Вместо коммунизма

ГЭС В холле станции среди объявлений о покупке-продаже подержанных японских автомобилей висит "Молния": "Машинный цех 18 сентября 2001 года вытащил из темных недр спиральной камеры гидроагрегата номер десять рабочее колесо !!!!!, которое почти сорок лет никто не вытаскивал. Молодцы, так держать!" В "темные недра спиральной камеры" - в "улитку" - нужно пролезать через узкий люк. Улитка - место, где вода, падающая со стометровой высоты, закручивается, меняет направление движения на горизонтальное и толкает лопасти рабочего колеса турбины. Турбины сейчас нет, и без нее улитка - просто большая каменная яма, подсвеченная ремонтными лампочками. На сто метров вверх уходит темная пещера водовода, входное отверстие которого перекрыто сейчас заслонкой. Все равно жутко, когда представишь, что там - толща воды Братского моря. - Пойдемте отсюда, - говорю Владимиру Белкину, провожатому. - Жутко? Ну пойдемте... По этой улитке, наверное, никто так не разгуливал со времен строительства, и, наверное, стоя здесь, можно представить, как в тайгу высаживался первый эшелон, как рубили лес и ставили палатки, как жили в этих палатках строители, как мерзли в сорокаградусные зимы, как перекрывали Ангару и рыли котлован - днем и ночью, с комарами и морозами, как бригады коммунистического труда заливали бетон в тело плотины, перекрывая нормы, а вечерами собирались читать стихи в общежитиях, как устанавливали турбины и ждали пуска... Романтические шестидесятые начались здесь несколько раньше шестидесятых календарных. Романтические шестидесятые, в которые никто не верит, даже сами шестидесятники. Я тоже не верю, и для меня улитка - только страшная сырая пещера, а тело плотины - мощное сооружение, вызывающее зависть к себе самому как представителю племени людей, создавших такое. Шестидесятые - были! Представьте себе людей с семилетним образованием, которые в три смены долбят Ангарский базальт, потом сочиняют "Торжественное обещание члена бригады коммунистического труда", потом выступают перед пионерами в сельской школе, в свободное от работы и обещаний время наяривают на единственном на сто человек баяне, подаренном в качестве премии комитетом комсомола. Которые радуются, что их вместе поселили в одном общежитии, и огорчаются, что соседняя бригада дала больше процентов. Которые в свободное время готовят себя к грядущему коммунизму, обучаясь в вечерних школах и всемерно повышая культурный уровень. Представили? Так вот, все это действительно было, причем без всякого принуждения. Об этом я прочел в книге семьдесят первого года выпуска "Земные братья". Книга о Борисе Гайнулине - бригадире бригады коммунистического труда строителей Братской ГЭС, получившем травму позвоночника и оставшемся с парализованными ногами. Можно, конечно, говорить, что книга выполняла партийный заказ, что на самом деле ничего такого не было. Я сам сначала так думал, да отчасти, наверное, так и есть. Но там встречаются такие подробности, которые вообразить под заказ может только крайне чувствительная душа: "В вечерней школе у нас учатся Коля Кравцов, Володя Казмирчук, Федор Черных, Юманов Коля и другие - всего шесть человек. Четверо занимаются на курсах подготовки в институт, семеро - на курсах шоферов, еще четверо - на курсах сварщиков, а двое посещают музыкальную школу". Вот эти "двое" меня добили. То есть после восьми часов с двадцатикилограммовым перфоратором... Так что были шестидесятые, были. Ток медленно потек - Есть у вас кто-нибудь на станции, кто помнит, как все было в те времена? Когда ГЭС еще строили? - спрашиваю у Белкина. - У нас есть человек, который ГЭС ставил под нагрузку! До сих пор работает - Георгий Фомич Георгиади. - Как это - ставил под нагрузку? Я своими глазами читал, что не Георгий Фомич, а Никита Сергеевич, Хрущев по фамилии, повернул рубильник, и ток пошел электрифицировать страну! - Пойдемте к Георгиади, он вам сам все расскажет. Он у нас по службам диспетчерского и технологического управления - связь и прочее... - Это был не рубильник, это ключ, - говорит Георгиади, веселый, без всяких анахронизмов молодой пожилой