Неугомонный флюгер литературы
В феврале 1963 года Корней Чуковский записал в дневнике: "Вчера был у меня Паустовский. Уже поднимаясь по лестнице, он сказал: "Читали - насчет Ермишки?". Оказывается, в "Изв." целая полоса занята подборкой писем, где Ермилова приветствует темная масса читателей, ненавидящих Эренбурга за то, что он еврей, интеллигент, западник".
Эта запись касается черной страницы в истории "Известий", которой впоследствии, судя по опубликованным воспоминаниям Алексея Ивановича Аджубея, главного редактора газеты в те годы, он стыдился и даже приводил оправдательные пояснения на сей счет. "Указивка" из идеологического отдела ЦК партии предписывала разгромить вышедшие в "Новом мире" мемуары Ильи Эренбурга "Люди, годы, жизнь", был рекомендован и автор рецензии - критик Владимир Ермилов, в разные годы клеймивший Маяковского, Гроссмана, Платонова, Твардовского. Аджубей и Эренбург жили в одном доме. Вынужденный выполнить партийный приказ (журналисты - подручные партии!), Алексей Иванович решил посоветоваться с ... Ильей Григорьевичем: может, обратиться к менее одиозному рецензенту? Эренбург в ответ заметил, что в самый раз - при таком авторе будет очевиднее социальный заказ.
29 января в "Известиях" появилась ермиловская статья "Необходимость спора". "В мемуарах И. Эренбурга, при всех их достоинствах, подслащивал пилюлю критик, есть внутренние противоречия, в известной мере нарушающие художественное единство и целостность...". Писатель "не видит, как искало себя искусство революции:Выдвигает на первый план искусство модернизма...". Но Эренбург не писал историко-литературное исследование, он лишь рассказывал о разных течениях в искусстве, которые у нас неизменно разоблачались. Ермилов же указывал автору, кого и как он должен оценивать.
Все же главные претензии критика относились к оценке в мемуарах поведения человека в страшные годы сталинских репрессий. По его мнению, Эренбург упрощал трагедию, защищая принцип - "уметь жить, стиснув зубы". На это возмущенный писатель в письме в редакцию, опубликованном в "Известиях" 5 февраля, заявил: "В. Ермилов своими инсинуациями пытается оскорбить меня как человека и советского гражданина... В моей книге я рассказывал о том, как наши военные, сражавшиеся в Испании, наши писатели и журналисты в Москве мучительно воспринимали арест того или другого человека, в невиновности которого были убеждены".
Эренбург не был услышан. Больше того, перед публикацией его письма редакция "любезно ознакомила" с ним Ермилова и тот в этом же номере упрекнул писателя, что он "замалчивает существо спора". В редакционном комментарии "Известия" поддержали "право критика со всей определенностью писать о неверных тенденциях в позиции И. Эренбурга". Кроме того, в те же дни газета дала подборку мнений "простых рабочих" (а не полоску - здесь Чуковский преувеличил), которые осудили "молчание" писателя, а заодно заклеймили творчество пресловутых абстракционистов.
Вскоре после этого состоялась известная встреча руководителей партии с творческой интеллигенцией, где Эренбург услышал тот же упрек: "Понимал, но молчал!".
И никто, разумеется, не вспомнил статью, напечатанную в "Известиях" в феврале 1937 года, в разгар борьбы с троцкизмом, - "О "Новом мире" (журнал и тогда был под прицелом). В ней под беспощадный огонь критики попал среди других "неугомонный флюгер литературы" критик Ермилов. Именно так его охарактеризовал автор статьи, скрывшийся под выразительной подписью - "не-литератор".
