Потомки Чаплина заставили поверить в чудеса
«Важнейшим из искусств для нас является кино и цирк», — говаривал вождь мирового пролетариата. И нынешняя московская афиша его слова вполне подтверждает: в «Лужниках» начались показы нового представления Цирка дю Солей Alegria, а на Чеховском фестивале снова выступают представители нового французского цирка из династии Чаплиных-Тьере.
Эту талантливую семью москвичи впервые увидели в 2009-м на Чеховском фестивале, посвященном новому цирку. Собственно, с Жан-Батиста Тьере и его жены Виктории Чаплин, дочери великого комика, и начался французский новый цирк, где на место акробатических трюков и дрессированных животных пришли нежные и поэтичные номера, в которых театра было больше, чем цирка. Да и игрались они уже не на арене, а на сцене.
Выросшие на подмостках дети пошли по стопам родителей и еще дальше. Если представления Жан-Батиста и Виктории еще сохраняли родовую связь с цирком и имели номерную структуру, то постановки Джеймса Тьере и Аурелии Чаплин были уже полноценными спектаклями. Разнообразные трюки и фокусы у них вплетены в ткань повествования, не подаются под фанфары как достижения ловкости и мастерства, а тихо и скромно работают на общую идею.
Спектакль Джеймса Тьере «До свидания, зонтик», который привозили в 2009-м, рассказывал о его ненормальной семейке, где сестра ходит исключительно вверх ногами, а мать так и норовит куда-нибудь улететь. А «Оратория Аурелии» напоминала приключения Алисы в Стране чудес: актриса сидела на стуле вниз головой, довязывала на спицах свою откушенную чудовищем ногу, запускала воздушного змея — но взлетала сама, а змей тащился по полу.
На нынешний Чеховский фестиваль приехало только младшее поколение семьи. Но Виктория Чаплин приложила руку к обеим постановкам своих детей: в спектакле Аурелии «Шепот стен» она выступает в качестве режиссера, художника и хореографа, а в «Рауле» Джеймса — как создатель фантастического «бестиария». Гигантские рыбы и железные многоножки, скелет птеродактиля и огромный тряпичный слон — монстры, достойные полотен Босха и Дали. Но здесь они выглядят не кошмаром воспаленного сознания, а вполне миролюбивыми существами, с которыми можно найти общий язык.
Собственно, герою спектакля «Рауль» ничего другого и не остается, поскольку живет он в полном одиночестве в шалаше из гигантских металлических труб — то ли последний выживший после вселенской катастрофы, то ли Робинзон на необитаемом острове, то ли аутист, избегающий контактов с внешним миром. Джеймс Тьере и общается только со стенами своего дома, со старым граммофоном и призраками из снов.
Правда, в «Рауле» много повторов из прошлого представления — те же фокусы с непослушными конечностями, которые отказываются подчиняться, и тогда самое простое действие превращается в уморительный аттракцион. Но это, кажется, никого не смущало. Джеймс Тьере — превосходный мим, унаследовавший талант от своего деда: зал то покатывался со смеху над его нехитрыми трюками, то замирал от щемящего чувства одиночества, ахал, когда актер вдруг взмывал к колосникам, а в финале взрывался овациями.
«Шепот стен» Аурелии Чаплин тоже выглядел продолжением приключений Алисы — теперь в Зазеркалье. Героиня — то ли кошка, то ли птица, то ли женщина, живущая в своих фантазиях, — легко проходит сквозь стены, волшебным образом исчезает или зависает в воздухе вопреки закону всемирного тяготения. Вокруг нее оживают предметы, картинки с обоев превращаются в людей, лестница-стремянка лезет обниматься, а пальто душит в страстном танце. За ней беспрестанно гоняются кавалеры, но всякий раз терпят фиаско, ибо не может мужчина-реалист подняться наверх по воображаемой лестнице и зайти в дом, нарисованный на куске холста.
В «Шепоте стен» тоже немало приемов, заимствованных из «Оратории Аурелии», а местами спектакль напоминает театр Филиппа Жанти и Даниэле Финци Паски. И это сходство не случайно. Главное, что роднит всех представителей нового цирка, — отношение к миру как к чуду, детское умение подозревать в каждом предмете живую душу и ожидать волшебства за каждым поворотом.
Прагматичной московской публике, видимо, очень не хватает в жизни этой свежей поэтической струи, поэтому на всех представлениях Чаплиных-Тьере был переаншлаг.
