Болгарский Алеша живет на Алтае

"И сердцу по-прежнему горько, // Что после свинцовой пурги // Из камня его гимнастерка, // Из камня его сапоги", - поется в знаменитой песне "Алеша" на слова Константина Ваншенкина. А ведь как ошибался автор! Жив Алеша! В далекой алтайской деревеньке и в болгарском городе Пловдиве недавно отмечали 85-летие Алеши. Вернее, Алексея Ивановича Скурлатова - прототипа знаменитого памятника. "Известия" разыскали Скурлатова и поняли: Алеше - памятнику и человеку - повезло гораздо больше, чем Воину-освободителю в Таллине.

Жди меня, и я вернусь всем смертям назло

85 лет Скурлатову исполнилось 30 марта. По этому поводу его поздравлял весь Алтайский край, а 12 апреля Болгария пригласила ветерана на прием в консульство в Новосибирск.

— Встречали хорошо, — говорит Алексей Иванович. — Вручили благодарность от болгарского правительства и болгарского народа. Посидели за столом, выпили болгарского вина и коньяку. Как в сорок четвертом...

Про то, что было в 44-м, Алексей Иванович рассказывать не мастак, да и здоровье не то — все хуже слышит, это последствие контузии. А еще беспокоит оставшийся с войны осколок.

— Он в спине напротив сердца, врач почему-то не стал его вырезать, — сетует Скурлатов. — Болит. Не сильно, а вот как бывает, когда палец порежешь.

В 20-е годы прошлого века в большой семье Скурлатовых было трое сыновей и две дочери. Алексей — младший из братьев и единственный, кто остался жив после огненных сороковых.

— Иван, старший, пропал без вести на финской войне, а Егор погиб в советско-японскую, — рассказывает Алексей Иванович. — Говорили, будто ранили Егора, везли на корабле, а корабль этот потопили. В общем, на могилку к нему не сходишь.

19-летний Алексей попал в армию в августе 1941-го, боевое крещение принял в декабре под Москвой в составе лыжно-стрелкового батальона сибиряков. Лесами они заходили в тыл немцев и неожиданной атакой обеспечивали успех главным силам Советской Армии.

— Многие бойцы на лыжи встали впервые, — рассказывает Алексей Иванович. — А переходы были по 90 километров за ночь. И сразу в бой. Такое, наверное, кроме сибиряков, никто бы не сдюжил.

Но улыбалось Скурлатову солдатское счастье. В 1941 году шел он через деревню Крюково, штурмовал Ржев. Песня "У деревни Крюково погибает взвод" и одно из самых щемящих стихов войны "Я убит подо Ржевом" могли быть про него. Хотя в его биографии тоже есть драматичные сюжеты. В 1942 году Скурлатовым в деревню Налобиху пришла похоронка.

Отплакали по Алексею мать Мария Александровна и сестры Елена и Анна. А тут письмо от него: "Маманя, я живой!"

— Меня в руку ранило, и надо было идти в санбат. Днем нельзя — немцы с самолетов расстреливают. Даже по собакам из озорства стреляли. И, раненные, мы пробирались ночами по реке трое суток. Пришли, а нас уже похоронили, — усмехается сегодня ветеран.

И еще раз война хоронила Алексея Ивановича, да так и не управилась с богатырем. Вторая похоронка пришла в его дом после боя под Ленинградом. Скурлатова разорвавшимся снарядом засыпало землей так, что видны были лишь голова и рука. Пролежал в этой "могиле", наверное, сутки. А потом пробегавшая мимо медсестра увидела вдруг, что глаза у солдатика моргают! Так что строчки "Жди меня — и я вернусь всем смертям назло" — тоже про него.

Он плясал с двумя болгарами на плечах

9 сентября вместе с советскими войсками Алеша вступил в Болгарию.

— Болгары в нас не стреляли, — вспоминает ветеран. — Они нам радовались.

К тому времени из-за тяжелого ранения Алексея Ивановича из артиллерийской разведки перевели в связисты, и работой он занимался вполне штатской — тянул телефонную линию Пловдив—София. Днем — работа, зато вечерами почти мирная жизнь. Словом, никаких предпосылок для того, чтобы стать прототипом всемирно известного памятника.

