С национальной идеей у нас как-то не срастается. Ищут-поищут (кто по собственной воле, кто по августейшему повелению), а найти не могут. Правда, и в других странах дело с национальной идеей обстоит не лучше, но там ею и не заморачиваются, там это никого и не парит. А вот у нас парит, у нас заморачиваются, а найти всё равно не могут. Трудно искать черную кошку в темной комнате — и вдвойне трудно, если ее там нет.
«Термин «национальная идея» не имеет чёткого научного содержания. Можно согласиться, что это — когда-то популярная идея, представление о желаемом образе жизни в стране, владеющее её населением. Такое объединительное представление понятие может оказаться и полезным, но никогда не должно быть искусственно сочинено в верхах власти или внедрено насильственно», — назидательно и туманно, чтобы не сказать бессмысленно (и антиисторически) высказался на интересующую нас тему Александр Солженицын. «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности», — велеречиво и уклончиво сформулировал Владимир Соловьев.
Двумя этими ничего не объясняющими цитатами исчерпывается истолкование термина в «Википедии». Беда, однако, не в этом — статью всегда можно доработать, — а в том, что и в остальных источниках отсутствует сколько-нибудь содержательное описание и истолкование национальной идеи. За вычетом демагогической «духоподъемной» риторики и наукообразной абракадабры. Понятно только, что национальная идея каким-то образом — и, скорее всего, напрямую — связана с патриотизмом, но что такое она сама по себе, никто не знает. А не знают этого потому, что в подходе к вопросу содержится недоразумение: задачу (а национальная идея — это, несомненно, задача) путают со сверхзадачей, само существование нации (задачу) с ее, нации, предназначением, миссией, Божьим промыслом о ней в вечности — иначе говоря, со сверхзадачей.
Меж тем национальная идея проста и универсальна — и заключается она в самом существовании той или иной нации. Национальная идея предшествует возникновению нации и сохраняется (порой видоизменяясь) весь период существования нации. С исчезновением национальной идеи исчезает и нация. И, напротив, после исчезновения нации национальная идея может сохраняться отчасти в атавистической, отчасти в латентной форме, так что исчезнувшая было нация может в определенных условиях и возродиться.
Все эти рассуждения имеют абстрактный характер. Однако, прежде чем перейти к пояснительным конкретным примерам, необходимо сделать важную оговорку о тройственной природе самого понятия «нация». Мы различаем политическую нацию, этническую и культурную, триединство которых не является полным тождеством. Политическая нация — это граждане РФ, этническая — русские, в каких бы странах они не жили и какое бы гражданство не имели, а культурная — все, для кого русский язык является лингва франка. В данной статье я сосредоточусь на политической нации, однако тот же самый принцип — «национальная идея заключается в самом существовании нации» — в равной мере применим и к нации в ее этнической или культурной ипостаси.
Вот немецкая политическая нация. Ее возникновению предшествовали теоретические воззрения сентименталистов и романтиков, решающим импульсом послужило вторжение Наполеона, а сложилась она (вопреки вышеприведенному высказыванию Солженицына) в результате ряда объединительных и наступательных войн. Немецкая национальная идея заключается в том, что немцы — один народ (а не просто пруссаки, баварцы, швабы и другие германские народности, уже имевшие оформленную государственность) и должны жить в одном — собственном — государстве. Вместе с тем становление немецкой национальной идеи означало крушение баварской, швабской, саксонской и даже прусской национальной идеи (хотя инициатором объединения выступила как раз Пруссия).
Аналогичным образом и примерно в тот же период восторжествовала итальянская национальная идея (а заключается она в существовании единого государства Италия). А вот, скажем, бельгийская национальная идея заключается в том, что Бельгия — не часть Франции, но и не часть Нидерландов. Шотландская национальная идея умерла в кровавых стычках XVI–XVII веков, а вот ирландская, напротив, восторжествовала после Пасхального восстания 1916 года. И так — более-менее так — дело обстояло и обстоит повсюду.
Национальные идеи рождаются и умирают — и вслед за ними рождаются и умирают нации. Так, на наших глазах после смерти Иосифа Броз Тито (олицетворявшего национальную идею единой Югославии) исчезла в братоубийственной войне недолго и непросто просуществовавшая нация югославов; так, абсолютно мирным путем, распалась на чехов и словаков былая чехословацкая нация. Отмечу в скобках, что чехословацкой национальной идеей было отнюдь не пиво (или шпикачки, или «Шкода»), а само существование единой чехословацкой нации.
То есть ларчик национальной идеи отпирается не просто, а предельно просто. Национальная идея России — в самом существовании России, а вовсе не в том, чтобы служить щитом меж двух враждебных рас — монголов и Европы. И не в том, чтобы быть Третьим Римом (а четвертому не бывать). И не в том, чтобы делать ракеты, покорять Енисей и быть впереди планеты всей в области балета. Всё это — разные по важности сверхзадачи, тогда как задача — само существование России. Оно же и национальная идея. Идея, связь которой с патриотизмом элементарна, очевидна и нерасторжима. Ну, а всё остальное — от лукавого.
