Детству мы не скажем «до свидания»
В российский прокат выходит «Как меня зовут» Нигины Сайфуллаевой — полнометражный дебют, который дай Бог снять зрелому режиссеру. Щемящая драма на фоне жаркого и еще безмятежного Крыма о том, что поломанное детство останется с нами навсегда.
Закончив школу, скромная Оля (Марина Васильева) в компании с бойкой, но бестолковой подругой Сашей (Александра Бортнич) едет в Крым встретиться со своим отцом, которого раньше никогда не видела. Новоявленный родитель Сергей (Константин Лавроненко) хмур и небрит. В последний момент струхнув, Оля предлагает Саше поменяться ролями: мол, побудь вместо меня дочкой, а я пока посмотрю со стороны. Детская выходка в итоге оборачивается взрослыми проблемами.
«Как меня зовут» успешно прокатился по фестивалям — от «Кинотавра» до престижного смотра в Сан-Себастьяне, где российские картины успели стать редкостью. Что было в послужным списке Нигины Сайфуллаевой до этого? Да в сущности немного — нестыдный ситком «Деффчонки» да удачный короткий метр «Шиповник». А впереди ее ждет однозначно удачное будущее.
Кое-что в дебюте, конечно, режет глаз. Роль бобыля-браконьера к Константину Лавроненко прилегает неплотно — за трехдневной щетиной и мятой майкой просвечивают высшее образование и врожденная интеллигентность. Обе девушки — Марина Васильева и Александра Бортнич — несомненно талантливые и, по уверению режиссера, в жизни очень похожие на своих героинь, кое-где перебирают с градусом переживаний. Но это всё незначительные и непринципиальные погрешности.
Многие сетуют, что нам не хватает авторского кино, дружелюбного к зрителю. Где умный, имеющий хотя бы приблизительное отношение к действительности мейнстрим? Вот вам, пожалуйста — получите и распишитесь. «Как меня зовут» смотреть интереснее и волнительнее, чем иную голливудскую драму, но глупо отрицать, что это вполне цельное авторское высказывание. Еще с короткого метра Нигина Сайфуллаева успешно разрабатывает тему девичьего взросления и возрастной инициации. В этот раз история получилась шире и глубже.
Пространство фильма «Как меня зовут» буквально переполнено чувственностью. Кокетливая камера Марка Зисельсона знает нормы приличия, но не боится слегка заступать за грань. Черноморские берега предстают пространством палящего солнца и внутреннего освобождения. Здесь можно позволить себе вещи, за которые по возвращении в обычную жизнь непременно станет стыдно.
В стремлении добиться близости все без исключения персонажи обнаруживают крайнее одиночество. Приемные родители для приемного ребенка, несмотря на прожитые годы, всё равно остаются чужими. Безотцовщина обречена искать отца в каждом мужчине. Курортный роман из давних времен навсегда останется напоминанием о возможности иной жизни, на которую просто не хватило силы воли. А все глупости и бесстыдства — лишь робкие попытки найти общий язык.
«Мы, как Веничка Ерофеев, стараемся комбинировать страшное и смешное»
Уходящий 2014-й войдет в историю российского кино как год «женской режиссуры». Во многом это заслуга сценариста Любови Мульменко — три едва ли не лучшие картины последнего «Кинотавра» написаны по ее текстам. О том, по каким законам реальность живет на экране, корреспондент «Известий» расспросил Любовь Мульменко на фестивале «Край света».
— Кажется, что все герои «Как меня зовут» — в той или иной степени сироты, всем им отчаянно не хватает семьи.
— Мне кажется, что эта история все-таки гендерная и не хватает — конкретно женщинам и конкретно — старшего мужчины.
— Крым в фильме предстает как место, где высвобождаются подспудные желания, как пространство ничем не ограниченной свободы. Эта история могла произойти где-то еще?
— Нужен был провинциальный городок на юге. Немодная такая приморская здравница, чтобы наши приезжие маленькие москвички могли хихикать: боже, ну и дыра, ну и публика! Кубань я знала плохо, Крым знала хорошо — поэтому и предложила Нигине Алупку. Название смешное, опять же.