— Барьера для общения почти не существовало — родственные наши языки позволяли хорошо понимать друг друга, — рассказывает однополчанин Скурлатова Юрий Маркович Луковский, которого "Известия" отыскали в Тюмени. — Некоторые из наших успели жениться на местных девушках, кто-то даже венчался в тамошней церкви. Ну, жизнь есть жизнь!

Юрий Маркович рассказал "Известиям" о трюке, которым Алексей Скурлатов поразил болгар:

— В мае сорок пятого, когда мы праздновали победу, Скурлатов посадил себе на плечи двух болгар и давай с ними выплясывать! При этом казалось, что он еще и третьего может поднять!

Вот только Юрий Маркович считал, что его фронтовой товарищ давно умер — в 2001 году, когда от него перестали приходить письма. Скурлатов, услышав от меня об этом, засмеялся: "Скажи Юрке, что я живой пока еще!" Не писал Алеша другу по простой причине — стеснялся: с возрастом раненая рука начала "плясать". А звонить старики не привыкли, да и дорого.

"Но то, что вот этот - Алеша, известно Болгарии всей"

В 1957 году в Пловдиве решили поставить памятник советскому солдату. Выбрали место: гора Бунарджик, которую называют еще холм Освободителей, — здесь 130 лет назад был воздвигнут монумент в честь русских солдат царя Александра II, освобождавших Болгарию от турок в войну 1877—1878 годов. Об этой войне недавно поведал фильм "Турецкий гамбит".

Почему болгарский Алеша — вылитый Скурлатов в молодости, сейчас уже точно никто не вспомнит. Может, скульптор видел, как Алексей катает на себе болгар, да говорят, что и рисовал кто-то русского богатыря. В общем, 17-метровая статуя оказалась похожа на Алексея Ивановича так сильно, что его болгарский друг Методи Витанов однажды написал на постаменте: "Альоша". Написано было мелом, а из души не стерлось — с тех пор каменного воина никто иначе не зовет. И эту историю в Болгарии знает каждый.

Методи Витанов в годы войны был бойцом болгарского Сопротивления, а в 1944 году работал в Пловдиве на телефонной станции. Там и познакомился со Скурлатовым. Витанов, к сожалению, уже умер. Но в Болгарии остались его воспоминания: "Алеша был рослый, плечистый, с русым чубом, чистыми синими глазами, весельчак".

История о том, как в 70-е годы Витанов решил найти русского друга, прогремела на весь Союз. В марте 1974 года он через журнал "Огонек" обратился к советским воинам-связистам, помогавшим болгарам восстанавливать телефонную связь между Пловдивом и Софией, рассказал историю памятника Советской Армии в Пловдиве, объяснил, почему памятнику дано имя "Алеша", и просил откликнуться советского солдата, с которым его свела война.

Даже на ремонтном заводе в селе Овчинниково, где слесарил Скурлатов, заметку прочитали. Алексей Иванович себя узнал, но товарищи по бригаде не поверили: так не бывает, ну какой из тебя памятник?! Алексей Иванович замкнулся, о Пловдиве и о памятнике не говорил больше никогда и ни с кем. Да и теперь ту историю с "Огоньком" вспоминать не любит.

Но чему быть — того не миновать: в 1980 году в доме отдыха алтайского  города-курорта Белокуриха судьба свела учителя из Свердловска Леонида Голубева и рабочего Овчинниковского ремзавода Андрея Усольцева. Когда по телевизору запели "Алешу", Голубев сказал Усольцеву, что давно со школьниками ищет героя этой песни.

— А я работаю вместе с фронтовиком, который считает себя этим самым Алешей, — возьми да и ответь Усольцев. — Только ему не верят.

Голубев-то поверил. Он списался со Скурлатовым, попросил его фотографию и переслал ее в Болгарию. В ответ Витанов написал: "Я нашел тебя, Алеша!" В 1982 году Алексей Иванович поехал в гости к болгарам.

— Встречали как министра, — посмеивается Скурлатов. — В Пловдиве вся площадь была запружена людьми, хор пел песню. Мне сказали, что я — символ дружбы двух народов. Ну, символ так символ.

