Сквозь предметы и эпохи: когда прошлое начинает говорить
Прошлое и настоящее связаны меду собой тысячами невидимых нитей. Леонид Юзефович, определенно обладающий особым видом исторического зрения, не только видит эти нити, но искусно протягивает их сквозь время и тексты. Литературный критик Константин Мильчин представляет книгу недели — специально для портала iz.ru.
Леонид Юзефович
Маяк на Хийумаа
М.: Редакция Елены Шубиной, 2018.
В повести Александра Сергеевича Пушкина «Гробовщик» в гости к похоронных дел мастеру приходят мертвецы, которых он когда похоронил. Миссия историка, а точнее автора исторической прозы, обратная работе гробовщика. Историк, особенно талантливый, обеспечивает мертвецу вечную жизнь даже тогда, когда покойный был редкостным мерзавцем.
Леонид Юзефович очень талантливый историк. Он воскрешает тех, про кого пишет. И вот, как к пушкинскому «Гробовищику», к нему в гости приходят увековеченные им мертвецы. В первую очередь, конечно, герои его самой известной, наверное, книги — «Самодержца пустыни».
В «Самодержце» он рассказывает историю барона фон Унгерна, русского офицера немецкого происхождения, который во время гражданской войны захватил Монголию, создал там теократическое протофашисткое государство, устроил генеральную репетицию Холокоста, местными почитался за бога, но в итоге был разбит и расстрелян красноармейцами.
Но есть в новом сборнике отсылки и к «Зимней дороге», документальному роману, который два года назад получил «Большую книгу» и в котором речь идет о последнем эпизоде Гражданской войны. Когда по всей России она уже закончилась, а в Якутии продолжала отчаянно сражаться горстка белых и горстка красных.
И вот герои тех книг являются Юзефовичу в виде потомков или дальних родственников, в виде странных ассоциаций и параллелей. Историку часто приходится общаться с людьми, которые имеют родственное отношение к тем, про кого он когда-то писал, — «мне звонил правнучатый племянник атамана Семенова, работавший геологом на Камчатке; внук колчаковского генерала Анатолия Пепеляева, державший хлебный ларек на Никулинском рынке, возил меня по Москве на своей старенькой «шестерке», а внука убитого по приказу Унгерна полковника Казагранди, милого застенчивого юношу из Усть-Каменогорска, я поил чаем у себя дома».
История — она не так далеко, как кажется, от генерала Гражданской войны до нас может быть всего одно-два поколения. Нужно просто видеть эту историю и ею интересоваться. И она сама начнет с вами говорить.
Писатель Леонид Юзефович на вручении литературной премии «Национальный бестселлер 2017»
С другой стороны, это сборник о том, как человек взаимодействует с историей. В самом первом рассказе Юзефович попадает на всемирный слет всех Унгернов, которые про своего жуткого родственника вспоминать не очень хотят. Некоторые из родственников даже спрашивают у самого автора — а ему-то каково писать про Унгерна, убийцу и садиста? Юзефович не сразу, но отвечает, и не им, а нам: «Я начал говорить об отвращении, смешанном с восхищением и переходящем в жалость, когда после мятежа в Азиатской дивизии Унгерн превращается в одинокого затравленного волка; о том, как трудно отделить в нем мечтателя от воина, воина — от палача. <…> Кто я, историк или адвокат дьявола? Иногда утреннее сожаление, что я недостаточно его осудил, вечером сменялось чувством вины перед ним, и я находил его грехам если не оправдание, то хотя бы объяснение. Эти качели выматывали мне душу».
Конечно, чаще всего в этой книге упоминается Унгерн. Тут не только слет баронов, тут и история его различных жертв. Вот — человек, считающий себя потомком одной из жертв; а вот подробная версия невероятной истории из «Самодержца» — про унгерновского офицера, который спас от неминуемой смерти девушку-еврейку и бежал с ней, а дальше то ли она его убила, мстя за погибших родственников, то ли сама отравилась, то ли вообще совсем другая версия.
Но чтобы всё это понять, нужно вслед за Юзефовичем освоить какой-то особый вид исторического зрения — сквозь предметы и эпохи, не перебарщивая с фантазией, но и не сковывая себя законами физики. «Ксерокс газетной полосы лежал передо мной, и я вдруг увидел, как сквозь типографский шрифт проступает женский почерк» — так, конечно, может написать только очень опытный историк, но в некоторой степени сборник рассказов и зарисовок «Маяк на Хийумаа» — это ускоренный мастер-класс, который объясняет, как можно получить такое особое зрение.