человек, приехавший в Братск из Ленинградской области. Ехал "инженером на ионное возбуждение" (не спрашивайте, не знаю, что это), с детьми ехал, даже с грудным ребенком, ехал в тайгу из обжитого места, "потому что там уже застой был, а здесь новое дело, интересно". - Значит, приехал я весной, поставили меня дежурным на смену, и двадцать восьмого октября шестьдесят первого года я пустил восемнадцатый агрегат - первый - на холостые обороты. А двадцать седьмого ноября мы должны были включать. Собирались часов в шесть вечера. Готовили все до тех пор, пока у меня на столе не зазвонил телефон - прямой телефон был с Москвой. То есть телефон был не здесь, а там, в машинном зале, где вы уже были. - Были. Турбины так красиво стоят, гул, под потолком кран ездит. - Ну тогда зала как такового не было. Был временный шатер, где все и обитали, повернуться негде... По телефону сказали, что, оказывается, едет Никита Сергеевич. Пуск отложить, всем освободить зал. В одиннадцать вечера сказали, что включать все-таки будем. В двадцать четыре часа подошел я к пульту управления. Синхронизировали с начальником машзала обороты и фазу в системе. И в ноль четырнадцать я включил. Я до этого включал не одну машину, и всегда было с толчком, потому что синхронизировать до конца невозможно. А тут - мертвая тишина. А тогда ж приборов не было, ничего не посмотришь, один самописец на уровне колена, по-моему они до сих пор есть... Нету? Ну ладно. А потом кто-то: "А самописец-то показывает!" Схватили Гиндина, главного инженера стройки, качать его и суют ему требование на спирт. Подписал, принесли молочный бидон спирта. Вот так мы включились... А утром на ГЭС приехал Никита Сергеевич. Его подвели к агрегату, регулятором скорости закрыли воду, сказали: "Вот эту штуку поверните. Он повернул. Как потом писали в газетах - ток медленно потек по проводам". ...Стою в пустом машинном зале - для обслуживания самой крупной в мире ГЭС требуется всего 650 человек, правда, еще Братское море требуется - слушаю гул турбин, смотрю на тот самый "рубильник", который крутил Хрущев. Зачем, интересно, было врать про коммунизм? Глоток свободы - Я ни минуты не жалел, что приехал сюда! - говорил Георгиади.- Я участвовал в таком огромном деле, о каком каждый может мечтать. И я встретил множество хороших людей. То же самое, про хороших людей, говорил и первостроитель (это почти официальное звание в Братске) Леонид Янушкевич. Впрочем, я неверно выразился: Янушкевич говорил про всех, с кем работал на стройке исключительно в превосходной степени - замечательнейший, удивительнейший! У меня сложилось впечатление, что он за всю жизнь вообще ни одного плохого человека не встретил, такие все прекрасные по рассказам. И уже в Москве, улыбаясь тайному своему знанию, не доступному моему поколению, говорил о прекрасных людях Алексей Марчук, герой поэмы Евгения Евтушенко "Братская ГЭС", знаменитый инженер, проектировавший перекрытие Ангары. Ну допустим. Допустим, что ехал на стройку не всякий. Но ведь как обычно бывает в любом коллективе, пусть даже состоящем из весьма достойных людей? Обычно бывает так, что одни других любят, третьих - нет и все вместе не любят начальство. То есть братчане либо врут себе и мне, либо нравы на стройке действительно отличались в прекрасную от нашего мира сторону. Приняв за доказанное, что шестидесятые были (вот же он, Братск!), приходится признать второе. И теперь уже не уйти от двух болезненных вопросов: что делало нравы такими и куда все это пропало по завершении строительства? На эти вопросы давалось множество ответов, и, конечно, дело здесь не в том, что происходило с конкретным городом Братском, а в том, что произошло со страной. Я задал эти вопросы Евгению Евтушенко, автору поэмы "Братская ГЭС". Вот его ответ: Это было первое гигантское строительство в СССР без использования рабской силы заключенных. Первоэшелонцы Братска растаскивали крючьями колючую проволоку бывших лагерей - это был символ надежды на безлагерное будущее. Первые ночи им приходилось проводить не только в палатках, где косички девчат примерзали к брезенту, но и в бывших