Накоротке с вождями

На фасаде этого по-интеллигентски неброского здания, скромного на фоне более внушительных соседей - четыре памятные доски. Если бы хватило места, их могло быть раза в два больше. Когда-то дом 12 в Брюсовом переулке знали все истинные московские театралы. В конце 1920-х здесь, в квартире 11, поселился режиссер Всеволод Мейерхольд с красавицей женой Зинаидой Райх и двумя ее детьми от брака с Сергеем Есениным. В доме жили Анатолий Кторов - неподражаемый Паратов из первой киноверсии "Бесприданницы"; царственная балетная прима Марина Семенова; главный балетмейстер Большого Василий Тихомиров; актер и худрук 2-го МХАТа Иван Берсенев с женой - актрисой Софьей Гиацинтовой... Но дом в Брюсовом вошел в столичную историю не только блестящими именами своих обитателей. На его втором этаже, в квартире 11, случилось одно из самых загадочных и зверских убийств, о котором летом 1939 года трагическим шепотом говорил весь город.

Первый в созвездии

"Дом артиста" в Брюсовом стал одним из первых в Москве кооперативов. В инстанциях его "пробивал" Федор Остроградский - всесильный администратор Большого театра, вхожий в высокие кабинеты, потому как значимость Большого в глазах сильных мира сего была в те времена не в пример нынешней. Он уже в начале 1960-х добился, чтобы в доме установили лифты, хотя пятиэтажкам они в то время не полагались. Немногочисленные жильцы - всего-то 17 семей - въехали в свой долгожданный ЖСК, в котором каждая квартира по желанию хозяев обзавелась особыми нюансами планировки, ровно 80 лет назад, в 1928 году. В переулке, где элитарные актерские дома сегодня громоздятся один на другом, он вырос одним из первых. Свое место неподалеку занял только один из нынешних соседей - так называемый "дом артистов МХАТ", где поселились известнейший актер Василий Качалов, собаку которого увековечил в своем стихотворении Сергей Есенин, и балерина Екатерина Гельцер, у которой случалось бывать Айседоре Дункан. Правда, при рождении дом был четырехэтажным. Это уже в наши дни стараниями художника Никаса Сафронова к нему прирастили два этажа, а на них нахлобучили еще и мансарду - под мастерскую гламурного гения.

Рядом не появились еще "музыкальные дома" для профессоров консерватории и композиторов, в которых поселятся Шостакович, Хачатурян, Рихтер, Вишневская с Ростроповичем... Не было еще и знаменитого "дома Большого театра", жильцами которого станут легендарные певицы Антонина Нежданова и Мария Максакова. А над окрестностями еще не нависла громадина выходящего на Тверскую улицу дома 9, где среди прочих будут проживать Екатерина Фурцева и Олег Ефремов - того самого, облицованного по цоколю красным гранитом, который, если верить легенде, везли в столицу по приказу Гитлера, пожелавшего воздвигнуть в покоренной Москве памятник своей победе.

- Этот дом построили сразу после войны, а в моем детстве на его месте тянулся глубокий овраг. Зимой по нему можно было спускаться на лыжах. Наш дом окружали тогда маленькие домишки, чуть ли не хибарки, а до самого Центрального телеграфа шли какие-то лавочки, - рассказывает искусствовед Александр Любицкий, родившийся в доме 12 в Брюсовом в 1938 году и проживший в нем всю свою жизнь.

По странной иронии судьбы дом 9 по Тверской отделывали трофейным красным гранитом именно немцы - пленные солдаты Третьего рейха. Александр Любицкий хорошо помнит, как вместе с друзьями бросал им в котлован хлеб и картошку. Правда, немцам дали построить только фундамент и несколько этажей, а потом их убрали. Странно, как им вообще дали строить в самом центре Москвы. Тем более что ходили слухи: участок оврага, расположенный между домом 12 и новой стройплощадкой, превращен в какой-то секретный тоннель.

Разжалованный кооператив

Такого количества знаменитостей не собиралось, пожалуй, ни в одном московском доме. На первом этаже, в огромной по меркам того времени квартире поселилось семейство архитектора Рерберга. Жильцы считали, что именно Иван Рерберг, построивший Центральный телеграф и Киевский вокзал, спроектировал и их дом, недаром же его квартира с мастерской заняла всю середину первого этажа.

