"Поэзия, вся, - езда в незнаемое"
В минувшем, 2008 году "Известия" "пропустили" несколько дат, связанных с жизнью одного из самых заметных своих главных редакторов - Николая Ивановича Бухарина. В феврале - двадцатилетие его политической реабилитации, в марте - 70-летие гибели, потом - 120-летие со дня рождения, уже осенью того же года. Между тем 22 февраля года нынешнего - 75 лет с того дня, как Н.И. Бухарин возглавил коллектив второй в своей жизни газеты (первой - в 1918-1929 гг. была "Правда"). Об этом и других событиях 1934-го, важного для Бухарина года, предлагаемые заметки нашего постоянного петербургского автора.
1934 год отмечен несколькими важными событиями в истории страны - двумя съездами и одним громким политическим убийством. В начале года состоялся ХVII съезд партии (с 26 января по 10 февраля), в августе (с 17 августа по 1 сентября) - Первый съезд советских писателей, а 1 декабря был убит в Ленинграде С.М. Киров. Все это сказалось на судьбе Н.И. Бухарина.
Партийный съезд называли съездом Победителей. На самом деле это был съезд побежденных. Его результаты фальсифицировали. Сталин, не получив большинства, остался генсеком и уничтожил потом основную часть делегатов представительного форума.
Все же вождь испугался. Он был вынужден считаться с членами Политбюро, не одобрявшими последовавших репрессий (Киров, Орджоникидзе, Куйбышев). С их поддержкой недавний соратник Сталина, а затем "правый уклонист" Бухарин вернулся к политической деятельности - стал редактором "Известий", второй по значению газеты в стране.
Ближайшие два в половиной года Бухарин - влиятельная фигура. Он небезуспешно хлопочет за пострадавших интеллигентов, публикует статьи, в которых, пусть в скрытой форме, осуждает несвободное общество. "Фашизм создал всесильное "тотальное государство", которое обезличивает все и вся, кроме начальства и "высшего начальства". Обезличивание масс прямо пропорционально здесь восхвалению "фюрера". Правда, в газете уже упоминается "великий Сталин", но "главный читатель" вынужден был терпеть осуждение "фашистского скотства" и призыв к свободным странам "объединиться с Советским Союзом против антигуманного нацизма".
В августе 1934 года в Москве открылся Первый съезд советских писателей. По размаху, продолжительности (его называли "долгим парламентом") и участию зарубежных гостей он стал явлением исключительным. Больше двух недель "Известия" отдавали номера материалам съезда, расширяя отчеты до трех-четырех газетных страниц. Среди основных докладов - Максима Горького, Карла Радека, Николая Бухарина - третий из них состоялся лишь на 12-й день съезда, но зал на вечернем заседании был переполнен. В книге о Бухарине Стивен Коэн пишет: "Его присутствие на трибуне могло показаться оправданием надежд на примирение между режимом и творческой интеллигенцией. Его яркая трехчасовая речь подкрепила такое впечатление и затмила официальное выступление Горького и будущего сатрапа в области культуры А. Жданова".
Доклад поддержало большинство делегатов съезда. Но реакция на заключительные слова вызвала у докладчика опасение за свою судьбу. Вот что отразила стенограмма: "Бурные аплодисменты всего зала, переходящие в овацию. Крики "Ура!" Весь зал встает". В узком кругу Бухарин сказал: "Эти аплодисменты подписали мой смертный приговор".
В докладе о поэзии Бухарин говорил о специфике поэтического слова, его художественности, опирался на достижения мировой культуры. Слова Маяковского о поэзии, вынесенные в заголовок, обернулись для Бухарина роковым предостережением.
По мысли докладчика, "пересказ газетной статьи и рифмованный лозунг - это, разумеется, уже не искусство". В качестве примера приводился А. Безыменский: "Он стал элементарен, стал стареть". Бухарин не заигрывал с аудиторией, говорил о "мышлении в образах", называл имена забытые, а то и запретные. Он цитировал расстрелянного Н. Гумилева: "Солнце останавливали словом, словом разрушали города". Многие делегаты съезда уже не помнили концовку гумилевского стихотворения "Слово", которое вполне могло быть обращено к некоторым из присутствующих: "Мы ему поставили пределом/ Скудные пределы естества,/ И, как пчелы в улье опустелом,/ Дурно пахнут мертвые слова".
Отдавая должное поэзии Маяковского, Бухарин сказал, что "время его агиток прошло", чем уже вызвал недовольство "молодых". Зато не оспаривался весьма социологизированный подход к творчеству "талантливого лирического поэта" Сергея Есенина. Защищаясь от последовавших в прениях нападок оппонентов, докладчик в заключительном слове спрашивал: "Разве не сказано (в докладе. - А.Р.) ничего о Есенине, как идеологе кулачества?" Об Ахматовой докладчик не сказал ни слова. О Мандельштаме, которого до этого как мог поддерживал, тоже промолчал. Зато дал высокую оценку поэзии Б. Пастернака, этой "веренице лирических жемчужин", а также И. Сельвинского и Н. Тихонова. В то же время серьезный счет был предъявлен стихам "на случай", "агиткам".
