Надеюсь, что Терпсихорам удастся не разбить яйцо

4 октября репертуар Большого театра пополнит балет Игоря Стравинского и Джорджа Баланчина «Аполлон Мусагет». Хореографический раритет русским артистам передала балетмейстер Фонда Баланчина Виктория Саймон, большой знаток наследия мастера. Накануне премьеры с гостьей встретилась корреспондент «Известий».

—  Г-жа Саймон, по чьей инициативе «Аполлон Мусагет» появился в Большом театре?

— Так решил Сергей Филин, художественный руководитель балета Большого театра. Он обратился к фонду Баланчина и получил разрешение, потому что у нас уже были совместные постановки, и Фонд доволен тем, как баланчинские балеты исполняются в Большом театре.

— Но недавнюю премьеру «Драгоценностей» московские критики оценили очень низко. Ругали за неудачные декорации и костюмы, за небрежность в танце и плохое чувство стиля. Ваши коллеги по Фонду плохо поработали?

— Не думаю, что это вина танцоров, постановщиков, репетиторов или кого-то внутри театра. Скорее вина публики. Наверное, она не была готова к тому, что увидела. Чего ожидали? Большей зрелищности? Каких-то нюансов? Я буквально на днях смотрела «Драгоценности», артисты Большого прекрасно справляются, танцуют замечательно. Возможно, на премьере было не совсем так. Но прошло время, артисты попрактиковались, свыклись с техникой Баланчина.

—  Возможно, и свыклись, но антибаланчинские декорации остались. Довольны ли вы солистами, с которыми репетировали «Аполлона»? 

— Мне нравятся танцоры Большого, у них прекрасная школа, хореографический текст они перенимают точно. Сложнее было понять музыкальность этого балета, его сложную структуру, ну и, возможно, характер персонажей — Аполлона и трех его муз, Терпсихоры, Полигимнии и Каллиопы.

— Репетировали долго?

— Нет, всего две недели. Необычайно мало для постановки такого балета.

— Сколько составов подготовлено? 

— А вдруг это секрет и мы не должны этого говорить? Но так и быть. В первом составе танцуют Семен Чудин, Ольга Смирнова, Анна Тихомирова, Анна Никулина, во втором — Артем Овчаренко, Евгения Образцова, Анастасия Сташкевич, Дарья Хохлова, в третьем — Вчеслав Лантратов, Екатерина Крысанова, Мария Виноградова и Кристина Кретова. Составы, конечно же, отличаются, — у артистов разный опыт, разные физические данные. Так в любом исполнительском искусстве — музыканты тоже играют одни и те же ноты, но звучат по-разному.

— Насколько сейчас востребован «Аполлон Мусагет»?

— Знаю, что этот балет идет в Словении, в прошлом году я ставила его в Оклахоме. Наверняка, есть и в других театрах. «Аполлон» не теряет актуальности, и его будут ставить еще много лет. В репертуаре Нью-Йорк Сити Балле он тоже сохранился. Шел как раз недавно, в рамках специальной недели, посвященной сотрудничеству Баланчина и Стравинского.

— «После меня мои балеты умрут», — говорил Баланчин.  Действительно ли он был против долгой жизни своих балетов?

— Не совсем так. Скорее он думал, что когда умрет, его балеты умрут вместе с ним. Но люди, которые с ним работали, стараются сделать так, чтобы этого не произошло. В последнее время его наследие действительно пользуется огромным спросом. Если раньше каждая уважающая себя труппа должна была ставить «Жизель» и «Лебединое озеро», то теперь все считают своим долгом поставить какой-нибудь балет Баланчина.

— Каких танцевальных  качеств требуют его постановки? 

— Прежде всего, у артистов должна быть очень хорошая подготовка в классическом балете. Но у техники Баланчина есть и свои особенности, в частности, быстрая работа ног. И, возможно, именно этого не хватает в русской школе. Но это проблема не только Москвы, но и многих балетных школ мира. Конечно, при подготовке балетов Баланчина необходимо проводить еще и специальные классы по его технике. Жалею, что не упомянула этого условия в разговоре с Сергеем Филиным. 

— Вы много сотрудничали с Баланчиным, каким он вам запомнился?

—  Впервые я поработала с ним еще ребенком, станцевав Рождественского леденца в «Щелкунчике», потом танцевала в его труппе. Кроме того, он каждый день сам вел классы. Я достаточно много с ним поработала, это был прекрасный опыт. Конечно, я его боготворила. Для всех нас он был отцом, даже отчасти богом. Но общаться лично с ним было довольно сложно, он был достаточно закрытым человеком. Больше всего времени я провела с ним, когда впервые переносила его балет. Как раз «Щелкунчик», в Германии. Он приехал в Кельн на последнюю неделю постановки и почти каждый вечер приглашал меня в ресторан, поил водкой, приучил к селедке под шубой. Он вообще очень любил еду, понимал в ней толк, прекрасно готовил.

— Правда ли что Баланчин подбирал духи для своих балерин?

— Да, это так. Я лично не получала таких подарков, но подобные случаи мне известны.

— То есть с танцем разных балерин у него ассоциировались разные ароматы.  Он часто прибегал в работе к необычным сравнениям, метафорам? 

— Он любил их употреблять, когда вел классы. Когда хотел добиться нужной скорости, приводил в пример быстрого гепарда. Однажды во время моего выхода в одном из балетов, он сказал: «Представь, что вон там, в конце сцены, тебя ждет мороженое». А когда мы прыгали, говорил: «Представьте, что на полу лежит яйцо, и вы не должны его разбить». Таким тихим и аккуратным должен быть прыжок. 

— Нашим артистам это удается?

— Пока не очень. Это как раз то, что я должна сказать Терпсихорам. Надеюсь, на премьере все получится.