«Наша платежная система должна создаваться без бюджетных денег»

Один из крупнейших российских банков — ВТБ — не планирует закрывать свои подразделения за рубежом, объединит под единым брендом свои «дочки» — Банк Москвы и ВТБ24 — и заплатит акционерам дивиденды в размере 10–20%. Об этом в интервью «Известиям» рассказал президент — председатель правления группы ВТБ Андрей Костин.

— Андрей Леонидович, главная тема последних недель — создание национальной платежной системы. Она стала актуальной после введения санкций со стороны минфина США в отношении ряда российских банков. В каком виде она должна быть создана? Во сколько обойдется ее создание бюджету?

— Надо уточнить, что речь идет именно о национальной платежной системе. Чтобы не было двусмысленности — от национальной к наднациональной системе надо пройти большой путь. Кроме того, есть базовый подход — она должна создаваться без бюджетных денег, это должно делаться за счет банков-участников.

Система должна быть простая, эффективная, доступная и недорогая. В этой связи мы видим два параллельных процесса. Уже сейчас банки пытаются создать межхостовые объединения, то есть соединить имеющиеся у них расчетные системы. И создание между ними единой смычки позволит в рамках России производить расчеты фактически по всем точкам, терминалам, которые существуют, но без выхода за пределы нашей страны. Таким образом, мы гарантируем работу этой системы даже в случае отключения России от внешних расчетных центров. Эта задача, по мнению наших специалистов, может быть решена в течение двух месяцев. Такое решение будет служить некой гарантией на случай худшего развития событий.

Кроме того, под руководством ЦБ ведущие банки ведут переговоры о создании единого расчетного центра. На этой базе можно будет создавать систему расчетов, которая будет называться «Национальная платежная система». А дальше уже можно позвать туда и международные системы, ту же Visa, но так, чтобы они не были главными акционерами, а имели только долю, привнеся свои технологии.

Но, конечно, международные расчетные системы создавались десятилетиями. Нужно понимать, что переход от национальной системы к интернациональной требует совсем других усилий, времени и средств.

— Сбербанк предлагает создать НПС на базе уже имеющейся УЭК и системы ПРО100, которой она владеет. Герман Греф уверяет, что так быстрее и дешевле. Вы согласны?

— Мы согласны взять любую базу, если она соответствует тем критериям, о которых я говорил. Она должна быть эффективной, дешевой и практичной. Такая система должна быть именно платежной. Она не должна пытаться решить все вопросы, связанные, например, с пенсионным обеспечением или идентификацией личности. Эта идея создания универсальной карты как некого инструмента, не только платежного, но имеющего другие функции, в нынешних условиях нам кажется длинным и затратным путем.

Новая система будет выбрана большинством банков на базе наиболее эффективной системы. Может, и ПРО100 будет использована. Я этого не исключаю.

— Сама идея создания НПС много лет обсуждалась. Но, как в поговорке «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится», пока санкций не дождались, решения не было принято. Почему надо было ждать санкций, чтобы начать работу над практической реализацией этой идеи?

— Мир сегодня глобализирован. Мы последние десятилетия стремились в мировое экономическое и финансовое пространство. И концепция применения санкций нам кажется неправильной, контрпродуктивной, вредной и не соответствующей духу взаимного сотрудничества, которого всегда придерживалась Российская Федерация. Мы и в ВТО вступили, и в другие международные экономические организации. Сегодня же мы вынуждены констатировать, что есть силы, в том числе и в США, которые хотели бы использовать финансовые рычаги, «финансовое вооружение» в политических целях. А это недопустимо. Есть политика, а есть экономика и финансы. У американских компаний, которые имеют ключевые позиции в сфере карточного обслуживания, к сожалению, авторитет сегодня подрывается этим политическим использованием. Думаю, не только Россия, но и другие страны начнут искать если не альтернативные, то запасные варианты, как можно будет обезопасить свою платежную систему в случае такого политического давления с помощью финансовых механизмов.

