когда, как мне показалось, Гергиев расслабился и вы стали чувствовать друг друга очень точно.

― То же самое повторилось в Зальцбурге. Анна Нетребко, специально для которой Родион Щедрин написал музыку, отменила концерт ― она заболела. Я была очень благодарна Мойце Эрдман, которая спела вместо Анны, но в то же время я подумала, что мне нужно и самой ненадолго появиться в этом концерте. Просто не хотела, чтобы у публики осталось ощущение: «Эх, вечер без Анны Нетребко ― это грустно». Конечно, нам всем было грустно. Но Гергиев сказал: «Чечилия, давай сделаем что-нибудь вместе». И мы исполнили мотет Моцарта Exsultate, jubilate. Ранее мы уже репетировали эту вещь в Петербурге, и представляете, оркестр все помнил!

― Во время вашего последнего московского концерта публика неистовствовала даже больше, чем в Петербурге. 

― Реакция была потрясающая, в конце какие-то молодые люди даже выскочили на сцену. Но знаете, что было самым трогательным моментом? К сцене подошла старушка и протянула руку. Я думала, что это обычное рукопожатие, а она надела мне на палец кольцо с молитвой «Спаси и сохрани». Я чувствовала, что она как будто хочет защитить меня. Я была потрясена. Теперь всегда ношу это кольцо с собой.

― Интересно, как она узнала ваш размер?

― Не знаю, но кольцо подошло.

― Как вы относитесь к людям, которые прыгают к вам на сцену?

― Мне это нравится. Я чувствую в этом силу музыки. Люди хотят разделить свое счастье. Просто некоторые из них более эксцентричны, чем другие. Но и сам концерт был весьма эксцентричный. Должна сказать, это был почти что поп-концерт ― в смысле накала ощущений.

― А вы не боитесь, что однажды какой-нибудь эксцентричный молодой человек  нападет на вас, как это бывает на поп- и рок-концертах?

― Нет. Со мной ведь мое кольцо.

Благодарим компанию Universal Music за содействие в организации интервью.

Священник, шпион, кастрат, etc.

Новый альбом Mission итальянской дивы Чечилии Бартоли сопровождается беспрецедентной пиар-кампанией. Бартоли намерена реанимировать забытого три столетия назад композитора Агостино Стеффани, который помимо сочинения проникновенной музыки умудрился построить виртуозную церковно-политическую карьеру. Священник, миссионер и дипломат ― это то, что о нем знают наверняка. Шпион, кастрат и гомосексуалист ― то, что в нем подозревают Бартоли и ее команда, подготовившие целое исследование в виде толстенной книжки — компакт-диска.

Этот талмуд уже поступил в продажу (в том числе и в России), а вместе с ним ― двойной винил для любителей аналоговых музыкальных наслаждений. Вдобавок звукозаписывающая компания Decca подготовила специальную дискавери-игру для iPad, а звезда американской литературы Донна Леон написала о композиторе-шпионе полновесный роман. Массированная мультикультурная атака едва ли оставит Стеффани шанс на дальнейшее прозябание в безвестности, а членам американской Академии звукозаписи — шанс не присудить альбому Mission статуэтку «Грэмми-2013».