Сегодня митинг оппозиции начался с минуты молчания. Трагически погиб человек. Одни говорят — монтажник, другие — волонтер. И дело сразу стало запутанным. Довольно известная организация, давно специализирующаяся на монтаже сцен и прочих металлических конструкций, якобы нанятая организаторами, якобы, в свою очередь, наняла некое ИП для монтажа того самого звукового оборудования. Но снова: одни говорят наняла в качестве субподрядчика, другие — нет, только для монтажа звука, третьи — нет, ничего такого не было, документов никаких не найдено. Следствию и защите явно будет нелегко.
Совершенно очевидно, что в нашей, извините, до предела запущенной экономической среде и на нашем, мягко выражаясь, убитом правовом поле это дело могло и должно было бы стать одним из главных объектов внимания протестующих.
Почему? Постараемся разобраться.
Пару дней назад одна очень оппозиционная журналистка в эфире одной очень оппозиционной радиостанции как только ни созывала москвичей на митинг 6 мая... и вдруг сказала одну очень точную вещь. Повествуя о судебном процессе против капитана и матроса подводной лодки «Нерпа», которых накануне уже во второй раз оправдали присяжные, она сказала: «Это очень плохо, когда оппозиция начинает защищать саму себя». То есть защищать надо было не только фигурантов «болотного дела», но и фигурантов дела «Нерпы». А лучше — даже в обратном порядке, поскольку когда оппозиция начинает защищать себя, то доверие к ней неминуемо падают. Что ж, верное наблюдение! Однако «наблюдательность» журналистке тут же изменила. Было заявлено, что вот придет, мол, 6 мая 20 тыс. человек и меньше (а так и случилось) и будет плохо — сроки по делу прошлогодних событий года будут больше.
То есть без защиты оппозиции и призванных ею на площади столицы горожан присяжные дважды оправдывали невиновных в весьма скользком деле — а вы меня простите, даже одного вердикта присяжных мне достаточно, чтобы назвать людей невиновными, — а срок фигурантам «болотного дела» можно определить только на митинге? Где логика?
Я бы понял, если бы речь шла о требовании неотменяемого оправдательного вердикта присяжных... хорошо, пусть в отношении дел, которые некоторым кажутся политическими — в том числе или даже в первую голову. Я бы понял, если бы требования состояли в том, чтобы суды присяжных (или досудебная сделка) имели место по всем категориям дел. Но я об этом, если и слышал, то точно не от лидеров протестных мероприятий.
Я слышал о некоем «справедливом суде». Но как сделать суд справедливым? Ни единого рецепта мы не услышали. Может быть, мы слышали о рецептах реформы силовых ведомств, в первую очередь полиции? Постоянно ведь идут жалобы на отъем бизнеса, на всевластие силовых корпораций, и жалобы эти в большинстве своем небезосновательные. Но как справиться с этим? Переподчинить силовиков нынешней оппозиции? Или все-таки важнее независимая, а стало быть выборная судебная власть и выборные же полицейские начальники, а также развитие местного самоуправления? Даже этого вопроса никто не поднял. Ни разу.
А что мы слышали о налогообложении? О способах диверсификации экономики? О медицине? О независимых пенсионных программах? Об армии? О ставке рефинансирования, прости Господи?
Да что там! Кончилось всё тем, что один из лидеров либералов радостно сообщил с трибуны, что они договорились с левым ультрас о требовании заморозить тарифы ЖКХ. «Вы не поверите!» — бросил он в толпу. Что ж, и не поверили. Чему здесь верить-то, если никто так и не сказал, каким образом это сделать: приватизировать или расприватизировать, развивать экономические свободы и стимулировать конкуренцию или жестко регулировать цены на государственном уровне?
И с каждым разом, с каждым протестным мероприятием становилось всё хуже. Забыли и про политическую реформу, и про задушенный бизнес, и про списанный в сопутствующие потери при борьбе за стабильность средний класс...
А тут еще подтянулись крепкая молодежь из провинциальных рабочих (ныне никаких) районов, в колонны шествующих влились представители ЛГБТ-сообщества, коих раньше частенько били безо всякого участия полиции, а лидеры трибун все больше опасались, что столичные буржуа, составившие большинство первой Болотной, скоро перестанут ходить под чуждыми флагами и слушать на митингах тех, за кого они раньше никогда в большинстве своем не голосовали.
И не важно, кто первый начал год назад. Ведь куда и за что выходить, становилось все менее ясно уже тогда. И буржуа уже начал терять своего главного лидера, и левые перестали понимать, что им делать рядом с профессионально протестующими интеллигентами... Впрочем, правые тоже. Протест рассыпался на кучу маленьких и оттого бессмысленных протестиков. И каждый «занялся своим делом»: одни устроили пиар-разводку вокруг «панк-молебна», другие заполонили (впрочем, как и ожидалось, ненадолго) площади кумачом, третьи с новой силой принялись бичевать и тех, и этих.
Что же изумляться, что собрали так мало людей год спустя бестолкового (с обеих сторон) силового контакта на Каменном мосту? Если оппозиционная пресса накануне митинга открыто публикует признание в том, что победы ей не видать, то как вы думаете, «хомяки» снова за вами пойдут? Если открыто говорится, что самое «моральное» в данный момент вообще не формулировать позитивную программу (а кто формулирует, тот негодяй), то вы думали, что «пингвины» снова будут с вами?
Как бы не так!
Впрочем, за прошедший год не лучше дела обстояли и у власти. Недавно выплеснувшееся на экраны центральных телеканалов раздражение президента неэффективной и коррумпированной бюрократией лишний раз показало, что одно дело выиграть выборы в стране, где электоральный рейтинг оппозиции заслуженно низок, и совсем другое — заставить работать гигантскую хозяйственную машину без помощи со стороны тех самых «хомяков» и «бизнюков», которые и вышли на первый за десятилетия массовый митинг. Уже очень давно. В декабре 2011-го...
Почему то, что начиналось как мирный диалог — пусть и в форме, от которой мы успели отвыкнуть, — превратилось сначала в столкновение митингующих с полицией, а затем в вакуум взаимного доверия — в этом еще предстоит разобраться.
Власти и «пингвинам». Без интеллигентских соплей.
