"Позвоночный" кадр

85 лет выходят "Известия". И 52 года работает в них Мэлор Георгиевич СТУРУА, автор воспоминаний, которые мы публикуем. Этот эскиз помогает воссоздать картину одного из самых тяжелых периодов в истории газеты и всей страны. Летом 1949 года я окончил Московский государственный институт международных отношений. И хотя по успеваемости был первым на курсе и разделил 1-2-е места на госэкзаменах с Г. Арбатовым (будущим академиком), работать в МИД, как предполагалось, меня не взяли: подвела анкета. К тому времени мой отец, видный государственный деятель Георгий Федорович Стуруа, уже попал в опалу - ему поставили в упрек "тоску по троцкизму". После войны отец написал воспоминания, где по сути реабилитировал всех тех закавказских большевиков, которые были репрессированы в 1937-1938 годах. Отец показал мемуары Васо Эгиаташвили - в то время секретарю Президиума Верховного Совета Грузинской ССР (сам отец был председателем президиума). Показал не случайно - Васо считался, хотя и негласно, сводным братом Сталина. Вручая ему труд, отец попросил: "Будешь в Москве - передай рукопись товарищу Сталину. Сейчас, после победы над Гитлером, уже можно восстановить историческую истину, но только Сталин может сделать это". Васо прочитал и немедленно доложил о содержании первому секретарю ЦК Компартии Грузии Кандиту Чарквиани. Завертелась обычная карусель. Поскольку отец был номенклатурой Политбюро ЦК КПСС, его вопрос был вынесен на заседание Политбюро. Грузинские партийцы требовали снять и наказать отца. Однако Сталин неожиданно бросил: "Старик, видимо, выжил из ума. Поскольку грузинские товарищи не могут сработаться с ним, давайте освободим его". И отца освободили с припиской о "тоске по троцкизму". ...Меня же распределили на все четыре стороны. Моему сокурснику и другу Ярославу Шаврову повезло больше: направили работать в иностранный отдел "Известий". Отдел состоял всего из двух человек: кто-то был арестован, кто-то сослан, один просто исчез, и редактор отдела Владимир Леонтьевич Кудрявцев решил набрать людей из "незасвеченной" молодежи. А меня уже хватала за горло костлявая рука голода, и друг Слава пришел на помощь. Предложил писать для "Известий" заметки и фельетоны, но под его фамилией. Лавры - ему, гонорары - мне. Они совместно пропивались в знаменитой пивнухе напротив "Известий" (сейчас на этом месте - "Макдоналдс"). Но Кудрявцев был калач тертый и как-то заметил Шаврову: "В последнее время вы стали писать заметно лучше. В чем дело?". Друг Слава раскололся. Но вместо гнева услышал: "Так тащи парня к нам!". И вот я в серой конструктивистской коробке "Известий". В отделе приняли хорошо, но кадровик Кузюрин стоял на страже. В заполненной мною анкете он тут же обнаружил уязвимое место... Мучаясь от стыда, Кудрявцев сообщил, что я не подхожу по анкетным данным. Видя, что я раздавлен, посоветовал: "Если среди ваших знакомых имеется какое-либо важное лицо, которое могло бы поручиться за вас, пусть позвонит главному редактору..." Таким важным и знакомым мне лицом был только Анастас Иванович Микоян - давний друг отца еще по подпольной работе в Закавказье. Я ему все и рассказал. Обычно спокойный, Анастас Иванович сильно возмутился, даже взорвался. "Иди домой, Мэлор, - сказал он. - Я позвоню Губину (главному редактору "Известий" в то время. - М.С.) и поручусь за тебя". И позвонил. Губин что-то пролепетал об анкете, но Микоян перебил: "Если вам недостаточно моих гарантий, я вынужден передать трубку Иосифу Виссарионовичу". В телефоне раздался голос с характерным акцентом: "Товарищ Губин, Георгий Стуруа, несмотря на некоторые ошибки, хороший товарищ. Он мне лично известен. Но дело даже не в этом. Дело в принципе. Вы, конечно, помните мое положение о том, что дети за родителей не отвечают? В любом случае я присоединяюсь к Анастасу Ивановичу. Надеюсь, этого хватит". И трубка на том конце упала на рычаг. Губин немедленно затребовал заведующего кадрами и с апоплексическим лицом стал кричать о том, что тот забыл важнейшее указание товарища Сталина. "На каком основании вы отказались принять Стуруа!?" (Это было, конечно, чистым лицемерием, так как Кузюрин Губину об этом основании докладывал, но, зная правила игры, молча все стерпел). ...Дальнейшее было делом техники. 6 февраля 1950 года я был зачислен в иностранный отдел "Известий" литературным сотрудником. Губин же, будучи опытным царедворцем, стал рассказывать всюду, где было выгодно, о звонке Сталина как о проявлении великим вождем заботы не только о народе в целом, но и о каждом советском человеке в отдельности. Сталин прекрасно владел техникой манипулирования: о массовых репрессиях, знал он, говорить из страха не будут, а вот о единичных случаях великодушия будут говорить долго, как о чуде. Вон сколько лет прошло, а чудо и правда не забылось. Вагит АЛЕКПЕРОВ, президент нефтяной компании "ЛУКОЙЛ": - На протяжении всей своей истории "Известия" являлись важным источником информирования общественности о политических и экономических процессах, происходящих в нашей стране и за рубежом. Газета по праву превратилась в самое авторитетное общенациональное издание, и сегодня она - гарант дальнейшего развития демократических ценностей в нашей стране, залог формирования гражданского общества в России. Вячеслав СПЕСИВЦЕВ, режиссер: - "Известия" - это вся моя жизнь. Все, что происходит со мной и со страной, происходило с "Известиями" и было в "Известиях". Это уникальная газета и всегда была уникальной. Сейчас мы все находимся на перепутье, все стараемся выжить и выживаем. На этом перепутье легко потерять себя, но вам - нельзя. "Известия" - народное достояние, и они должны всеми силами быть сохранены в этом высоком статусе. А что Вы думаете об этом?