«Направить государственные деньги туда, где рынок более сложный»

Десять лет назад государство сделало ставку на госкорпо­рации как главный локомо­тив инновационного разви­тия страны. О том, в каком состоянии сегодня находит­ся российское технологиче­ское предпринимательство, насколько эффективна го­споддержка этого сектора и в каких научных отраслях нам ждать «прорывов» в бли­жайшие годы, корреспонден­ту Наталье Тимашовой рас­сказывает и.о. генерального директора Российской вен­чурной компании ЕВГЕНИЙ КУЗНЕЦОВ.

— Евгений Борисович, зачем специально поддерживать тех­нологическое предпринима­тельство? Вот в Советском Со­юзе вообще не было никаких предпринимателей, тем не ме­нее науки развивались и мы были впереди планеты всей — отправили человека в космос...

— Пример с космосом показате­лен: еще задолго до полета Юрия Гагарина, в 1931–1933 годах, в СССР при ОСОВИАХИМе дей­ствовала группа изучения реак­тивного движения (ГИРД), куда входили наши лучшие инжене­ры — Сергей Королев, Фридрих Цандер и другие. Занимались они разработкой ракет и двига­телей к ним, сами гирдовцы рас­шифровывали аббревиатуру как «группа инженеров, работающих даром», никаких зарплат не по­лучали. Но фактически это была технологическая предпринима­тельская группа, которая рабо­тала не в расчете на коммерче­скую прибыль, а «за идею». В 1934 году ГИРД вошла в Реактив­ный НИИ — выражаясь совре­менно, произошло «поглощение» предпринимательской команды.

Часто предпринимательскую команду поглощают именно с целью привнести в косную кор­поративную структуру старта­перский дух, готовность брать на себя риски и умение быть гибким. Если мы делаем став­ку на крупные госкомпании, как, например, это сделал Ки­тай, то важно одновременно с этим развивать технологиче­ское предпринимательство, ко­торое бы генерировало новые самостоятельные идеи. А для развития оно нуждается в го­споддержке.

— Какие меры господдержки наиболее эффективны: нало­говые льготы, прямая финан­совая поддержка в виде гран­тов, образовательные програм­мы, создание технопарков, поддержка бизнес-ангелов и бизнес-инкубаторов?

— Все перечисленное необходи­мо. Плюс специализированное регулирование, учитывающее особенности технологического рынка. Речь идет о помощи стар­тапам в защите их интеллекту­альной собственности и моно­польного права на получение в какой-то период времени при­были со своей уникальной раз­работки. Российское законода­тельство не любит монополизм и старается не допустить его, по­лучается, что стартапы сразу по­падают в неблагоприятные ус­ловия на рынке. В целом же го­сполитика в сфере технопред­принимательства должна быть системной.

— Что должна включать эта си­стема?

— В основе должны быть куль­тура и образование — людей надо правильно готовить к тому, чтобы быть технологиче­скими предпринимателями в са­мых перспективных отраслях. Должно быть эффективное гос­регулирование: когда создается стартап, он должен тратить ми­нимум времени и денег на ор­ганизационные вопросы — бух­галтерию, налоговый учет, тамо­женные проводки, отчисления в разные фонды. Везде в мире в стартап-зонах действует облег­ченное законодательство либо сервисы поддержки непрофиль­ных функций. Если эти функции со стартапа снимаются, он раз­вивается вдвое быстрее.

Очень важная сфера, к сожа­лению, слабо развитая в Рос­сии, — системная господдержка развития компаний на междуна­родном рынке. Госпрограммы поддержки роста экспорта сво­их компаний развивают Китай, Корея, Индия, страны Евросою­за, у России же здесь сильный провал. Однако Минэкономраз­вития начинает помогать нашим компаниям выходить на между­народный рынок.

— А достаточный ли спрос на программы господдержки, ко­торые сегодня предлагаются стартапам?

