Мариинка-2 отметила 200-летие Верди «Трубадуром»
Оперу, впервые увидевшую подмостки 160 лет назад, исполнили в Мариинке-2 звездным составом. За дирижерским пультом — Валерий Гергиев, партию Леоноры спела Анна Нетребко, партию Азучены — Екатерина Семенчук. В качестве постановщика был приглашен один из старейших оперных режиссеров и сценографов Италии Пьер Луиджи Пицци.
Либретто «Трубадура», написанное Сальваторе Каммарано по мотивам пьесы Антонио Гарсиа Гутьерреса, выстроено по законам «мыльной оперы». Здесь коварство и любовь, тайны происхождения, картины цыганской жизни, похищенный ребенок, путаница с братьями — в общем, настоящие испанские страсти.
Режиссер, выступивший также в качестве художника-постановщика (вместе с Массимо Пицци Гаспароном) и художника по костюмам, решил отстраниться от сюжетной пестроты оперы и вслушаться в ее суть. Пустое пространство, скупость в сценографии, однообразная мрачная колористика и, наконец, замедленные статичные мизансцены — всё это помогает Пьеру Луиджи Пицци в достижении цели.
Отказавшись от исторической пышности, социальных и политических аллюзий, Пицци приподнял «Трубадура» на котурны трагедии. «Вертикальностью» этого жанра, а не только необходимостью показать технические возможности Мариинки-2, и объясняется решение пространства.
В начале на огромной пустой сцене лежат распростертые фигуры в черных одеяниях. Это, согласно либретто, стражники, но в данном случае профессиональная принадлежность не имеет значения. Смысл первой мизансцены можно выразить как «из земли мы все вышли», а его логическое завершение (в землю же уйдем) будет тревожить сознание на протяжении всего спектакля.
Во втором действии, которое происходит в цыганском таборе, публике открывается скрытая под планшетом сцены декорация. Как будто земля треснула и подземные недра явились зрителю. Огонь невидимой жаровни, бросающий отблески на обнаженные мужские торсы, усиливает образ преисподней.
В цыганских сценах персонажи носят красно-черные одеяния, напоминающие греческие тоги, а в качестве головного убора — тюрбаны (в таких выходили на старинные подмостки трагические герои). В подобном облачении, тем более рядом с костром (то ли жертвенным, то ли погребальным) Азучена походит на богиню мести, окруженную фуриями.
Трагическое начало у Пицци заведомо пропущено через рассудок. Пластическое решение строго и геометрично, порой декоративно. Статика хоровых мизансцен, статуарность и велеречивость дуэтов отсылают к образцам французского классицизма.
В первый раз зритель застигает Леонору в позе Федры, принявшей яд, как будто режиссер скопировал знаменитое полотно Александра Кабанеля. Распростертая на плоском каменном ложе фигура в белом одеянии, рассыпанные иссиня-черные волосы, скорбно застывшая наперсница рядом — Пицци фиксирует трагическую позу с любованием художника-академиста. Мизансцены, в которых герои предстают впервые, здесь важны, поскольку предвосхищают их конец. Первая сцена Леоноры пластически зарифмована со смертью героини от яда.
Помимо рациональности классицизма режиссеру близок прямолинейный язык этого стиля, свойственная ему ясность мысли. Скульптурно выразительные позы персонажей точно передают все состояния души. Стержнем сценического мира здесь является певец как транслятор музыки.
Слушая Анну Нетребко (Леонора), можно было убедиться в несправедливости утверждений, что ее сопрано несколько утратило прежнюю чистоту и свежесть. Роль Леоноры была исполнена на высочайшем уровне, и после каватины Tacea la notte placida e bella in ciel sereno зал устроил звезде овации, которые на несколько минут затормозили движение оперы.
Если Нетребко взяла зал прежде всего вокалом, то работа Екатерины Семенчук воспринималась во многом в параметрах актерского мастерства. Трагизм судьбы цыганки Азучены был передан за счет подлинного проживания роли.
В зависимости от чистоты и точности пения солистов маэстро Гергиев блестяще подстраивает оркестр, порой несколько заглушая певца. Так вот: на премьере «Трубадура» ничего подобного делать не пришлось. Заветная гармония вокалистов с оркестром была достигнута.
«Опера должна парить»
Пьер Луиджи Пицци ответил на вопросы корреспондента «Известий» Анны Ефановой.
— Почему вы решили поставить «Трубадура» в Санкт-Петербурге?
— Мне предложил Валерий Гергиев. Я с радостью согласился, хотя и осознавал риск постановки всего за три месяца в таком великом театре, как Мариинский-2. К счастью, я хорошо знаком с музыкой «Трубадура» — могу пропеть ее от начала до конца, поэтому постановочный замысел оформился в течение недели. Меня вдохновили геометрические особенности и технические возможности этой сцены.
— «Трубадур» Мариинки отличается от ваших итальянских постановок?
— Первого «Трубадура» я представил публике более 50 лет назад. Каждая новая версия этой оперы — для меня показатель внутренней зрелости. В спектакле Мариинского театра я хочу передать свое сегодняшнее волнение музыкой Верди.
— Какие идеи вы воплотили?
— Этические и эстетические: над действием царит месть, а его движущими силами служат любовь и смерть. Красный цвет воплощает страсть и любовь. Черный олицетворяет месть и смерть. Я старался не изменять собственному стилю и не предавать дух сочинения Верди. В то же время мне хотелось стряхнуть слой пыли с произведения, действие которого происходит в Испании XV века, но оставить его романтический ореол.
Я был свидетелем многих режиссерских экспериментов, но они не должны превращаться в систему. Не нужно одевать певцов в повседневные костюмы, нет смысла ставить перед героиней телевизор или тарелку с супом, который она разогреет в микроволновке. Опера должна парить, а не зарываться в землю.
— Вы довольны результатом?
— Конечно. Хотя мне было сложно работать с четырьмя исполнительскими составами и уделять каждому певцу достаточное количество времени. Некоторые солисты репетировали со мной днем, а вечером были заняты в других спектаклях.
— Вам понравился уровень вокала?
— Я оцениваю его на отлично.