— То есть сейчас каждый будет создавать свою стратегию экономической безопасности?

— Думаю, что да. Это заставит задуматься страны, хранящие резервы в американских ценных бумагах, в том числе и казначейства, ведущие расчеты и платежи, — а что будет, если? Раньше мы с этим в принципе не сталкивались. Мы считали, что у нас в финансовой сфере, как и в других, собственно, какого-то соперничества, противоборства нет. К сожалению, жизнь показала, что эти рычаги могут включаться тогда, когда кому-то кажется, что надо кого-то наказать или добиться каких-то политических целей.

Я не хочу сказать, что надо уходить сейчас от международного сотрудничества — в частности, от сотрудничества с Visa и другими американскими компаниями. Это будет неправильно. 90% расчетов происходит внутри страны, но все-таки 10% — это наши граждане, миллионы людей, которые выезжают за границу. И для них Visa или MasterCard — вещь удобная и нужная. Поэтому сейчас изолировать себя специально, говорить, что мы прекратим сотрудничество, будет неправильно. Наоборот, мы должны спокойно взаимодействовать, показывать, что санкции — не наш вариант. Даже создание национальной платежной системы я бы не рассматривал как некую контрмеру против кого-то. Это альтернативный конкурентный путь, обеспечивающий дополнительную стабильность нашей финансовой и платежной системе.

— Госдума в первом чтении приняла закон о НПС, и там, если операторы осуществляют перевод средств, они должны опираться на центры, которые находятся на территории РФ. Получается, что MasterCard надо будет свои центры здесь открывать или уйти с нашего рынка. Мы говорим, что хотим с ними диалога, а документы совсем другие принимаем.

— Давайте посмотрим, какой будет окончательный вариант в Госдуме. У нас специалисты имеют разные точки зрения на целесообразность этого шага. Но на наш взгляд, необходимо сегодня сохранить сотрудничество с основными мировыми платежными системами, потому что это нужно нашим людям. А если это нужно, то зачем от этого отказываться? Такой необходимости на сегодня мы не видим и считаем, что дальше развивать этот конфликт не стоит. Надо просто заботиться о собственной безопасности и подстраховываться на случай, если это будет необходимо. В крайнем случае можно две карточки иметь: одна, которая бы имела хождение в России, использовалась бы для зарплаты, а вторая карточка, имеющая международное хождение, может подстраховывать. И ничего страшного я в этом не вижу.

— Игорь Шувалов заявлял, что помимо публичных санкций к российским компаниям и банкам США и ЕС применили санкции, о которых публично не заявлялось. ВТБ столкнулся с такими санкциями?

— Есть несколько примеров. Первое — практически отказ американской стороны продолжить обсуждение и заключение соглашения по закону FATCA.

США приняли не так давно новый закон о том, что все банки должны информировать американские финансовые органы о своих операциях. Прежде всего для выявления платежей американских граждан, чтобы лучше контролировать их доходы и уплату налогов. При этом если страна не соблюдает данный закон, не подписывает соответствующих бумаг с США, то против ее банков будут вводиться достаточно жесткие санкции. Некоторые западные страны уже подписали рамочные соглашения с американским правительством. Причем контроль за операциями проводится через национальные структуры, что упрощает работу самих банков.

Была идея подписания соглашения между Министерством финансов РФ и Казначейством США. Приостановив эту работу, американские власти заставят российские банки самостоятельно участвовать в этом процессе, что накладно по деньгам и сложно с точки зрения деятельности. Это можно рассматривать как недружественный шаг по отношению к финансовым учреждениям России. Хотя можно спросить — а сколько американских клиентов в российских банках? Их не так много. Но поскольку они всё равно есть, то приходится много времени и усилий тратить для создания этой системы.

