Минувший год как никогда ярко показал вздорность многочисленных разговоров относительно отъезда нашего народа с ярмарки Истории.
Река русской жизненной энергии, забурлив в Донбассе, где местные жители отказались подчиняться навязываемым им порядкам, начала вбирать в себя потоки добровольцев из РФ, а затем – и Европы. Надо признать, что у изначального импульса войны за Новороссию, имевшего сугубо местную, внутреннюю и никакую другую природу, оказалось много недоброжелателей по обе стороны границы.
Скептики в РФ цедят сквозь зубы, мол, «шахтеры не воюют», намекая на отсутствие у Донбасса оснований рассчитывать на помощь Большой России. Киевские пропагандисты, давно и далеко переплюнувшие Йозефа Геббельса и оруэлловское Министерство Правды, рассказывают сказки про 100 500 дивизий алтайской бронетанковой милиции, стыдясь признаться, что в очередной раз разбившие их соединения в основном состоят из местных жителей.
То есть опять «шахтеры не воюют», пусть и под несколько другим углом.
Что за глупости, господа? Донбассцы — в частности, те самые пресловутые шахтеры — не менее, а то и более жителей многих регионов Исторической России, способны на Подвиг, как в военные, так и в мирные дни. Порука этому — Стаханов. Порука этому — «Молодая гвардия». Порука этому — менее известный широкой публике, но не менее заслуживающий памяти людской писатель и герой труда Владислав Титов.
Он родился в 1934 году в деревне Калиновка Липецкой области. Семья была небогатой и большой, шутка ли — 10 детей. Слава рос, озоровал, учился не очень — в аттестате о среднем образовании лишь три четверки разбавили плотный гурт «государственных оценок», как политкорректно называют трояки. Хотел поступить в летное училище, но не прошел медкомиссию. Вдруг на глаза попалось объявление о наборе в Луганский горный техникум. Стипендию обещали немалую — 360 рублей, это позволило бы и самому обустроиться, и родным помогать.
Размышления были недолгими, и вскоре Слава уже разглядывал из окна поезда мрачные и величественные монбланы горной породы на донбасской земле. Зрелище пугало и завораживало одновременно.
Поступление в техникум, первые спуски в шахту, практика. Служба в армии, затем продолжение обучения уже в Боково-Антрацитовском горном техникуме. (Тогдашний Боково-Антрацит сейчас просто Антрацит, ЛНР.) По окончании — переезд в Донецкую область и распределение на шахту «Северная» вблизи Макеевки.
Слава, уже вступивший в права Владислава, работает, женится на любимой девушке Рите, они получают однокомнатную квартиру. Все свидетельствует о долгой и счастливой жизни впереди. Вот только картина этой жизни с 14 апреля 1960 года начала рисоваться совсем другими мазками, чем казалось раньше…
…В тот роковой день в шахте сорвавшаяся с рельсов вагонетка повредила кабель. Произошло замыкание, огонь побежал к трансформатору. Через несколько секунд страшный взрыв грозил заживо похоронить две смены шахтеров, работавших в забое. Отключать ток времени не было, и Титов, бросившись к щитку, принял на себя удар в шесть тысяч вольт, а затем еще и потушил продолжавший гореть кабель, закрыв его своим телом. Выжить после такого казалось, невозможно. Но он выжил. Цена, позволившая откупиться от костлявой старухи с косой, — «всего лишь» две ампутированные по самые плечи руки и искалеченная нога. Врачи долго не верили, что пациент пойдет на поправку. Да он и сам особо не верил, и не пошел бы, наверное, если бы не жена, совсем еще молоденькая 20-летняя девчонка. Она дневала и ночевала в больнице, бегала на ближайший рынок и с переплатой покупала рекомендованные мужу продукты — помидоры и свежую печень.
Титов все-таки выздоровел. Выйдя через полгода из больницы, он отчетливо понял, что теперь все будет по-новому, и это новое излишнего оптимизма не внушало. Было странно, страшно, щемило сердце.