Точно так же, как первый, был устроен и последний, пятый этаж: вместо обычных четырех квартир тут размещались всего три. Здесь в такую же просторную, как у Рербергов, "центральную" квартиру, с двумя выходами - в первый и второй подъезды - въехала в конце 1920-х звездная театральная семья ушедшей эпохи - актер МХАТа Анатолий Кторов и его жена Вера Попова.

Мало кто знает о том, что в доме жила со своей дочкой Катей блистательная прима Большого, балерина Марина Семенова.

- Во время войны, когда в городе объявляли воздушную тревогу, матери хватали нас в охапку и бежали на ближайшую станцию метро "Охотный ряд", служившую бомбоубежищем, - вспоминает Александр Любицкий. - Мы с Катей провели там много часов.

Дому 12 повезло - немецкая бомба угодила в него, точнее в его палисадник, только однажды. Все стекла вылетели, но он устоял.

А Марина Семенова уже в конце 1940-х из дома уехала, после чего ее квартира превратилась в единственную на весь дом коммуналку. А хозяевами квартиры, в которой дожили свой век Кторов с Поповой, стали на время Михаил Лавровский, один из лучших танцовщиков Большого 1960-1970-х годов, и его мама Елена Чикваидзе, в прошлом ведущая балерина Мариинки.

Сегодня детей и внуков первых поселенцев в доме почти не осталось - не у всех звезд были прямые потомки. Конечно, жить в квартирах, сохраняя память о близких, могли бы и другие родственники, но членов актерского ЖСК однажды вызвали в Моссовет и в добровольно-принудительном порядке "предложили" передать свои кооперативные квартиры в госфонд. Рассказывают, что компенсации людям, заплатившим за свои квартиры серьезные деньги, дали просто смехотворные. Но возражать никто не посмел. Так что до начала 1990-х, когда жилье разрешили приватизировать, освобождавшиеся "за выбытием" прежних обитателей "звездные" квартиры распределял Моссовет.

Опасная близость

Удивительно, но в этом очень небольшом доме умудрились поселиться даже заклятые враги. Например, солистка балета Большого Викторина Кригер, уволенная из труппы в 1931-м и задолго до Анастасии Волочковой вступившая в бой с его дирекцией, обитала здесь вместе со своими обидчиками, на которых писала жалобы своим высокопоставленным знакомым - комбригу Буденному и наркому обороны Ворошилову. И даже самому Иосифу Сталину, как известно, очень ценившему балет, и особенно балерин. Дело Викторины Кригер, хранящееся в архиве Российского государственного архива социально-политической истории (в прошлом - Центральный партийный архив. - "Известия") и не так давно рассекреченное, полно увлекательных подробностей. Например, в одном из посланий Ворошилову она описывала, как на производственном совещании ее "начало травить начальство в виде гражданина Арканова", в тот момент замдиректора театра. А она не сдержалась и запустила в него первым попавшимся под руку предметом (предмет оказался массивной чернильницей. - "Известия"). "Теперь, - жаловалась балерина, - я лишена лучшего театра в СССР. Я лишена танцевального класса, занимаюсь в спальне, на паркетном полу, рискуя ежеминутно сломать ноги, я даже лишена закрытого распределителя. Словом, больше немыслимо нести такое возмездие". Однако даже высокое заступничество не помогло замять "чернильный" конфликт: в Большой Викторина Кригер вернулась только в 1939-м. Зато травившего ее "гражданина Арканова", соседа по дому, могла лицезреть хоть каждый день.

В опасной близости от вождей удалось пройти, но уцелеть и другим обитателям дома. Например, Николай Смолич - ведущий оперный режиссер, а в 1930-е главреж Большого театра - уже на склоне лет делился с соседями воспоминаниями о грозных временах, когда спектакли у него принимал лично генсек Сталин: итог этих разборов, длившихся часами, всегда был непредсказуем.