Второй пример уже исключительно из нашего опыта. Мы последние недели испытываем очень сильное давление со стороны Банка Англии в отношении нашего банка VTB Capital plc, который у нас в Лондоне. Это единственный российский банк с полной лицензией. Сейчас нам пытаются предъявить требования, которые несовместимы с регулярной практикой надзора. Мы обратились в наш Центральный банк с просьбой оказать содействие в переговорах с Банком Англии, потому что видим, что эти требования не соответствуют профессиональному подходу. Как мне кажется, в них больше политической мотивации. Были проведены все тесты, было выявлено, что банк является надежным, стабильным и никаких проблем для финансового сектора Великобритании он не вызывает.

Надеюсь, что нам удастся все-таки отстоять нашу позицию и доказать, что такого рода действия в отношении российского банка в Великобритании не совсем совместимы с международными нормами надзора.

— Защиты у правительства попросите?

— Мы действуем на территории другого государства и по законам Великобритании, которые мы не нарушаем. Считаю, что переговоры через ЦБ РФ будут наиболее эффективными.

— Вы заявили, что в ответ на экономические санкции Запада Россия должна перейти с торговыми партнерами в Европе и Китае на рублевые расчеты. И в первую очередь это должны сделать экспортные госкомпании. «Газпром» недавно заявил, что готов перейти на рубль. Как думаете, все перейдут или надо это законодательно закрепить?

— Я думаю, что от самой идеи до ее реализации должно пройти какое-то время. Я бы хотел быть правильно понятым, так как сейчас идет много дискуссий. Многие либеральные экономисты, например, критикуют это предложение, говорят, что это отход назад. Но я думаю, это — движение вперед.

Мы на сегодня сделали большой шаг в сторону конвертации рубля, и мы говорим, что прошли дальше по этому пути, чем другие государства БРИКС. Но какие мы имеем преимущества? Мы имеем пока негативные факторы: повышенный отток капитала, меньшая стабильность курса национальной валюты. Мы, безусловно, имеем преимущество в плане притока капитала, но в основном — на высокоспекулятивный финансовый рынок.

Следующим логичным шагом будет переход к расчетам в национальной валюте, по крайней мере с основными торговыми партнерами. У нас во многом экспорт монокультурный — преимущественно энергоносители: нефть и газ. Аргументы, что мы потеряем конкурентоспособность, мне кажется, здесь не очень работают.

Я не призываю завтра же всех перейти на рубли. Никого не надо загонять, в том числе и госкомпании. Это неправильно. Должна быть нормальная конкурентная среда. Однако я разговаривал с нашими экспортерами: «Газпром» активно поддержал, «Ростех» и «Роснефть» говорят, что и они в принципе не возражают, хотя с некоторыми оговорками.

Между тем преимущества очень большие. Это позволит решить проблему зависимости от платежей, которые проходят постоянно через Нью-Йорк. Я не думаю, что это потребует много законодательной работы, но требует большой работы со стороны ЦБ. Здесь появляется много новых неизвестных, связанных с дополнительным объемом расчетов в национальных валютах. Но на экспериментальном уровне эти вещи давно используются. В частности, банк ВТБ в свое время при поддержке Центрального банка подписал соглашение с китайцами по приграничной торговле. Мы на протяжении многих лет ведем расчеты в рублях и юанях. Наши банки в Хабаровске и Шанхае выступают как расчетные центры. У нас в банке в I квартале текущего года 25% клиентских расчетов по импорту уже было проведено в рублях, хотя по экспорту эта сумма составила 3%.

Конечно, на первых порах переход на расчеты в рублях может создать определенные неудобства для экспортеров, увеличится объем работ банков и ЦБ, но это будет потрясающий шаг вперед в продвижении нашей национальной валюты на мировой рынок.

Следующим шагом может стать превращение рубля в региональную резервную валюту. Я прежде всего имею в виду страны СНГ и Таможенного союза. Кстати, мы не одни к этому движемся. Недавно лидер КНР достиг договоренности с канцлером Германии о создании во Франкфурте расчетного центра в юанях. Ранее китайцы подписали аналогичное соглашение с Великобританией. То есть крупные экономики стран БРИКС постепенно к этому идут.

