«Я говорю артистам, что мы играем в одну игру, как в футбол»
С 12 по 18 декабря на сцене ТЦ «На Страстном» пройдут гастроли Санкт-Петербургского театра «Мастерская». С основателем и худруком театра, режиссером Григорием Козловым встретился корреспондент «Известий».
— «Мастерской» исполнилось 4 года, но идеей театра-студии вы, кажется, одержимы с давних пор?
— Будучи молодым режиссером, я никого ни о чем не просил. Просто работал — и поступали предложения. Единственное, о чем я попросил, это дать мне курс: сказалась давняя мечта о своем театре, пусть даже крохотном. В середине 1990-х мне позволили набрать режиссерский курс при петербургской Театральной академии. С этими ребятами в 2000 году я создал «Мастерскую» при ТЮЗе имени Брянцева, которая задумывалась как свободное творческое пространство внутри государственного театра. И к этому подключились студенты моего следующего курса, уже актерско-режиссерского.
— А спустя пару лет после создания той «Мастерской» вы возглавили ТЮЗ. Насколько устройство ТЮЗа отвечало вашему представлению о театре?
— Во-первых, в ТЮЗе я и понял, что такое студийность. Сначала на уровне ощущений: когда меня мальчишкой туда водила мама. На спектаклях было чувство, что все мы — такие молодые и озорные актеры и зрители — участвуем в общем процессе. Будучи режиссером, я стал тяготеть к студийным принципам работы — когда все ощущают себя одной семьей. А в ТЮЗе ведь подобное отношение к делу воспитывалось десятилетиями его руководителями: Брянцевым, Корогодским, потом Андреевым. Любовь к театру, мастерство, этика — всё это передавалось из рук в руки. Мне вообще близко то, чем всегда жил ТЮЗ. Это и так называемая педагогическая режиссура, и позиция «сегодня Гамлет, а завтра статист», или «нет маленьких ролей — есть маленькие актеры».
— Как образовалась нынешняя «Мастерская»?
— Поняв, что мое детище не вписывается в программу, что по разным причинам театр и «Мастерская» не срастаются, я покинул ТЮЗ. Но с третьим поколением своих студентов я осуществил давнюю мечту и создал самостоятельный театр. К концу обучения я собрал всех и сказал: «Ребята, вы абсолютно свободны в выборе: идти ли каждому своим путем в профессии или остаться вместе, у нас есть такая возможность». Ребята выбрали второе. Они удивительные. Их вера, желание создать что-то новое, их горящие глаза помогли преодолеть все трудности. Новый театр получил название «Мастерская», и город отдал нам бывшее здание «Буффа» на Народной, 1. А полтора года назад мы получили статус государственного театра.
— Что вы вкладываете в понятие «мастерская», столь принципиальное для вас?
— Прежде всего оно означает, что мы учимся, не хотим останавливаться на достигнутом. От этого — непрерывная работа над собой и над каждым спектаклем. Обычно в гостеатре артисты приходят за час до спектакля, играют и расходятся. А ребята сразу же захотели, чтобы мы, как и раньше, собирались за два, три, пять часов до начала: что-то повторить, проверить спорные моменты. Артисты готовы, если нужно, репетировать с утра до ночи — и даже ночью. Порой поступают и такие предложения (смеется).
Конечно, важно, что все мы одной группы крови. Люди, несколько лет учившиеся вместе, становятся друг другу как братья и сестры. Основа труппы — мои выпускники «третьей волны», но по сути в театре работают актеры и режиссеры со всех моих курсов. В общем, под одной крышей собралось несколько поколений. Это как футбольная команда, члены которой хотя и пришли в разное время, но прошли одну школу. Такие игроки понимают друг друга с полуслова.
— Вопрос вам как болельщику: спектакль — в каком-то смысле футбольный матч?
— Конечно, к чему я и веду. Я говорю артистам: «Мы играем в одну игру, как в футбол». Если кто-то играет в другую игру, пускай и замечательно, не будет ансамбля. Актер должен уметь подчиниться общему сговору. Так я понимаю выражение Товстоногова «добровольная диктатура», очень мне близкое, хотя я человек не жесткий.
— Практически сразу после премьеры «Тихого Дона» вы выпустили «Дни Турбиных». Темы семьи и дома, столь важные для романа Шолохова и пьесы Булгакова, проходят сквозь всё ваше творчество.
— Да, начиная с «Преступления и наказания» в ТЮЗе образ семьи возникал в самых разных моих спектаклях, даже по Софоклу. Образ этот, как можно догадаться, ассоциативно тянется к товстоноговским «Мещанам». Там была гениальная сцена: все герои, собравшись за столом, пели «Вечерний звон». По юности этот спектакль БДТ произвел на меня сильнейшее впечатление, я видел его четыре раза.
— Что же главное произошло с вашим театром за 4 года?
— Пожалуй, всё — главное. Каждый день нашей жизни. Открытие театра сопровождали скептичные голоса: зритель, мол, не будет ходить к ним. А я отвечал: «Если честно будем работать — пойдет». Всё так и случилось. Хотя добираться до нашего здания не так уж просто, да и спектакли у нас, как вы знаете, далеко не короткие. Но пока есть энтузиазм — мы живы.