Но Всеволоду Мейерхольду, руководителю ГосТИМа - театра, носившего его имя, не дано было избежать своей трагической судьбы. Хотя поначалу его жизнь в Брюсовом была полна работой, праздниками, друзьями - сюда захаживали Маяковский, Пастернак, Шостакович, Эренбург... В доме 12 Мейерхольд купил себе сразу две квартиры и объединил их в одну, но с двумя входными дверями, одна из которых вела в прихожую, а вторая - прямо в его кабинет. Реформатор сцены в жизни был большим шутником и любил встречать гостей, трезвонивших в одну дверь, неожиданно вырастая за их спинами из другой. Но в 1938-м закрыли его театр, 20 июня 1939 года арестовали его самого, а три недели спустя прямо в квартире в Брюсовом зарезали его жену, актрису Зинаиду Райх.

Особая квартира НКВД

- Об этом говорили тихо. Родители нас, детей, берегли. В ходу была версия ограбления, уголовщины, - вспоминает Александр Любицкий.

В ту ночь вместе с Зинаидой Райх в квартире 11 находилась только домработница. По версии родных Мейерхольда и Райх, со временем выяснивших подробности, двое убийц проникли в квартиру с балкона в кабинете Мейерхольда, который после обысков "забыли" закрыть энкавэдэшники. Как раз под кабинетом расположена арка, устроенная в доме для проезда пожарных машин, в конце 1930-х в ней размещалась какая-то лавка, с которой на балкон ничего не стоило забраться. Один из убийц, убегая из квартиры, размозжил голову домработнице. Когда та очнулась и выскочила на улицу за дворником, дверь в квартиру захлопнулась. Открывать ее один, без милиции, дворник побоялся. Если бы не это, Зинаиду Райх, возможно, удалось бы спасти. Но 45-летняя женщина, получившая, по разным версиям, от 7 до 17 ранений, истекла кровью по дороге в Склиф.

Два часа ночи, июль, жара, окна распахнуты. Соседи по дому, конечно, слышали, как кричала Зинаида Райх. Когда в 1968-м на фасаде дома открывали мемориальную доску Мейерхольда, один из престарелых соседей режиссера начал вспоминать: "Боже мой, как она кричала... У меня до сих пор в ушах этот крик стоит".

Жители дома убеждали себя, что это было всего лишь ограбление, а не устроенный на подмостках актерского дома поразительный по жестокости спектакль. А как иначе можно было продолжать жить в этих стенах?

То, что в глубине души все всё понимали и цепенели от страха, стало ясно уже во время похорон Зинаиды Райх. Гроб с телом разрешили всего на полчаса занести в дом. Но кроме самых близких и родственников только один человек не побоялся проститься с Райх - жившая в соседнем доме Екатерина Гельцер. Она надела свой лучший костюм, все ордена и проводила покойную до Ваганьковского кладбища. Упрекнуть остальных в малодушии может только тот, кто сам пережил те времена. Артисты ведь - народ без кожи. Говорят, что Иван Козловский, тоже обитавший в Брюсовом переулке, даже мимо дома 12 никогда не ходил, делая крюк через Газетный переулок.

Квартиру 11 после смерти Зинаиды Райх ее детям и жившему с ними ее отцу велели освободить. Ее перевели в ведомство Берии, очень скоро здесь поселился его шофер. Все это совсем не слухи, а чистая правда. Но не вся. На самом деле 4-комнатную квартиру разделили на две. Шофер поселился в меньшей, впрочем, его скоро сменили другие жильцы. А в большую квартиру въехала красавица-грузинка, сотрудница секретариата Берии. Со временем она обзавелась семьей, выучилась на врача, устроилась в местную поликлинику, и к своим соседям относилась с особым, не показным вниманием. Из квартиры она уехала только в 1991-м, когда родные и близкие Мейерхольда после многих лет хождений по кабинетам наконец добились, чтобы квартира стала его музеем.

Встречи с ушедшими

В своей книге воспоминаний о прожитом кинорежиссер Сергей Соловьев написал, что его рано ушедший из жизни друг, кинооператор Георгий Рерберг, которого он называет не иначе как гением (хотя бы только за "Зеркало" Тарковского), жил в доме "с трагической энергетикой". Но этот дом всегда отличался еще и особой атмосферой несуетной жизни старой московской интеллигенции.