Невозможно, чтобы новые экономики, которые играют значительную роль в экспорте и мировом производстве, полностью не проявили себя в финансовой сфере. Мне кажется, отражением этого должно быть появление таких валют, как юань и рубль, на мировой платежной арене. Ничего удивительного в этом нет. И это мое предложение, кстати, появилось не вчера и не в ответ на санкции. Но думаю, что момент сейчас удобный. Потому что все начали понимать, что ситуацию надо менять. И думаю, что уровень поддержки этой идеи будет значительно больше, чем мог быть два года назад.

— Хотя некоторые говорят, что наши партнеры могут отказаться покупать нашу продукцию в рублях, всё же Запад вряд ли откажется от российских газа и нефти.

— Я тоже так думаю. Я разговаривал и с западными партнерами, и с нашими специалистами, экспертами в нашем банке. Если это правильно организованный технологический процесс, то рисков, на мой взгляд, не так много. Банки в состоянии обеспечить необходимые операции, чтобы у экспортеров возникали минимальные проблемы. Недавно был случай — платеж на $3 тыс. из Казахстана в Россию застрял в Нью-Йорке. Речь шла, по-моему, о платеже российской страховой компании со стороны российского же дипломатического представительства. Наверное, если бы это платилось в тенге или рублях, такой проблемы не было бы.

Я не призываю полностью заменить сегодня доллар или евро. Это было бы невозможно, и даже говорить так было бы безответственно. Но если «Газпром» сделал публичное заявление о целесообразности перехода расчетов на рубли, то, наверное, у них тоже есть понимание того, что и их потребители готовы к этому.

— То есть все эти заявления российских компаний и банков о переходе на рубль — это не игра в политику, а взвешенные экономические решения?

— Абсолютно. Я давно призываю к этому. Это не игра в политику, и никакой тут политики быть не должно. Надо ставить амбициозную задачу и решать ее. Мне кажется, что сегодня время пришло. По крайней мере, надо ставить себе большую цель и к ней двигаться. Повторяю, с точки зрения технологии это вопрос решаемый.

— Вы поддержали также банк «Россия», который решил перейти на рублевые расчеты. А ВТБ не планирует?

— Нет. ВТБ может перейти на рублевые расчеты, только если весь мир будет в рублях рассчитываться. Но такого сценария я пока не вижу. Думаю, в мою бытность банкиром я до этого не доживу. У нас ведь в названии заложено — мы только недавно стали ВТБ, а до этого были банком внешней торговли, — что у нас большой компонент внешних расчетов, внешней торговли. Мы должны обслуживать наших клиентов во всех тех валютах, которые сегодня используются в расчетах.

— Вы заявили о необходимости создания международного рейтингового агентства. По вашему мнению, когда оно может быть создано? И сможет ли оно быть по авторитетности таким же, как, к примеру, Moody’s, Standard & Poor’s и Fitch? Смогут ли сами банки отказаться от услуг вышеупомянутых агентств, которые не первый год работают на рынке?

— Нам всем нужно национальное рейтинговое агентство. Я поясню, о чем идет речь.

У нас достаточно предприятий, производящих либо военную продукцию, либо продукцию двойного назначения. Они в силу специфики своей деятельности даже не обращаются к международным рейтинговым агентствам, так как у них закрытая информация по производству. Во-первых, эта часть экономики выпадает из рейтинга. Во-вторых, у нас есть много предприятий среднего бизнеса — для них просто дороги услуги международных рейтинговых агентств, и они тоже не привлекают их.

Поэтому мы, как и любой другой банк в нашей стране, вынуждены заниматься собственным рейтингованием наших клиентов, чтобы оценивать их с точки зрения надежности, стоимости ресурсов и т.д. Создание национального рейтингового агентства с высокой репутацией позволило бы банкам пользоваться его рейтингами. Спрос будет большой. В итоге мы могли бы практически перейти к рейтингованию большей части нашей экономики, всех предприятий, по крайней мере крупного и среднего бизнеса. Думаю, услуги национального рейтингового агентства были бы безусловно дешевле. Это первая причина, почему вообще надо создавать национальное рейтинговое агентство безотносительно к каким-либо санкциям.