— Спрос высокий, в целом систе­ма поддержки стартапов на ран­ней стадии развития в стране сложилась, о чем говорит бурный рост их количества. Так, в феде­ральном акселераторе техноло­гических стартапов GenerationS, который проводится РВК уже четвертый год при поддержке российских корпораций, инсти­тутов развития, представите­лей венчурной инфраструктуры, на входе в 2016 году было более 4200 заявок, рост по сравнению с 2015-м — 60%. Создавать старта­пы у нас научились, теперь надо дать им возможность эффектив­но расти, преодолевать барьеры роста внутри страны и на между­народном уровне.

— Какие же институциональ­ные барьеры мешают разви­тию технологичного предпри­нимательства?

— Фискальная система и тамо­женное регулирование. В Рос­сии есть хороший опыт созда­ния преференций и налоговых льгот для развития IT-отрасли, которые помогают ей эффектив­но расти. Теперь можно расши­рять стимулирующее регулиро­вание на другие сферы — для поддержки биотехнологических компаний, стартапов, работаю­щих в области альтернативной энергетики, роботизации.

Таможенное регулирование остается большой проблемой, особенно в части доступа к ком­понентам, биоматериалам — действующие нормы блокируют развитие технопредпринима­тельства. Нежели на научных данных, мы сами себе связыва­ем руки на огромных перспек­тивных рынках. Например, в области генной модификации (геномики), где у нас сейчас жестко закручены гайки: иссле­дования вести можно, а прода­вать их результаты нельзя.

— Нейронауки взорвут техно­логичный рынок уже через 10–15 лет. А какие еще направле­ния станут «прорывными»?

— В первую очередь это разра­ботки в области искусственно­го интеллекта. Все, что связано с цифровыми технологиями, — написание софта, нейросети, ро­ботизация — это меганаправле­ние будет перспективным еще несколько десятилетий.

Вторая огромная сфера, где расти и развиваться можно бес­конечно, — медицина. Она так­же становится цифровой, парал­лельно происходит революция в самой медицине как науке. Ста­рение теперь рассматривается как болезнь, которую можно ле­чить, появился целый класс но­вых лекарств — биопрепаратов, которые спасают от рака и дру­гих смертельных болезней.

— Какие стартапы медицин­ской направленности РВК под­держала в 2016 году?

— Таких стартапов немало в на­шем портфеле: проект по соз­данию аппарата для коррек­ции бессонницы «Соня», проект «Брейн Бит», разрабатываю­щий неинвазивный глюкометр, проект «РТМ Диагностика», специализирующийся на раз­работках и коммерциализации технологии глубинной радио­термометрии — безвредного ме­тода, позволяющего диагности­ровать наличие злокачествен­ных новообразований на ран­них стадиях, который можно использовать для экспресс-ди­агностики.

Через Национальную техно­логическую инициативу (НТИ) сейчас в основном идет господ­держка таких компаний, кото­рые способны сделать прорыв на международном уровне и успеш­но работать на глобальном рын­ке — информационном, фарма­цевтическом, энергетическом и других. Так, мы сотруднича­ем с компанией «Таврида Элек­трик» — одним из мировых ли­деров в области «умных» энерге­тических сетей, у которого уже достаточно большие объемы про­даж в Бразилии, Индии, Велико­британии. А также с компанией «Транзас» — одним из мировых лидеров в области электронной картографии и разработки тре­нажеров по судовождению. В перспективе это роботизация судовождения и перевод в «циф­ру» управления морскими пере­возками.

— Приоритет в финансирова­нии все-таки тем направле­ниям, где мы уже достаточно сильны?

— Да, надо фокусироваться там, где у нас есть сильные стороны, но есть некоторые обязательные отрасли, которые нельзя игнори­ровать. Та же медицина — это ги­гантский перспективный рынок, и его нельзя проигрывать. Быть страной XXI века и не иметь со­временной медицины невозмож­но, а для этого нужны современ­ные биология и инфраструкту­ра. Но здесь мы отстаем на по­рядок, взять хотя бы научные центры, где есть оборудование для проведения метода редакти­рования генома CRISPR/Cas — простого, дешевого метода, от­крывшего новые возможности в лечении онкологических, орфан­ных заболеваний: в России та­ких центров всего пять, а в Ки­тае, США, Великобритании сот­ни. Если в ближайшие пять лет в области генной коррекции ниче­го кардинально не поменяется, то у нас так и останется медицина прошлого века.