«Свадьбу Фигаро» сыграли с самурайскими мечами
Санкт-Петербургский Михайловский театр включил в репертуар «Свадьбу Фигаро» Вольфганга Амадея Моцарта. Создатели спектакля — режиссер Вячеслав Стародубцев, сценограф Петр Окунев, художники Жанна Усачева (костюмы) и Вадим Дуленко (видео) — соединили европейскую историю с восточной экзотикой. Результат оказался спорным, но любопытным.
На сцене царит «шинуазри» — так во время создания комедии Бомарше и оперы Моцарта называлась разновидность стиля рококо, ценившего китайско-японские штучки, — то, что в России называлось китайщиной. Пудреные парики мужчин дополнены китайскими косами, пышные прически дам — длинными шпильками, камзолы и кринолины — широкими поясами и рукавами-крыльями. Для полноты впечатления следует упомянуть фарфоровые безделушки, шелка, ширмы, балдахины, орнаменты, веера, самурайские мечи и прочие вещицы, украшавшие жизнь аристократии XVlll века. А также то, что можно считать современной реинкарнацией этого стиля. На заднике, помимо традиционных ширм, мелькают поданные посредством видеопроекции большеглазые аниме-девушки и две ярко-алые рыбки-вуалехвостки. Последние наделены не только декоративной, но и смысловой функцией. По словам режиссера, это символ противостояния мужского и женского. Оказывается, рыбы этого вида — сиамские петушки — очень драчливы, на Востоке их традиционно использовали для турнирных боев и во избежание недоразумений никогда не держали особей противоположного пола в одном аквариуме.
Какое отношение данная аналогия имеет к опере Моцарта? А никакого. Опера-то как раз о счастливом примирении конфликтующих сторон и, можно сказать, пронизана идеей христианского прощения. Графиня (Светлана Мончак) прощает любвеобильного Графа (Александр Шахов), Фигаро (Александр Кузнецов) — некогда бросивших его родителей, Сюзанна (Екатерина Фенина) — ревнивого жениха, Барбарина (Татьяна Закирова) — ветреного Керубино (Софья Файнберг), а финальный ансамбль славит согласие и гармонию. При этом музыка свободна как от непримиримых противоречий, так и от стиля шинуазри. Даже очень проницательный взгляд не найдет в партитуре следов этой эстетики. Оркестр под управлением Ивана Великанова, как водится в российских коллективах, добавляет Моцарту сочности, но тоже не обнаруживает пентатоники и нетрадиционных ладов.
Значит ли это, что сценическая картинка пренебрегает моцартовским оригиналом? И да и нет. С одной стороны, режиссер действительно пристегивает к нему постороннюю идею. С другой, в умении вырастить концепцию из живописного зерна, убеждая даже в том, во что по здравому рассуждению поверить нельзя, ему не откажешь. Скажем, тот же шинуазри поначалу проявляется в отдельных, не претендующих на обобщение моментах — например, пальба из ружей и упражнения с боевыми жезлами реалистически вписываются в бодрый марш, провожающий на военную службу шалунишку-пажа. Однако затем эти новации прорастают в нечто совершенно фантазийное, вроде сцены лирического розыгрыша, где участники в струящемся красном фланируют по сцене, как сомнамбулы. Разобраться, кто есть кто, здесь трудновато, но фантазийность и не предполагает точности, равно как и непременного соотнесения музыки и сцены. Проще говоря, сцена и музыка в этом спектакле живут по своим законам, никоим образом друг другу не мешая, но и не помогая. Для любителей цельных впечатлений это, безусловно, минус. Для интеллектуалов, желающих самостоятельно конструировать спектакль, — явный плюс: твори, выдумывай, воображай.
В этом плане креативная «Свадьба Фигаро» — хорошее дополнение к строго-рациональной, сделанной с опорой на исторические реалии «Волшебной флейте» Эрика Вижье и Пета Хальмена, появившейся в Михайловском в прошлом сезоне. И если экскурс в оперный мир Моцарта будет продолжен с той же страстью к разнообразию, у михайловцев есть хороший шанс создать свой фирменный моцартовский театр.