— Наверное, это уникальный случай в истории «Кинотавра», когда сразу к трем фильмам конкурса сценарии написал один автор. Это случайность или очень плотный график работы?
— Случайность. Просто «Комбинат «Надежда» делался очень долго, а «Еще один год» — стремительно (за сценарий мы сели в январе 2013 года, а в марте уже шли съемки). «Как меня зовут» — в среднем темпе, два года на весь цикл.
— На одном из мастер-классов вы говорили, что все три тексты писали в тесном сотрудничестве с режиссерами. Насколько истории стали личными для вас?
— Мы с режиссерами обсуждали сюжетные ходы, сцены, персонажей. Объединяли наши опыты, наши памяти и доставали оттуда какие-то важные подробности. «Еще один год» — самая личная вещь, практически реквием по моему недавнему прошлому. Другие две истории — о прошлом не совсем моем и гораздо более далеком. Там по 17–18 лет героям — что девочкам из «Как меня зовут», что норильчанам из «Комбината «Надежда». Я их старше на 10 лет все-таки, то есть это письмо ретроспективное, с безопасного расстояния. Это далеко и поэтому не больно.
— Вы, как и многие российские режиссеры-сценаристы, принадлежите к кругу Театра.doc, шире — новой драмы, в ваших картинах видно всё то же стремление не врать. Легко ли действительность поддается переносу на экран?
— В нашем случае «не врать» — значит достоверно изображать реальность. Мы наблюдаем, исследуем среду, подслушиваем разговоры и подсматриваем коллизии — это сильно заряжает текст. С другой стороны, нельзя просто вставить эффектную быль в сценарий. Сценка, списанная из жизни, в кино может выглядеть искусственно. Не сработать. И тогда уже не важно, есть у тебя алиби или нет. Ты ведь не будешь ходить по залу и убеждать: «Ребята, это правда! Это с моими друзьями было...».
— Немаловажно, что во всех трех фильмах отсутствует моральная оценка действий героев. Еще один способ усилить эффект реальности?
— В «Комбинате…» за безоценочностью следила режиссер, Наташа Мещанинова. Ей не хотелось, чтобы у зрителя возникло подозрение, будто ему что-то навязывают. Он сам должен решить, как ему относиться к финалу картины. Совершено преступление, и мы инстинктивно ждем, что преступник понесет наказание. Мы привыкли, что за страшный грех герою полагается кара. В «Комбинате…» эта конвенция абсолютно игнорируется.
Нигина — наоборот, была против слишком расплывчатого, неоднозначного финала. Она хотела обязательно поставить точку в конце. В итоге мы друг друга сбалансировали, и точка есть, но средней плотности, не жирная.
— Поделитесь секретом — как вам удалось сделать авторские (в духе отшумевшей волны «новых тихих»), но при этом очень зрительские фильмы?
— Вот, кстати, Бориса Хлебникова тоже записывали в «новые тихие», а у него при этом есть очень зрительский фильм «Сумасшедшая помощь» — динамичный, смешной, никто там не шепчет. Когда люди говорят «зрительское», они часто подразумевают «жанровое». Жанровое кино мы делать точно не собирались. Да мы его и не умеем делать.
В жанровом русском кино, по-моему, в принципе только один важный человек был и остается — Алексей Балабанов. Он просто сам жанр сочинил, логику его и поэтику. Сам для себя сформулировал правила, и мы их интуитивно считываем. Говорим — «балабановское кино», и сразу понятно, о чем речь. Как и «тарантиновское» — тоже человек взял и учредил жанр имени себя. Как бы накопил его внутри собственной фильмографии.
— Интересно, что все три истории довольно трагические, но при этом в них много юмора.
— Знаете, как Венедикт Ерофеев рассказывал про логику устройства «Москва–Петушки»? Я, говорит, хотел, чтобы мои друзья пять страничек смеялись, а потом пять страничек плакали, а потом опять посмеялись, а потом опять поплакали. Мы не такие великие, как Веничка, но тоже стараемся комбинировать страшное и смешное.