Горожане улицами выходили смотреть на русского ветерана. Его путь к каменному Алеше забрасывали розами. Скурлатов стал почетным гражданином Пловдива. Сила любви и уважения была такова, что спустя годы, когда местные политики попытались снести памятник, именно жители Пловдива отстояли Алешу. В прямом смысле: когда один из политиков предложил снести памятник, как наследие коммунистов, горожане установили на горе Бунарджик круглосуточные дежурства.

— Наши женщины из красных и белых нитей сплели Алеше гигантскую мартиницу, символ здоровья и долголетия еще с языческих времен, — рассказал "Известиям" Радко Паунов, сотрудник пловдивской газеты "24 часа". — По обычаю ее подносят родственникам и друзьям 1 марта. Мартиницу повесили на груди Алеши — чтобы она оберегала его от зла.

Пенсионерка Ани Минчева тогда даже наняла адвоката, чтобы всерьез изучить возможность "усыновления" каменного Алеши — в случае успеха она собиралась завещать Алеше свою квартиру, чтобы на вырученные за ее аренду деньги можно было содержать монумент.

И политики тогда отступились. Народ победил. Памятник Алеше в Пловдиве находится в отличном состоянии. Тысячи граждан приходят к нему в день освобождения Болгарии от захватчиков и приносят цветы. До сих пор.

Герой и памятник

Подарки и поздравления на свое 85-летие Алексей Иванович Скурлатов все еще получает. Он еще очень силен, наш Алеша. Только не любит вспоминать о войне, и фильмы про нее смотрит молча, без комментариев.

— Страшное это было дело, — объясняет он мне. — А кто любит страшное вспоминать?

У него дочь, двое внуков и уже пятеро правнуков, младшего из которых назвали Алешкой. Ему всего два года. Он уже знает, что прадед — герой, но пока не знает, что он — памятник.

Просто всему свое время...

Василий Теркин тоже родом с Алтая

Родившаяся в селе Усть-Мосиха Ребрихинского района Алтайского края Анастасия Пешкова была моделью скульптора Вучетича при создании статуи "Родина-мать" для мемориала на Мамаевом кургане в Волгограде. Правда, у "Родины-матери" от Анастасии Пешковой только фигура, лицо Вучетич лепил со своей жены.

А с Василия Глотова из села Прыганка художник Орест Верейский рисовал портрет Василия Теркина для первого издания поэмы Твардовского "Книга про бойца". Художник встретил Глотова в армейской газете, где тот работал корреспондентом. Когда Верейский показал рисунки Твардовскому, тот сказал "Да!", и с тех пор никто не допускал ни малейшей попытки изобразить Теркина другим.

Прообразом командира танка Ольгерда из любимого многими россиянами польского фильма "Четыре танкиста и собака" стал уроженец Залесовского района Виктор Тюфяков. В Великую Отечественную Тюфяков воевал в составе 1-го Польского корпуса, созданного в СССР, и своей смелостью изумлял даже поляков.

А Косихинский район на весь мир прославил не только Алексей Скурлатов. Отсюда родом космонавт Герман Титов и поэт Роберт Рождественский.

Песню долго отказывались сочинять

Песня "Алеша" была написана в 1966 году. Впервые песня "Стоит над горою Алеша" была исполнена в 1967 году на горе Бунарджик хором им. Александрова. Тогда же она стала гимном Пловдива, и многие годы город просыпался под ее мелодию.

Композитор Эдуард Колмановский говорил, что во время поездки по Болгарии залюбовался монументом, а история его создания запала в душу. "Известия" связались с поэтом Константином Ваншенкиным — автором слов песни.

 — Эдуарда Колмановского один его знакомый из Общества советско-болгарской дружбы попросил написать песню о дружбе народов наших стран. Я же от этой работы долго отказывался — писать на заказ не люблю. Но Эдик уговорил, и я написал песню о памятнике, о погибшем русском солдате. Монумент я видел в кинохронике, у меня друзья были из Болгарии, рассказывали.

Я слышал о людях, которые говорили, будто памятник назван в их честь. Думаю так: не надо снижать планку. "Алеша" — это обо всех наших солдатах, а не о каком-то одном. Песню сейчас не поют, но, думаю, ее и не надо петь часто. А самое удивительное: не поют, но знают! Это свойство всех лучших песен — никто не знает, откуда они известны людям.