Не «гражданская», а какая?
Нет, на Украине еще не гражданская война. Но если не война, то что?
Украинские автоматчики расстреливают ополченцев на блокпостах Славянска. Боевики «Правого сектора» из «эскадрона смерти» чинят насилие в Мариуполе. Надгробные рыдания оглашают города юго-востока.
Киев начал карательную войсковую операцию против русскоязычных городов Украины. Туда летят вертолеты огневой поддержки, грохочут танки, движутся десантные батальоны, перемещаются установки залпового огня. Киев формирует ударный батальон «Восток», должно быть, аналог батальона «Нахтигаль». Не для того ли, чтобы вешать на фонарях мятежных русскоязычных, вспарывать животы русским беременным женщинам, сжигать из огнеметов пленных ополченцев?
Тысячи американских наемников из частных охранных подразделений, экипированные для спецопераций, проходят адаптацию в окрестностях Киева, ведется зачистка прорусских технократов. Конструктора и авиастроителя Дмитрия Киву прогнали из КБ Антонова за его прорусские взгляды, ибо заводы юго-восточной Украины, гиганты самолетостроения, ракетостроения, атомной индустрии накрепко связаны с Россией и являются центрами пророссийского влияния.
Над русским языком по-прежнему висит секира запрета, и лютые ненавистники всего русского задают тон в министерстве культуры. Киевские СМИ, украинские телеканалы, работающие на деньги олигархов, демонизируют юго-восток, демонизируют русских, внушая к ним ненависть, превращая в мишень, которую не жалко будет расстреливать.
А что же юго-восток в ответ на всё это? Происходит восстание городов, народ организует ополчение, захватывает административные здания по примеру западенцев, которые полгода назад взяли штурмом все госучреждения Западной Украины.
Создаются военизированные отряды, готовые к партизанской войне и уличным боям. У них есть стрелковое оружие и гранатометы. Если танки бандеровцев войдут в Донецк, Краматорск и Славянск, их будут жечь из укрепрайонов. Области станут провозглашать свою независимость от Киева, отпадая одна за другой от преступной хунты.
Над городами реет российский флаг, на груди ополченцев, народных мэров, губернаторов красуется георгиевская ленточка — символ победы над фашистами. А теперь в образе фашистов является киевская власть, и борьба с ней возводится в ранг военного патриотического подвига.
Сближаются контакты взрывателя, и вот-вот грохнет врыв. Россия не хочет взрыва и хаоса. Россия в Женеве села за стол переговоров с американцами, европейцами, киевлянами, подписала компромиссное соглашение в надежде на урегулирование кризиса.
Но соглашение — только листок бумаги с блеклыми водяными знаками. И утомленный Лавров, наш восхитительный дипломат, понимает это.
Байден прилетал в Киев, шептался с политиками майдана. Об энергетической безопасности Украины, о финансовой поддержке со стороны Америки и о чем-то еще, о чем обычно шепчутся американские эмиссары, готовя подрывные операции.
Мы думаем, что цель Америки на Украине — это создание натовских баз в окрестностях Харькова? Похоже, что мы заблуждаемся. Цель Америки на Украине — превращение этой славянской страны в кровавое месиво, в непрерывно длящийся хаос, в гражданскую войну наподобие той, которую они спроектировали в Ираке, Ливии, Сирии.
У южных границ России заваривается чудовищная кровавая бойня, протуберанцы которой пробьют русскую границу, долетят не только до Ростова и Белгорода, но и до окраин Москвы. Эта бойня будет знаменовать крах русского мира и создание такого чудовищного вихря, который захватит в себя множество стран и посыплет головы самонадеянных европейцев горячим пеплом.
Как поступить России, если на Украине начнется гражданская война и прольется кровь? Если киевские танки станут давить стариков и женщин? Если на фонарях закачаются истерзанные тела русских мучеников? Если русскоязычным станут вырывать языки? Что удержит Россию от военного вмешательства? Женевская бумага с водяными знаками? Страх новых европейских санкций? Политическая целесообразность, осторожность?
Путин сделал резкое антикиевское заявление. Шойгу двинул войска к украинской границе. Говорит ли всё это о неизбежном вторжении?
Мы знаем, что в жизни народов есть нечто более возвышенное и таинственное, чем политическая целесообразность.
