Завершившийся в Берлине 68-й Международный кинофестиваль для большинства отечественных комментаторов знаменателен в первую очередь участием в конкурсе картины Алексея Германа-младшего «Довлатов». Сразу скажу, картина Германа мне особенно близка потому, что 70-е годы минувшего века — часть моей жизни. И пристальное внимание режиссера к деталям и атмосфере времени особенно в сновидческой стилистике (не будем забывать, что еще в середине минувшего века великий Орсон Уэллс называл кино лентой сновидений) воскрешает эту эпоху в памяти.
И всё же проигнорированный критикой «Конец прекрасной эпохи» Станислава Говорухина мне в свое время показался более довлатовским по интонации, а «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на Родину» Андрея Хржановского — более глубоким взглядом на судьбу Иосифа Бродского в контексте времени. Возможно, моя предвзятость объясняется тем, что последние две картины сделаны людьми моего уходящего поколения.
Лента Германа заслуживает особого разговора, который уже начат (в восторженных тонах) моими коллегами. Здесь же меня более интересует специфика восприятия в рамках международного фестиваля. Ведь Алексея Германа-младшего (в отличие от старшего) нередко упрекали в том, что он выстраивает свои фильмы в расчете не столько на отечественную аудиторию, сколько на отборщиков Московского кинофестиваля и западного фестивального зрителя. Здесь-то и возникает своеобразный парадокс: «Довлатов» на Берлинале был принят практически безоговорочно, но, как выясняется, понят не вполне адекватно.
Так, в официальной аннотации из каталога утверждается, что Сергей стремился «рассказать правду о кораблестроителях и тружениках метро», что и вызывает недовольство властей, в то время как нам ясно, что речь идет о редакционных заданиях, от которых автор открещивался неприемлемой для начальства иронией. Критик Джонатан Ромни в посвященном фильму тексте упорно называет Довлатова поэтом (видимо, Довлатов и Бродский не без помощи режиссера слились у него в одно лицо) и ни разу писателем или журналистом и утверждает, что его исключили из Союза писателей. В то время как весь фильм строится на том, что его в этот союз не принимают (позднее он будет исключен, но не из Союза писателей, а из Союза журналистов).
Однако не будем придираться. Главная мысль рецензента правильная: фильм на Западе вызывает ностальгию по тем временам (и той русской культуре), когда литература была религией и путем к спасению, в то время как сегодня речь идет о выживании серьезного художественного творчества, и в киноискусстве тоже.
Международная копродукция способствует приятию картины в разных странах, но вредит ощущению достоверности для русскоязычной аудитории. Режиссеру не всегда удается преодолеть неизбежный конфликт между физическим обликом и пластическим образом исполнителя, а также звучанием и интонациями его голоса (правда, здесь это не так заметно, как в образе Николая Второго в пресловутой «Матильде» Алексея Учителя). Довлатов Милана Марича органичен, привлекателен (порой даже слишком), но лишен кризисного излома и, разумеется, русской души, тяготеющей к алкоголизму. Показать этот аспект в большей степени удалось погибающему типическому герою своего времени — художнику и фарцовщику в исполнении Данилы Козловского.
Женщины в фильме Германа, даже когда их играют выдающиеся актрисы, не столько живые люди, сколько сюжетные функции разного отношения к конформизму и антиконформизму времени, что созвучно и понятно современным интеллектуалам и интеллигентам, где бы они ни жили и ни творили. Возможно, именно такое мастерское сочетание ключевых ингредиентов позволило картине Алексея Германа обольстить не только наших и зарубежных критиков, но и членов международного жюри и принесло два приза: «За выдающийся художественный вклад художника фильма» (Елена Окопная) и награду независимого жюри немецкой газеты Berliner Morgenpost.
Хотя Довлатов и Герман и завладели всеобщим вниманием, присутствие российской культуры прошлого и настоящего на Берлинале этим вовсе не ограничилось. В противоположном конце биографического и эстетического спектра оказался англоязычный «Профиль» Тимура Бекмамбетова.
В судьбе режиссера причудливо переплетаются иудеохристианские, центральноазиатские и голливудско-глобалистские компоненты, а в его фильме они приумножаются благодаря обыгрыванию специфики интернета в жанре «десктоп-триллера». Транснациональный сюжет вербовки террористов и террористок в перевертыше малого экрана в большой выглядит убедительно и эмоционально впечатляет.
Также хочется упомянуть еще один причудливый гибрид — фильм «Ага» (это имя дочери престарелых героев, которая покинула родные якутские просторы ради заработка на алмазных копях). Действие происходит в Республике Саха. У истоков замысла — родоначальник аудиовизуальной антропологии, знаменитый фильм американца Роберта Флаэрти «Нанук с Севера» (героя современного фильма тоже зовут Нанук). В основе фильма — не только якутский эпос «Олонхо», но и легенды канадских инуитов, а поставил это выдающееся произведение на якутском языке (на французские и немецкие деньги) болгарин Милко Лазаров.
Автор — председатель Гильдии киноведов и кинокритиков, доктор искусствоведения
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