Второе. Мне кажется, что надо иметь и международное рейтинговое агентство для международных операций. Потому что все-таки репутация у международного рейтингового агентства была бы выше, чем у чисто российского. Но это не значит, что все ключевые рейтинговые агентства должны быть американскими. В этом одна из проблем.

Сейчас, к сожалению, когда принимаются решения американским правительством, то автоматически их выполняют американские компании. В Крыму, как видите, даже «Макдоналдсы» закрыли. Поэтому нужны какие-то новые механизмы, которые бы не зависели от воли только одного министерства одной страны. Мое предложение — подумать о создании международных рейтинговых агентств, но базирующихся на многостороннем участии. Это можно было бы сделать в рамках стран БРИКС. Кстати, есть интересный прецедент. Еще в годы Советского Союза в рамках Совета экономической взаимопомощи был создан Международный инвестиционный банк. Он до сих пор работает. И он не только носит наднациональный статус, но и обладает дипломатическим иммунитетом, и устав его зарегистрирован в ООН. То есть имеются прецеденты создания наднациональных структур, на которые не могли бы распространяться действия одного или нескольких конкретных государств.

Вместе с тем не думаю, что нам немедленно надо отказаться от сотрудничества со всеми американскими рейтинговыми агентствами. К примеру, у банка ВТБ абсолютно не сложились отношения с агентством Fitch в силу ряда причин. Прежде всего мы считаем, что оно просто непрофессионально в своей деятельности и некорректно вело себя по отношению к банку. Но с другими агентствами мы взаимодействуем нормально и планируем продолжать сотрудничество с агентствами Moody’s, Standard & Poor’s.

— В своей профессиональной деятельности вы общаетесь со многими коллегами, представителями зарубежного бизнеса. Как они оценивают ситуацию, которая сложилась между ЕС–США и Россией?

— Я могу сказать одно — что за последние несколько недель меня посетил целый ряд западных банкиров из Европы, Соединенных Штатов, которые сказали, что они продолжают с нами работу. Специально прилетели, подтвердили свои намерения. Поэтому я бы сказал, что готовность к сотрудничеству есть, она не изменилась. Просто наши коллеги сейчас не будут это громко афишировать, потому что они чувствуют давление. Давление оказывается даже в таких вопросах, как посещение Санкт-Петербургского экономического форума, который состоится в конце мая текущего года.

Бизнес — один из тех факторов, который не позволяет сегодня властям Европы и США двинуться дальше по списку санкций, потому что бизнесмены — люди прагматичные. Они ценят тот уровень взаимоотношений и тот уровень бизнеса, который они имеют в России, где находятся, в общем-то, в комфортных условиях.

— Часть населения страны весьма доверяет мнению экс-главы Минфина Алексея Леонидовича Кудрина, который, в свою очередь, рисует не такое положительное будущее для нашей страны: отток капитала, стагнация и прочие беды. Можно ли опираться на это мнение и сможет ли Россия действительно выстоять в этом? Ведь если в отношении нас вводят какие-то санкции, то мы знаем, что у нас есть что-то в запасе. Есть у нас этот джокер?

— Вы знаете, я в воскресенье с ним разговаривал по телефону. Алексей Кудрин — высокоавторитетный человек, он взвешенно подходит к вопросам. Ему, как и всем нам, не хотелось бы, чтобы были отброшены назад все те достижения, которые имели место за последние годы на пути движения к открытому мировому рынку. Даже понимая, что не мы этому виной. В этой ситуации нам нужно добиваться того, чтобы наши люди не пострадали и чтобы потери для страны были минимальные. Самая главная задача — чтобы страна и ее граждане получали позитив, более высокие доходы, лучшее социальное обеспечение. Мы это в состоянии сделать, если не будем сейчас опускать руки и только обижаться на кого-то. Крайне важно дальше продолжить серьезную перестройку нашей экономики, ее модернизацию. Видно, что Россия обладает большим политическим влиянием, нам очень важно дополнить это мощью экономической. Вот над этим мы должны работать. Этим мы должны заниматься. И тогда, даже если негативные последствия будут, они все-таки будут нивелированы теми позитивными изменениями экономического роста, которые мы можем достичь. Еще раз повторюсь: главная задача сейчас — сконцентрироваться на нашей работе по обеспечению экономического роста и модернизации российской экономики.