Владислав, уже ставший, пожалуй, Владиславом Андреевичем, хотел утопить мрачные размышления в чтении, но даже взять книгу с полки самостоятельно не мог, пытался вытащить ее зубами, но лишь больно бился головой о шкаф. Не получается читать?
Решение было парадоксальным — что ж, тогда буду писать! Они с женой на тот момент уже перебрались обратно в Луганск, где жила теща. Титов попросил Риту купить карандаш, ручку и несколько тетрадей в косую линию для первоклассников. Рук не было, писать поврежденной ногой тоже не получалось. Владислав Андреевич начал выводить палочки и крючочки, зажав карандаш в зубах. Усилия приходилось прикладывать титанические, но результат с каждым месяцем был все лучше и лучше. Затем последовали буквы, потом — слова.
А затем — Титов решил написать автобиографический роман под названием «Всем смертям назло» обо всем, что с ним случилось.
Произведение было опубликовано в районной газете на малой родине Титова, в Липецкой области, и вызвало немалый читательский интерес. Писатель — теперь Владислав Андреевич вступил и в эти права — решил предоставить роман на суд более широкой аудитории. Несколько центральных изданий рукопись отвергли, но затем толстая тетрадь, заполненная странным пляшущим почерком, попала на стол Бориса Полевого, редактировавшего тогда «Юность».
Ну кто, как не автор «Повести о настоящем человеке», мог дать путевку в большую жизнь ЭТОЙ книге ЭТОГО автора?
Затем была всесоюзная известность. Были еще несколько книг, написанных всё так же, зажатым в зубах карандашом. Луганские рабочие подарили ему специально приспособленную электрическую пишущую машинку, он был очень благодарен, пользовался ею, но все равно предпочитал уже привычный способ, говорил, что так лучше чувствует слово. Изготовили для него рабочие и специальную тяпку, которую он крепил к ноге и помогал жене в огородных хлопотах.
Донбассцы вообще очень любили Титова, и он отвечал ставшей родной земле и ее жителям тем же. Писатель был депутатом нескольких созывов Луганского городского совета, всячески отстаивал интересы города и области в Москве.
Рита по-прежнему была верным другом и помощником Титова. В семье подрастала дочка Таня. Однажды в младших классах школы учительница дала ей и ее одноклассникам задание — пусть к завтрашнему дню каждому из ребят папа что-нибудь нарисует своей рукой.
Дети очень жестоки, и Таню подняли на смех — вот уж кому папа ничего не нарисует, у него и рук-то нет. Титов, узнав об этом, расстроился. Крепко задумался. Взял набор цветных карандашей и просидел за своим столом всю ночь. Утром сияющая от счастья дочка получила необыкновенно красивый рисунок парусника.
Увы, последствия той страшной аварии на шахте продолжали сказываться на здоровье Владислава Андреевича. Он умер весной 1987 года, не дожив до 53. Но луганчане по сей день бережно хранить память о нем. В городе (как и в его родной липецкой деревне) есть улица имени Титова, работает Дом-музей. В прошлом ноябре, когда Титов, будь он жив, праздновал бы 80-летний юбилей, в Луганске, несмотря на непрекращающиеся обстрелы, прошли многочисленные памятные мероприятия. Согласитесь, это многое говорит о несгибаемом духе донбассцев, достойных земляков человека, писавшего не руками, а душой.
Наиболее популярное в сегодняшнем украинском лексиконе словечко «перемога», уже ставшее филологическим анекдотом и являющееся вкупе со столь же затасканной «зрадой» характеристикой любых происходящих на Незалежной процессов, имеет простое и величественное русское значение — Победа. Наше ухо слышит в этой «перемоге» что-то связанное с превозможением, преодолением, выходом за грань возможного. А подняться над возможным, совершить подвиг, не укладывающийся в рамки человеческого понимания, это, согласитесь, очень по-нашему.
По-русски, по-донбасски, по-титовски. Пока воюющие всем смертям, врагам и недоброжелателям назло донбасские шахтеры владеют этим секретом победы-превозможения, никакие «перемоги» киевской хунты им не страшны.