гулаговских бараках, надышанных лучшими людьми России, названных "врагами народа". Когда, благоустраивая Братск, первоэшелонцы ставили фундаменты домов, они часто натыкались на человеческие кости. Это были кости тех, кто когда-то верил в то, что революция станет спасеньем России. Они либо совсем не знали по необразованности своей французского афоризма "Революция это тот монстр, который пожирает собственных детей", либо знали, но надеялись, что этот афоризм к ним не относится. Это были и кости тех, кто никогда не верил в то, что революция станет спасеньем России, и кто позволял себе сопротивляться или же попросту не поддерживать то, что могло, по их предчувствию, принести России несчастье. Стук этих костей о ножи будьдозеров или о ковши экскаваторов был первой музыкой на строительстве Братской ГЭС. Для шестидесятников Братская ГЭС была надеждой на очищение идеалов революции, на возможность соскрести кровь невинных с древка ее знамени. Именно поэтому наше поколение, в чьих семьях почти не встречалось неарестованных дедушек или отцов, ухватилось за строительство Братской ГЭС, как за строительство такого будущего, в котором такая участь не угрожает ни нам самим, ни нашим детям. Примерно в это же время получила хождение самиздатовская машинопись повести Г. Владимова "Верный Руслан", где пес, натренированный на хватание заключенных, осмелившихся выйти из строя хоть на миг, вдруг оказался ненужным. Пес начал жить под перроном вместе с другими лагерными овчарками, и, когда пришел поезд с первоэшелонцами, овчарки строем стали сопровождать колонну, по инерции думая, что эти люди - заключенные, и загрызая тех, кто делал шаг в сторону. Страшная метафора. Я вспомнил об этом, когда на одном из первых юбилеев Братской ГЭС - кажется, на десятилетнем, - один из ее кадровых начальников -- Евстигнеев вручил мне номерной значок "Строитель Братской ГЭС", а кто-то шепнул мне, что этот человек был при Сталине начальником лагеря. Меня аж дрожь пробрала. Да что далеко ходить: когда недавно я посетил единственный превращенный в музей бывший лагерь под Пермью, где, может быть, погиб Мандельштам, то словоохотливым гидом оказался не кто иной, как один из бывших охранников лагеря. Такое может быть только у нас, в России. Братская ГЭС позвала нас к себе, как обещание избавления от призрака ГУЛАГА. Само слово "Братская" перед техническим термином ГЭС звучало для нас романтично, зовуще, как символ братства, дающего свет людям. А разве кому-нибудь когда-нибудь удалось добиться полного воплощения своих надежд? Когда гигантские самосвалы начали перекрывать Ангару обломками скал, они невольно перекрыли и взаимоотношения между людьми. Перекрытие было победой. Но ничто не разъединяет так, как общая победа. Это же произошло в августе 1991 года, когда баррикады вокруг российского Белого дома перекрыли путь танкам прошлого, но жадный и, я бы сказал, звериный дележ власти перекрыл совесть и разум победителей, надолго скомпрометировав понятие "Демократия". Коммунизм - светлое будущее всего человечества Меня всегда смущала формулировка главного принципа коммунизма: "От каждого - по способностям, каждому - по потребностям". При небольшом мозговом напряжении начинаешь понимать, что осуществить этот принцип возможно только при унификации потребностей этого самого каждого. А люди все разные, поэтому даже в самом хорошем обществе приходится распределять не по потребностям, а по справедливости. Не знаю, понимали ли это составители третьей Программы партии, обещавшей построить коммунизм к восьмидесятым годам прошлого века. Если понимали, значит, врали сознательно, если нет - добросовестно заблуждались. Программа появилась в 61-м году, в самый разгар строительства Братска. Программа обещала коммунизм почти что немедленно - через двадцать лет. В Программе была заложена бомба в виде невыполнимого обещания. К концу шестидесятых бомба сработала. Технические показатели Программы страна выполняла с блеском, практически сроки построения коммунизма отодвигались в неопределенную перспективу. Это означало смерть идеи в умах тех, кого она звала на подвиги. Профессионалы продолжали делать свое дело, Братскгэсстрой - строить гиганты по всей Сибири, но братский коллективизм, поэзия преобразования природы во имя великой цели умирали, пока окончательно не рухнули под ударом реформ восьмидесятых. Поколение строителей, получившее глоток свободы в Братске, обзавелось прошлым, поумнело и вынесло приговор коммунизму, даже не заметив этого. То же самое произошло со всей страной, новое руководство которой открестилось от обещаний Хрущева. ..