Возникла жаркая полемика. "Патриарх" Демьян Бедный вместе с молодыми "пролетарскими" поэтами нападал на докладчика. В своих мемуарах Илья Эренбург, друг революционной юности Бухарина, объяснил резкость оппонентов: "Будучи близкими партийному руководству, они знали, что можно безнаказанно ругать Николая Ивановича". "Молодые" догадывались также, что власти нужна была именно "лобовая", пропагандистская поэзия.
Среди тогдашних стихотворцев "на случай" отличались резкостью А. Сурков, А. Жаров, А. Безыменский. Мишенью последнего были не только докладчик, но и некоторые собратья-поэты: "Гораздо более опасна маска юродства, которую надевает враг. Этот тип творчества представляет поэзию Заболоцкого... Стихи П. Васильева поднимают и красочно живописуют образы кулаков". Вряд ли Безыменский должен был удивиться, когда через некоторое время именно эти поэты подверглись репрессиям.
"Известия" в съездовские дни отмечали проблемы литературного мастерства как важнейшие, а некоторые поэты (тот же Сурков) утверждали, что "тов. Бухарин ликвидировал всю "пролетарскую поэзию". Могло показаться странным, что по двум основным докладам съезд принял резолюцию, а по третьему (Н. Бухарина) ее не было. Объяснение нашлось в "Дневнике съезда": "Никаких резолюций по творческим вопросам, вызвавшим продолжительную живую дискуссию, съезд не принимает". Пройдет три года, - и эти споры уже не сочтут дискуссией, а доклад Бухарина назовут злостной попыткой "дезориентировать советских поэтов и писателей".
Редактор "Известий" был почти на всех заседаниях писательского съезда. Многое огорчало не только в выступлениях поэтов. Им можно было и ответить. Но, к примеру, Всеволоду Вишневскому уже никто бы возразить не посмел. 25 августа с трибуны съезда будущий автор "Незабываемого 1919-го" творил легенду о вожде: "Кто знает, как вел работу т. Сталин? Кто знает, что всем партизанским сибирским движением руководил Сталин? Он обеспечил разгром колчаковского белого фронта и дальневосточной интервенции".
Н. Бухарин на съезде не защищался. Своих оппонентов называл "бедными родственниками Маяковского из единой "фракции обиженных". Ревнивое чувство испытывали они к Пастернаку. Демьян Бедный, говоря о поэтах, ему близких, приводил скрытую цитату из Пастернака: мол, для них поэзия не "двух соловьев поединок".
...Cъезд подходил к концу. Неожиданно председательствующий на последних заседаниях, А. Фадеев, близкий партийным верхам, огласил письмо Бухарина в президиум съезда. Суть письма: "Я действительно допустил слишком резкие заявления и выпады по адресу некоторых товарищей-поэтов". Спросить бы у председателя оргкомитета съезда И. Гронского (его сменил в "Известиях" Бухарин), сам ли Н.И. решил извиниться или кто посоветовал, и кто именно. Гронский в ту пору общался со Сталиным, который мог знать от него о "закулисье" съезда.
Заключительное слово Бухарина было по-прежнему боевым, а напечатанное тут же его "Письмо" выглядело странно. Словно другая рука писала. Однако передовая статья за 2 сентября "Итоги съезда писателей", напечатанная после оглашения письма Бухарина, все ставила на свое место. Одновременно с ритуальным "мудрое руководство Сталина" были повторены ранее высказанные в докладе положения: "Читатель требует борьбы с литературным браком, халтурой, элементарщиной, рифмованной прозой".
После писательского съезда прошло три месяца. 1 декабря приехавший снова в Москву парижский собкор газеты Илья Эренбург пришел к редактору. В этот день убили Кирова. Через много лет писатель вспоминал: "На Бухарине лица не было... Это очень темное дело".
Для Бухарина это была огромная личная потеря. Когда пришли дни, решавшие его судьбу, уже не было в живых почти никого, кто мог бы в ЦК перечить Сталину. Правда, кандидат в члены Политбюро П. Постышев решил усомниться в вине Бухарина, но Сталин резко оборвал его, а вскоре и саму жизнь представителя Украины. Судьба Бухарина была решена. Требование "расстрелять" звучало на пленуме ЦК (февраль 1937-го) и в его решении, еще до неправого суда...
После убийства Кирова почти сразу начались аресты. Ввели ускоренное судопроизводство. Уже в декабре впервые арестовали двух членов ленинского Политбюро - Г. Зиновьева и Л. Каменева. Бухарин вместе со Сталиным противостояли им в середине 20-х. Тогда оппозиционеров исключали из партии, потом восстановили. Теперь они из тюрьмы уже не выйдут... Тот декабрь был на ленинградской почве прелюдией массового террора, включая три "публичных" московских процесса (1936, 1937, 1938). Среди жертв последнего оказался Бухарин.
"Возвращение" Бухарина вместе с реабилитацией произошло лишь к его столетию - в 1988 году.
