Кафе анархистов и красногвардейцев

Сразу же после революции в Москве открылось новое кафе. Его основателями были поэты Бурлюк, Маяковский, Каменский. Находилось оно в бывшей прачечной, притулившейся под боком нынешнего дома 20 по Тверской (вход со стороны Настасьинского переулка). Названия у новой точки общепита, можно сказать, не было - звалась она просто "Кафе поэтов". Да и общепита тоже не было. "Пищей здесь и не пахло", - сетовал Лев Никулин. Зато стены были изукрашены художниками-футуристами. Потолок оживляло четверостишие Каменского: Станем помнить Солнце-Стеньку: Мы - от кости Стеньки кость, И, пока горяч, Кистень куй, Чтоб звенела молодость. Неподалеку зачем-то висели штаны. Место было странное и даже подозрительное. Рюрик Ивнев описывал атмосферу кафе: "Я занял боковое место, чтобы наблюдать за присутствующими, и обратил внимание, что, кроме знакомых лиц поэтов, актеров и художников, много людей, составлявших так называемую "разношерстную публику". Суровые, мужественные лица парней в гимнастерках и френчах перемешивались с бледными истертыми физиономиями молодых людей, выглядевших гораздо старше своего возраста в результате бессонных ночей и пристрастия к алкоголю... Я заметил в аудитории много женщин не только молодых, но и весьма пожилых. Одна из них - графиня де ля Рок, уткнулась в необыкновенно пеструю шаль". Вадим Шершеневич дополнял рюриковское описание публики: "Туда приходили попавшие с фронта бойцы, комиссары, командармы. Пользуясь близостью к своей резиденции на Дмитровке, там частили анархисты". Вероятно, ходили и те, и другие, и третьи. Здесь, случалось, дискуссировал сам Луначарский. Один из клиентов кафе вспоминал: "С полуосвещенной Тверской мы свернули в совершенно темный Настасьинский переулок и начали почти на ощупь пробираться вдоль стен маленьких одноэтажных домиков к тому месту, где горели два тусклых фонаря, еле освещавших огромный плакат, на котором расцвеченными вычурными буквами анонсировано выступление трех поэтов: Каменского, Маяковского и Бурлюка. Фамилия Луначарского поставлена на видном месте, но набрана не таким крупным шрифтом". - Молодое советское искусство должно отражать великие перемены, происходящие в нашей стране, и только такое искусство будет иметь будущее, - внушал нарком просвещения. - Будущее - это футуризм, - перебивал Маяковский. - Если он правильно будет отражать великие перемены, - не сдавался Луначарский. Здесь танцевала на столе среди свечей дочка писательницы Тэффи. А Прокофьев играл свои новые пьесы. После чего Маяковский преподносил ему автограф: "Сергей Сергеевич играет на самых нежных нервах Владимира Владимировича". Весной 1918 года Прокофьев выехал в заграничное турне, которое обернулось для него длительной эмиграцией. Наступали времена массовых эмиграций. Тогда же закрыли кафе. Жизнь постепенно обретала некую определенность, и подобное злачное место было новой власти ни к чему. Оказалось, что "Кафе поэтов" знали во всем мире: заметка о его кончине появилась даже во французской "Фигаро". А спустя месяц после закрытия здесь выступал сам Ленин. Нет, разумеется, уже не в старой прачечной, а в сохранившемся до наших дней доме по адресу Тверская, 20. Там, в бывшей резиденции московского гражданского губернатора, располагался в то время его "правопреемник" - Московский губернский совет рабочих и крестьянских депутатов. Ленин рассуждал о Брестском договоре, о советской власти, о неизбежной диктатуре пролетариата и прочих насущных, серьезных, не слишком приятных вещах. О поэзии, естественно, не было сказано ни слова. А что Вы думаете об этом?