Вечер в центре Братска. Беседуем с местными коммунистами. Коммунисты грустные, очень пожилые, зовут их Батюта Анатолий Фадеевич и Позоров Иван Федорович. Они сидят в длинном кабинете, в одном углу которого стоит переходящее знамя, которому не к кому переходить. С торцов кабинета друг на друга смотрят с портретов два Ленина Владимира Ильича. - Говорят, у вас самая сильная партия в городе? - спрашиваю. - Почему? - Потому что мы говорим правду. Дальше мы хорошо говорили правду друг другу: что зарплату бы побольше, а нарушений законности поменьше, поменьше бы и воровства, а, наоборот, зарплату опять же побольше... Я так понял, что КПРФ популярна в городе не потому, что все рвутся на комсомольские подвиги, а потому, что она бедных защищает и действительно (вот парадокс!) говорит правду. Последний герой Мне сказали, что Братскгэсстрой был самой могучей организацией в городе. Страшнее БрАЗа и сильнее ГЭС. До реформ - десятки тысяч рабочих и огромные мощности. А теперь в здании, больше всего похожем на НИИ, у нее осталось несколько кабинетов, остальное сдается в аренду. В одном из кабинетов с какой-то допотопной вертушкой нас встречает его нынешний руководитель Викулов Владимир Степанович, Герой Социалистического Труда, говорят, последний братчанин, получивший это звание. - Почему развалился Братскгэсстрой? - спрашиваю. - Вот приходят такие ребята и говорят: "Почему развалился Братскгэсстрой?" Сегодня что кому надо строить? Он не разваливался, он остался без работы как львиная доля строителей в стране! Где заказы? Вот мы подрядились несколько лет назад строить космодром Свободный - где космодром?! Проблема строителей - проблема экономически неразвитой страны! В экономически неразвитой стране не строят! ...На самом деле для Братска развал Братскгэсстроя несколько лет назад оказался настоящей трагедией, тысячи людей остались без работы. С другой стороны, могли же переориентировать организацию на что-нибудь другое, на квартиры, например... Но, надо сказать, человек ко всему приспосабливается, приспособился и Братск. Город не производит особенно удручающего впечатления. Наоборот: центр красивый, люди в основном при работе, и лесопромышленный комбинат, и Братский алюминиевый - главные работодатели - на плаву. Студентов множество... А проблемы такие же, как и везде, - деньги, молодежная наркомания, криминал в лесной промышленности, экология. ...Однако я понимаю и Викулова, и Марчука, и Янушевича - хороших людей, у которых пропало светлое коллективное будущее, а светлое личное им строить не так интересно. Могло ли быть иначе? Анализ шестидесятых - ключевого момента в истории СССР - говорит о том, что альтернативный нынешнему путь был возможен. Очень правдоподобный переход в коммунистическое будущее описан в романах братьев Стругацких. Собственно, их романы, выходящие и сейчас миллионными тиражами, говорят за то, что коммунистическая идея жива до сих пор. С одной поправкой - Стругацкие никогда не говорили о распределении по потребностям, скорее, о том самом распределении по справедливости. Остальная идеология - та же, что и в Программе партии, та же, что двигала строителями Братской ГЭС, - творческое преобразование природы. Но так получилось, что в конце шестидесятых друг на друга наложились две неприятности: люди устали от энтузиазма участия в глобальных проектах (в целом осуществив их, как это случилось с Братском), и в новом руководстве страны не нашлось отчаянной головы, чтобы открыто объявить, почему Программа партии невыполнима. Общество опять осталось без сверхидеи, без которой в России почему-то выходит сплошное свинство. Впрочем, еще