— То есть борьба за мировые инвестиции продолжится?

— Конечно, продолжится. Были времена, когда в основном военные методы возобладали в отстаивании интересов государства, сейчас это всё больше экономика, финансы. Поэтому нам очень важно в этом плане дальше работать. Сегодня я не вижу причин для панических настроений. У нас, конечно, есть снижение темпов экономического роста, отток капитала, но мы не первый год с этим живем. Тут нужно принимать те меры, которые уже неоднократно обговаривались. Но ни в коем случае нельзя отворачиваться от других стран. Нам нужно упорно двигаться вперед и решать те задачи, которые мы ставили по созданию инвестиционного климата, в том числе и для зарубежных инвесторов.

— Рассчитываете ли вы на улучшение экономических показателей по итогам этого года? ВТБ выполнил свои обещания, заработав в 2013 году 100,5 млрд рублей прибыли. Какой прогноз вы можете дать на 2014 год?

— Сейчас трудно сказать. Мы даже не будем ставить такие задачи. У нас есть понимание, что наша операционная прибыль будет хорошей, стабильной. Но уровень резервирования во многом зависит от того, как сложится ситуация дальше. Мы активно работали и кредитовали на Украине.

Экономика этой страны находится в очень тяжелом положении. Риски, связанные с Украиной, не могут подорвать деятельность нашего банка, но всё же могут сказаться на наших годовых результатах. Да и другие факторы — понижение российских рейтингов, удорожание фондирования и т.п. — могут иметь негативные последствия.

— А на дивидендной политике это как-то отразится?

— Мы установили для себя дивидендную политику, сказав, что будем платить от 10 до 20% от нашей чистой прибыли по МСФО. Мы будем последовательны в этом. Наши дивиденды в этом году будут в промежутке 10–20%, я думаю, около 15%. Это предложение будет согласовано с правительством, утверждено наблюдательным советом и в дальнейшем вынесено на общегодовое собрание.

— Вы говорили несколько месяцев назад: «Сегодня время худое в плане того, что не ожидаем роста прибыли в этом году. Поэтому на сегодня запас — это более эффективный бизнес и сокращение расходов». За счет чего банк будет справляться с кризисом — сократит зарплаты, уволит сотрудников? От скольких придется избавиться? Будут ли сокращаться региональные отделения банка?

— Мы провели 15-процентное сокращение фонда оплаты труда. У банка есть дальнейшие пути сокращения издержек, мы будем их рассматривать не только в области сокращения кадров или оплаты труда, но и в других сферах. В новой стратегии развития банка мы предусматриваем серьезный контроль за издержками, чтобы по крайней мере они росли более медленно по отношению к росту доходов. Должна расти производительность труда нашего банка, мы на это нацелены.

— Может быть, в целях экономии стоит уже оставить один розничный банк? Сегодня и ВТБ24, и Банк Москвы работают как отдельные структуры. А ведь еще и Лето-банк, специализирующийся на потребкредитах. У каждого банка свое руководство, рекламные бюджеты. Отделения — как-то неэкономично.

— Я могу сказать, что в целом у нас зреет решение о том, чтобы в 2017 году юридически присоединить к ВТБ Банк Москвы, а в 2019-м — ВТБ24. Но при этом Лето-банк останется самостоятельным в силу своей специфики в области потребительского кредитования. Мы будем заниматься всеми видами банковского бизнеса, предоставлять кредиты предприятиям всех уровней: от лидеров нашей экономики до малого бизнеса. Потребность в кредитах в стране большая. Что касается модели управления, то мы серьезно думаем, изучая зарубежный опыт, чтобы действительно вместо трех сделать один банк. Думаю, что в перспективе до 2019 года мы могли бы это сделать.

