"Пореченков, лечиться надо"
На Малой сцене Московского Художественного театра премьера - "Крейцерова соната". Постановщик - Антон (Юрьевич) Яковлев. Михаил Пореченков вышел к зрителям в роли ревнивца, страдальца и убийцы Позднышева в дни, когда переживал трагедию его друг Константин Хабенский. Потеря любимого человека - что может быть страшнее, если вдуматься? "Крейцерова соната" дает внезапный ответ: хуже великих трагедий низкие драмы. Тяжелее горя - пустота.
...Эмоциональный тремор, который принимается за любовь. Поначалу легкое, затем нарастающее взаимное раздражение. Кризисы, перебои, тахикардия непониманий, инфаркты скандалов, рубцы в памяти. Кардиограмма семейной жизни. Публика следит за происходящим так, будто ей показывают одну из лучших серий "Секса в большом городе". Поймите, что это комплимент: сделать интересно на театре крайне нелегко. Забубенно, модерново, постмодерново, спички-в-глаза-вставлятельно - пожалуйста. А вот чтобы смотреть не отрываясь и спустя несколько дней припоминать подробности - извините.
"Крейцерова соната" - старомодный спектакль. В том смысле, что центром всего здесь является актер. Младшего Яковлева хватило на довольно-таки смелую, драматургически яркую инсценировку. (Есть, конечно, перебор с адаптацией. Скажем, фраза: "Тебе хорошо, а мне завтра на работу" выдернута не из Толстого и даже не из "Секса в большом городе", а из любого дурного отечественного сериала.) С режиссурой в "Сонате" небогато. Разрозненное трио скрипачей, сумбур вместо музыки - едва ли не единственный постановочный ход. Спектакль посвящен Пореченкову и держится на Пореченкове. А играет он так, что об этом хочется рассказывать взахлеб.
Толстому, когда создавалась "Крейцерова соната", было за шестьдесят. Пореченкову в марте исполнится сорок. Это другая "Соната". Другая история. Здесь нет нравоучительности Толстого, его брезгливой отстраненности от себя - бывшего, нет отвращения к женскому естеству (потому что кокетство для женщины - тоже часть естества). Отвращения нравственного, но в то же время и химического, гормонального. Объедаться не надо, чтобы не мутило впоследствии...
Яковлев, впрочем, убрал из текста все эти грубые "нашлепки на задах". Позднышев - Пореченков, несмотря на ужасный опыт, женщин возненавидеть не способен. Ему, плотоядному, никогда не быть вегетарианцем. Сто раз еще влюбится, раз пять женится - браком венчанным и невенчанным, кому-то исковеркает судьбу, а кого-то (вдруг?) осчастливит. После убийства в самом Позднышеве многое умерло, это понятно, однако страсть умрет последней. Скопчество - будь то высший идеал или результат старческих метаморфоз - ему не светит. "Кто может вместить - да вместит". Позднышев, представленный на сцене МХТ, не может. "Простого, ясного, братского отношения к женщине" ожидать от него не следует. Но, полноте, требуется ли женщине братское чувство, если только рядом не родной брат? Обидно даже как-то...
Толстой под старость впал в юношеский максимализм. Стал, подобно Пете Трофимову из "Вишневого сада", "выше любви". А Позднышев - Пореченков, как Любовь Андреевна Раневская, - "ниже". Им есть к чему стремиться, куда тянуться.
Проклятие Позднышева - его природная карамазовщина. Против власти красоты он бессилен. В тенетах сладострастия бьется, словно паук, обмотавшийся собственной паутиной. Пореченков открывает темные углы мужского подсознания, тайные стихии, бушующие в мужском организме, те бездны, куда заглядывает только их пол и которые нас, женщин, пугая, манят гипнотически. Как всё, что нам недоступно, как всё, что относится к сугубо мужскому миру...
Есть мужчины, способные гармонично и естественно уживаться со своими безднами, а есть те, кто превращает их в пытку - для себя и близких. Позднышев - хам, грубиян, зануда, себялюбец, здоровое животное (готов потерять жену в очередных родах, лишь бы она, нося, производя на свет и вскармливая потомство, не имела ни сил, ни времени глядеть на других претендентов). За Лизой здесь столько правоты, будто спектакль ставила женщина, и это сочувственное понимание делает честь Яковлеву. Лиза тоньше, более того - несравненно умнее мужа. Она знает, что смысл сосуществования двоих - в душевном росте каждого, в личностной эволюции, в возможности воспламеняться друг от друга, и мается под гнетом пустой семейной жизни. Травинка, закатанная в асфальт.
Если Толстой Лизу косвенно обвиняет, то, сыгранная Натальей Швец, нежная, нервная, хрупкая, она чиста, как Дездемона. Только Позднышев - антипод Отелло. Он не доверчив, он ревнив. Позднышев - в каком-то смысле Пушкин. Потому что ведь и в Александре Сергеевиче сильна была карамазовщина.
Мавр не страдал комплексами. При всем богатстве воображения (славно врал девушке о людях, "которых плечи выше головы") сюжет про Дездемону и Кассио он сам бы не сочинил. А Позднышев сводит жену с приятелем, выстраивает схему будущей измены и удовлетворенно следит за тем, как якобы воплощаются его фантазии. Скрипач Трухачевский - с умыслом либо по нечаянности - сыгран Сергеем Шныревым до такой степени безлико, бесхарактерно, скучно, что дальше музыки они с Лизой точно продвинуться не могли. Ну, нет у женщины любви - тоска, а что поделаешь? Жизнь впроголодь - не повод ведь камни грызть...
Толстой искал исход - в целомудрие, вериги, духовную кастрацию - из семейного ада. Ад этот был для него абсолютно материален, реален и объективен. Ад Позднышева - Пореченкова рождается в его собственной голове. Зря, что ли, какая-то дама, неизвестным чудом попавшая на премьеру в МХТ, утомившись историей одного невроза, громко крикнула актеру: "ПоречЕнков, лечиться надо!". "Надо, надо..." - согласно покивал в ее сторону Михаил, не оскорбившись ни собственно репликой, ни странным ударением в фамилии...
Позднышев в МХТ - это великолепный рогоносец Кроммелинка. Причем во всех смыслах великолепный. Ты понимаешь вдруг, что перед тобой на сцене большой актер. Многомерный. Со вторым и даже третьим дном. Обаятельный, чертовски обаятельный. Зал смеется над героем - его горячностью, почти детской хитростью и детским же простодушием. В настоящем мужике всегда остается пацан - много пацана. Позднышев и жесток по-детски - с тупостью не очнувшейся пока души. Зато как очарователен "развращенный циник", когда, делая Лизе предложение, заикается и трепещет, мальчишка - мальчишкой...
Разговор о большом актере Михаиле Пореченкове, увы, не прост. Можно, в конце концов, понять, что природные данные (плюс регулярная работа в спортзале) завели его в подотряд "рембоидов". На экране - за исключением разве что "Связи", а прежде всего "Ликвидации" - у Пореченкова имидж слегка окультуренного самца, первобытного дикаря (это при интеллигентном, как у Андрея Миронова, лице). Ладно, из подобной ниши обязательно выбывают - не по уму, так по возрасту. Но зачем, скажите на милость, ввязываться в идиотские шоу экстрасенсов и бездарные кулинарные поединки? Не Юлия Высоцкая все-таки. Попробуй потом убедить коллег, что кухарка - к какому бы полу ни относилась - способна управлять государством. Или хотя бы Союзом кинематографистов. Поберег бы себя большой актер...