не вечер, потому что в Братске - новые времена. Например, в баре "Амадеус" я встретил ди-джея Мишу Шуюпова, тридцатилетнего водолаза с Братской ГЭС. - Михаил, - говорю, - это из-за денег? - Нет, здесь я символически получаю. Скучно мне дома сидеть. Я один живу - с ума сойти можно. А хочешь, я тебя с одним из совладельцев бара познакомлю? - Давай. Совладельцу лет тридцать пять, и я его сразу спросил: - Ты богатый человек? Он задумался, потом неуверенно сказал: - Пожалуй, нет. - А зачем тогда все это нужно? И потом все денег стоит! - Ну насчет денег, знаешь, это все пять человек делали - здесь раньше склад какой-то был, так мы все сами. Хотелось сделать такое место - лучшее в городе, чтобы молодежь приходила. А то у нас наркоманов много, молодежью ведь никто не занимается... Пойдем в кабинет, у нас там гитара, а то устал я от этой музыки... ...А напоследок Братск подарил мне целый завод коммунизма - БрАЗ. Владеет коммунизмом компания "Русский алюминий", недавно пришедшая на завод и до кучи прикупившая Иркутскэнерго, в том числе и Братскую ГЭС. Едем по заводу, потому что ходить по нему просто неразумно- двадцать пять корпусов тянутся километры. На главном отравителе городского воздуха цветут цветочки, дорожки выметены, народ трезв и благополучен даже по московским меркам - средняя зарплата больше четырнадцати тысяч. - Почему так? - спрашиваю у руководства. - Потому что мы не хотим просто денег состричь. Мы хотим, чтобы пришедший на завод человек себя человеком чувствовал! Мы - за здоровый образ жизни, за дисциплину и профессионализм, - отвечает руководство. Главный идеолог перемен, насколько я понял - помощник директора Борис Пригожих. - Вот смотрите, - говорит, - мы составили "Кодекс профессионального и общественного поведения сотрудника ОАО "БрАЗ" компании "Русский алюминий". Смотрю - действительно кодекс. Вроде того, строителя коммунизма, только слово "коммунизм" заменено на слово "рынок". Суть кодекса в том, что нужно быть хорошим, уважать коллег и ценить профессионалов. Встречается, например, такой пункт: Быть... 11.Интеллигентным, воспитанным, спортивным. Вызывать симпатию клиентов, коллег своим профессионализмом, духовным богатством, опрятным внешним видом, красивой, образной речью. Я тут же поворачиваюсь к молодому мастеру в робе: - Нравится вам здесь? - Я люблю свою работу, считаю ее интересной, горжусь тем, что работаю на Братском алюминиевом заводе, учусь и ни на что свою жизнь не променяю! - красивой речью отвечает мастер. Не вру - так и сказал, без запинки, непринужденно оторвавшись от электролизной печи. Ведь удивительно как раз то, что руководство завода пытается вести управление неэкономическими способами, таким образом признавая, что только зарплата неэффективна. Что и требовалось доказать. Евгений Евтушенко: - Я возвращался в Братск много раз и не могу себе представить невозвращенчества в этот город, даровавший мне такую поэму, гораздо больше написанную им самим, а не мной. У меня в жизни нет ничего драгоценнее, чем воспоминание о первом четырехчасовом чтении поэмы в 1964 году в клубе "Энергетик", когда после главы "Нюшка" в разных концах зала по неслышимому сигналу встали такие же, как моя героиня, матери-одиночки и подняли в руках детей, на которых не хватало детских садов, и показали их мне, говоря глазами: "Это мы, о которых вы написали. Мы здесь. Мы это слышали. Спасибо". Разве после этого я имею право чувствовать себя несчастным? Самая тяжкая сибирская поездка была в 93-м году, когда на мой вечер поэзии в Ангарске было продано всего штук сто билетов и мне рассказывали горделиво, что это еще ничего, а вот на концерте Спивакова в зале оказалось меньше зрителей, чем музыкантов на сцене, хотя на следующий день на концерте Шуфутинского толпа от восторга ломала стулья. В Братске тоже все прошло как-то вяловато, полупустовато. Рабочим-братчанам денег не платили по нескольку месяцев. Люди бежали подобру-поздорову от ГЭС, которая казалась ненужной. Даже клуб юных моряков, придуманный когда-то вечным юношей-фантазером Фредом Юсфиным, потускнел, выглядел как смятая циничным временем