Грамотный выбор момента
С довольно вроде бы естественным при всяком громком событии вопросом "cui prodest?" регулярно возникают две ошибки. С одной стороны, велик соблазн объективного вменения. "Если некоторое событие пошло кому-то на пользу, то этот кто-то сам его и устроил - все ясно, что же доказывать?" Т. е. когда внезапно умирает бездетный богатый дядюшка, его племянника тут же объявляют убийцей. Это при том, что смысл вопроса куда более скромный - несколько сузить круг рассматриваемых версий, исключая (или, по крайней мере, причисляя к очень сомнительным) те из них, которые предполагают злодеяние, совершенное себе во вред, причем очевидный. С другой стороны, вовсе не задаваться этим вопросом тоже неправильно, ибо иначе могут появляться версии о злодействе, совершенном единственно ради самого злодейства. "А я убиваю, потому что убиваю".
Именно такую логику - "Политковскую убила людоедская власть" - исповедовали демонстрировавшие в воскресенье освободители, очевидно, в принципе отвергавшие вопрос, какие выгоды могло доставить Кремлю инкриминируемое ему деяние. Равно, как и отвергавшие тот факт, что уже года два как А.С. Политковская пребывала на дальней периферии общественного сознания. До 7 октября с. г. индекс упоминаемости ее выступлений был близок к нулю. В чем была надобность убивать не представляющего никакой опасности журналиста, получая при этом весь неизбежный набор неприятностей, - только освободители знают.
Задаваться вопросом "cui prodest?" иные, возможно, не хотят еще и по той причине, что ответ на него очевиден. Объективную выгоду обрели те, кто желает представить Россию фашистской страной, где творятся самые черные злодейства. Из чего напрашиваются очевидные выводы в отношении этой страны. При напряженности нынешних внутри- и особенно внешнеполитических споров трудно утверждать, что сознательно желавшего достичь такой выгоды и предпринявшего для того соответственные действия заведомо быть не могло.
При этом мало обращается внимания еще на одно обстоятельство. Одного лишь сознательного желания совершить убийство с переводом стрелок - даже если бы желающий нашелся - еще недостаточно. Нужно, чтобы стрелки перевелись - иначе нет смысла убивать. Но легкость перевода стрелок впрямую зависит от того, на каком уровне у целевой аудитории в данный момент находится способность критического мышления. Чем ниже уровень - тем легче переводить.
Между тем последние дни показали, как этот уровень стремительно падает. Из непроверенных и неуточненных сообщений немедленно делаются крайне далеко идущие выводы, затем в общественное мнение, уже подогретое выводами, вбрасываются новые сообщения, столь же невыверенные, из них делаются еще более сильные выводы etc. 4 октября нам сообщили, что в Москве убит грузинский спортсмен Гвичиани, а в Грузии из российских школ изгнали грузинских детей. Выводы о русском фашизме были сделаны, затем утки были опровергнуты, но выводы остались. История со звонками из милиции в московские школы насчет детей с грузинскими фамилиями так и осталась непроясненной. То, что один милиционер мог явить рвение, вполне вероятно, но в Москве 125 ОВД, и для делания выводов о фашизме было бы очень важно знать, из скольких ОВД - одного, десяти, всех - в сколько школ звонили. Но и эта сторона дела никого не заинтересовала - сказано: "Хрустальная ночь", какие еще детали. В чем конкретно заключались проблемы с налоговой, возникшие у издательства, печатающего книги Г.Ш. Чхартишвили, - именно издательства, поскольку оно, а не автор, перечисляет налоги - мы так и не узнали, поскольку автор, толком ничего не разъяснив, сразу перешел к теме еврейских погромов, организованных царским правительством. Все заранее известно, а детали только путают.
Заработал механизм, подобный космической ракете. Первая ступень, придав нужное ускорение, отбрасывается, ее подлинность уже никого не волнует, включается вторая ступень, ракета еще убыстряется, эта ступень тоже отбрасывается etc. В ходе многоступенчатой истерии ни факты, ни логика целевую аудиторию уже не волнуют, и способность к рассуждению приближается к нулю. Если кто-то хотел играть ва-банк, он не нашел бы более подходящего момента, чтобы вбросить в такую аудиторию финальный и самый страшный довод.