— Дочерние структуры ВТБ есть в разных странах, в том числе и в ЕС. Не планируется ли продажа каких-либо из них или, наоборот, расширение присутствия?

— Расширять не будем. В новой трехлетней стратегии есть и международная часть. Мы будем сокращать свое присутствие в ряде стран, таких как Вьетнам, Индия. В Анголе мы объединили свой банк с одной из крупнейших в стране финансовых организаций, получив в ней миноритарную долю.

Мы сохраним наше присутствие в других странах. Глобального расширения в Европе мы не планируем, но и закрывать ничего не будем, у нас есть там определенный бизнес.

— Бизнес ВТБ на Украине — его можно сохранить, учитывая довольно враждебное отношение местных властей, особенно после заявления о национализации Одесского НПЗ, который находится у вас в залоге?

— Посмотрим, там ситуация непростая, активы арестованы, предприятие не работает. Будем разбираться. Сейчас бы я не хотел создавать вокруг этого какую-то шумиху. Я думаю, что сигнал мы послали. Мы считаем, что категорически нельзя нарушать право собственности, будь то структура с госучастием или частная компания.

Я считаю, что мы не должны создавать проблемы для украинского бизнеса в России, которого немало у нас в стране. Но и Украина, если она будет принимать какие-то решения относительно российских банков или предприятий, должна осознавать, что любые такие действия неминуемо приведут к ответным мерам. Есть люди и на Украине, и в России, у которых руки чешутся это сделать: либо одного, либо другого закрыть. Этого надо категорически избегать. В этом плане мы надеемся на разум людей, принимающих решения. Они должны понимать, что наши экономические отношения крайне важны. Надеюсь, что ситуация будет решена в соответствии с законом.

— Если действительно какой-то актив будет национализирован, будете ли вы подавать в международные судебные инстанции? 

— Конечно, будем. Мы всегда используем весь арсенал имеющихся возможностей. Все законные методы.

— В связи с ситуацией, которая сложилась в результате банкротства «Моего банка» и «КИТ Финанса», Госдума заговорила о необходимости введения личной ответственности для банкиров. Вы разделяете точку зрения парламентариев?

— Я считаю, что ответственность имеется всегда, но разная. К примеру, репутационная. Человеку, который потерял репутацию, трудно претендовать на какие-то аналогичные позиции в других компаниях.

Но я также считаю, что и другие виды ответственности менеджеров, включая уголовную, должны быть повышены. К сожалению, если взять банки, где абсолютно четко видно нарушение закона (так было, например, в Банке Москвы), то их менеджеры, которые нанесли своими умышленными действиями огромный ущерб, оказываются в результате либо сразу за рубежом, либо как-то здесь выпутываются. Я за большую ответственность, но в рамках закона, который должен быть един для всех.

— Также звучало мнение перевести в ответ на санкции США Фонд национального благосостояния и Резервный фонд в рубли. Как вы относитесь к данному предложению?

— Не взялся бы вносить предложения, как именно отвечать на американские санкции. Скажу лишь, что сейчас Фонд национального благосостояния будет расходоваться  в большей степени. Эти шаги уже принимаются. Из него будут финансироваться крупнейшие инфраструктурные проекты внутри нашей страны. Это, на мой взгляд, абсолютно верное решение.

Но и здесь нужен здравый подход. Нужно смотреть, на какие цели мы эти фонды формируем. Если это фонды для поддержания социальных гарантий, то это одна история, если для поддержания национальной валюты, то другая. Нужна диверсификация. Наши фонды могут быть инвестированы в разные валюты разных государств. Это дает большую финансовую стабильность. Только не надо сейчас в крайности впадать и продавать все доллары, чтобы наказать Америку. Сегодня мир не однополярен. Исходя из этого, нам и нужно выстраивать свою финансовую политику.