романтика. Сам Фред к тому времени остался, кажется, одним из последних первоэшелонцев. Роль личности в истории? Я когда-то пытался поднять понятие "народ" над понятием "личность" - это было закономерно после сталинского "культа личности". Но после смерти самого талантливого из всех главных инженеров Братской ГЭС - Феликса Кагана, после отъезда Алексея Марчука в Москву - от отсутствия хотя бы только этих двух неповторимых личностей Братск как будто опустел. Последний раз я побывал в Братске в этом году, во время прекрасно организованного первого сибирского международного фестиваля поэзии. Как я был счастлив узнать, что проект Братской ГЭС, в котором принимали участие мои близкие друзья, вопреки мрачным прогнозам оказался точно выверенным и кормит светом и теплом огромные пространства России. Шестидесятники не зря вкладывали в эту уникальную стройку всю свою душу, а я - в стройку своей одноименной поэмы. Фестиваль поэзии совпал с открытием Музея поэзии в доме моего детства на станции Зима. Именно в этом доме в 1963 году, находясь в глубокой опале, я услышал из телефонной трубки голос тогда мне еще незнакомого Фреда Юсфина: "Говорит Братск. Братчане приглашают вас в клуб "Энергетик" почитать стихи". Мы, поэты со всех концов России и нашей тревожной планеты, были прекрасно приняты братчанами, наконец затосковавшими по поэзии после всех воздушных десантов уже осточертевшей всем разнузданной попсы. Зал был переполнен, хотя жаль, что это не был клуб "Энергетик". Алексей Марчук, герой поэмы Евгения Евтушенко "Братская ГЭС": - Вот говорят: "шестидесятники, шестидесятники", имея в виду почему-то только гуманитарную интеллигенцию. Мы были шестидесятники! На Братской ГЭС был уникальный коллектив! Пришли люди из лагерей - зубры, настоящие специалисты, пришли демобилизованные солдаты с их дисциплиной, матросы с Тихоокеанского флота, пришли специалисты с первых послевоенных строек - и это был труд энтузиастов. Нас не волновали оплата, бытовые условия. Условия были тяжелые, но люди видели, как на глазах они улучшаются: палатки - деревянные дома - дома улучшенной планировки... Я попал на Братскую ГЭС сразу после института. Работал сначала прорабом, потом начальником участка, правобережную плотину строил и потом - всю жизнь в энергетике. В Братске мы сделали уникальную вещь - перекрытие Ангары с кромки льда: толщина льда два с половиной метра, мы резали в нем проруби, и прямо с кромки тяжело груженные самосвалы отсыпали породу. Я делал расчеты. Всего такой метод три раза применялся в мире, а в Братске - впервые. Потом с моста перекрывали оставшуюся часть в июне 59-го. За девятнадцать часов перекрыли. Самосознание тогда было настолько высоким, потому что мы были впереди планеты всей, говоря словами Визбора. И по мощности агрегатов, и по выработке - по выработке до сих пор ни одна электростанция не сравнится. Я много водил всяких делегаций по Братску. Была, например, делегация сената США, они написали в специальном докладе: "Мы должны относиться к их энергетическим программам, как к их ракетным программам". А международная комиссия по большим плотинам сделала такую запись в гостевой книге: "Сейчас весь мир сидит за партой перед Братской ГЭС". Тогда было видно это продвижение с каждым годом, и мы работали с огромным энтузиазмом. Вот Туруханская ГЭС - прекрасный проект, станция, с выработкой в 40 миллиардов киловатт часов в год, станция, которая может спасти страну, вывести из энергетического штопора. Но сейчас в плане записано семь электростанций общей мощностью шесть-семь миллионов, а нам сейчас нужно в год столько вводить. Положение страшное в отрасли. Еще академик Капица рисовал зависимость ВВП от энергетики, поэтому энергетику страны должен возглавлять человек, который в этом разбирается. Вот настоящий министр был Непорожний, мы вводили по тринадцать миллионов мощностей в год и по сути при нем провели электрификацию страны. То, что сейчас энергетическая наука не очень признает гидроэнергетику, в принципе неправильно. Братск - прекрасный аргумент, как можно быстро, сравнительно дешево построить такую мощную станцию.