Здесь, например, никогда не шиковали. Так, в 1940-1950-е жильцы могли себе позволить только одного сторожа, которых тогда еще не называли консьержами. Полмесяца он дежурил в первом подъезде (второй на это время закрывали), полмесяца - во втором. И никого не смущало, что гостям местных звезд, приходившим, например, в закрытый первый подъезд, приходилось входить через второй и уже оттуда по черному ходу переходить в первый. А по внутреннему дворику дома, где росло больше 12 пород деревьев, многие из которых посадили сами жители, местные знаменитости прогуливались запросто, в "домашнем". Выросшие в этом дворике дети навсегда запомнили поразительно прямую спину Анатолия Кторова и родительский восторг: "Какая осанка! Вот он, последний из актеров, умеющих носить фрак".

В этом внутреннем дворике - особой редкости для центра Москвы - росли и дети знаменитостей, обитавших в домах по соседству: Андрис и Илзе Лиепа, дети Ростроповича и Вишневской, актера Вячеслава Невинного... Во многом именно из-за этого кусочка "золотой" земли в пяти минутах ходьбы от Кремля, застроить которую в наши дни слишком много охотников, жильцы дома одними из первых в Москве, еще в 2003-м, объединились в ТСЖ.

Кстати, после этого жизнь в доме изменилась к лучшему. Теперь в подъездах порядок, чистота, новые современные лифты. Правда, с квартирой Мейерхольда проблемы. Музей-то государственный, и хотя исправно платит за воду и электричество, в его бюджете не имеется статьи "коммунальные платежи товариществу собственников жилья". И как разрешится этот казус, еще непонятно.

А пока музей продолжает проводить цикл вечеров, чтобы москвичи не забывали историю прославленного дома. Называется он "Соседи Мейерхольда". Уже прошли вечера, посвященные клану Рербергов, семье Любицких, Софье Гиацинтовой и Ивану Берсеневу. Желающих послушать актерские байки и воспоминания об ушедших учеников звезд, которые сегодня и сами стали звездами, собирается столько, что никакой рекламы о соседских посиделках музей не дает, а завсегдатаев приглашает по телефону. Приглашают и нынешних жильцов дома. Эти деловые люди, купившие себе престижное жилье в самом центре Москвы, вечно заняты, но некоторые все же приходят. И только тогда понимают, в каких особых квартирах они живут.

Благодарим за помощь в подготовке материала заведующую Музеем-квартирой Вс. Мейерхольда Наталию Макерову

Музей Мейерхольда "выпустил в жизнь" руководитель КГБ Крючков

В том, что квартира 11 осталась квартирой Мейерхольда, - огромная заслуга его уже ушедшей из жизни внучки Марии Валентей, дочери одной из его дочерей от первого брака с Ольгой Мунт. Именно она стала основательницей и первым директором музея своего деда. В 1939-м, когда его арестовали, Маше было 14 лет, она хорошо его помнила и любила бывать в его доме.

Вместе с Татьяной Есениной она спасла от НКВД архив Мейерхольда. А когда была допущена к закрытым материалам по его следственному делу, переписала их все в большую тетрадь, ставшую сегодня одним из музейных экспонатов. Политической реабилитации деда она добилась уже в 1955-м. Но вернуть его жилище удалось только в 1991-м, незадолго до памятного всем августовского путча: последнюю, решающую подпись, превращающую его из жилфонда "органов" в музей, поставил будущий член ГКЧП, последний председатель КГБ СССР Владимир Крючков.

12 июля 1991 года в пустую квартиру, в которой давно была другая планировка, вместе с Марией Алексеевной, не переступавшей ее порога с 1939 года, вошли люди, знавшие и любившие этот дом. У нее самой дрожали руки, и ключ никак не попадал в замочную скважину. Рядом на лестничной площадке, обхватив голову, стоял Зиновий Гердт - мальчишкой он часто бывал здесь у своего друга Кости Есенина. Его тоже трясло. В итоге квартиру открыл Петр Меркурьев - внук Мейерхольда и сын известного киноактера Василия Меркурьева. А в 1994-м здесь открылся музей.