Историк Тамара Эйдельман: Отец был в кайфе от перестройки!

20 лет назад не стало Натана Эйдельмана. Благодаря его статьям и книгам изучение истории страны из долга превращается в удовольствие. Дочь Натана Яковлевича - преподаватель истории Тамара Эйдельман - рассказала обозревателю "Известий" о малоизвестных страницах биографии отца и его взглядах на жизнь.
Известия: Об отце Натана Яковлевича - журналисте Якове Эйдельмане - ходили легенды...
Тамара Эйдельман: Дедушка был родом из Житомира. Его мама - моя прабабушка Тамара - знала пять языков, происходила из хасидского рода, а отец держал магазин на углу Михайловской и Бердичевской. Дела шли неважно: говорили, что, если он будет продавать саваны, люди перестанут умирать. Дед учился в гимназии. В этой гимназии был учитель истории, который все время отпускал на уроках какие-то антисемитские шутки. И кончилось это тем, что дед врезал ему журналом по морде. Было очень серьезное дело. Его исключили с волчьим билетом, его искала полиция, но он удрал к родственникам в Царство Польское. Какое-то время дед провел в Варшаве, потом переехал в Киев, где он и встретил мою бабушку - в театральном кружке, который вели ученики Вахтангова из театра "Габима". В 1920-е годы дед занялся журналистикой. Они с бабушкой переезжают в Москву, дед работает театральным и литературным рецензентом.
И: Его арестовали, когда ваш отец уже заканчивал университет?
Эйдельман: Его арестовали в 1950-м. Отец учился на третьем курсе. Кстати, он сдал экзамены в университет на пятерки, но в списках поступивших его имени не было. Тогда дедушка-фронтовик надел свои ордена и пошел разбираться. И отца приняли.
И: А за что все-таки посадили деда?
Эйдельман: Было, конечно, обвинение в еврейском национализме, но главное не это, а то, что он смеялся над пьесой Софронова, где корова нашла и разоблачила шпиона. А выйдя в фойе, сказал кому-то из приятелей: "Это не Чехов". Что ему и предъявил следователь на допросе. А дед ответил: "Ну ведь действительно не Чехов!"...
И: Для Натана Яковлевича академическая карьера была закрыта, потому что отец сидел? Или он не очень хотел заниматься чистой наукой?
Эйдельман: Нет, хотел. Даже написал две диссертации. Одну по экономике России начала ХХ века в сравнении с современной, но выводы, к которым он пришел, сделали эту диссертацию совершенно непроходимой. И вторую уже позже - по XIX веку. После университета он три года работал в школе рабочей молодежи в Ликино-Дулеве, где помимо истории вел еще немецкий, астрономию, географию... А потом его перевели в Москву, в школу на Молчановке. Он там работал и был очень доволен жизнью, но оказалось, что из выпускников их курса составилось тайное общество во главе с Борисом Краснопевцевым. Они занимались агитацией в рабочих кварталах: листовки кидали в почтовые ящики...
И: Но сам Натан Яковлевич в этом обществе не состоял?
Эйдельман: У них было две версии. Сначала как про Пушкина и декабристов: что он очень хотел участвовать, но они его берегли и не допускали. И вторая - что, да, участвовал активно, но они его не выдали.
И: А сам Эйдельман что по этому поводу говорил?
Эйдельман: Его версия была следующая: он в обществе не состоял, но, конечно, они с мамой активно с этими людьми общались - и книги читали, и разговоры вели. Мама даже посоветовала листовки предварительно вкладывать в конверты... За то, что отец не сотрудничал со следствием, его исключили из комсомола, уволили из школы, и он поехал работать в музей в Истру. По его рассказам, после того, как он обыграл весь коллектив музея в шахматы, начальство из уважения предоставило ему свободный режим. Там он и начал писать. Начал заниматься Герценом...
И: Эйдельман справедливо причислял себя к историкам-художникам. А насколько он позволял себе художественный вымысел?
Эйдельман: Это большой вопрос. Я часто своим ученикам рассказываю какие-то яркие детали, которые знаю исключительно в папином пересказе. Никакого подтверждения в источниках я не находила. Может, плохо искала. Думаю, у него, как у Тынянова, было чутье, основанное на знании. То есть он мог фантазировать, но в рамках предложенных обстоятельств.
И: У него всегда было очень много знакомых, связанных с театром, кино. Он, например, входил и в худсовет Таганки. Почему люди искусства так к нему тянулись?
Эйдельман: Думаю, потому что он был ярким человеком. На самом деле он как раз от богемы держался довольно дистанцировано. У него не было такого уж желания во все это окунуться. Другое дело, что ему очень многое было интересно - Таганка, во всяком случае, безусловно. Трудно говорить о том, что интересовало отца - его интересовало все.
И: Он много ездил?
Эйдельман: До перестройки он был совершенно невыездным. Единственное, его бывший ученик из Ликино-Дулева каким-то чудом организовал ему две поездки: в ГДР, а потом вместе с мамой в Венгрию. Затем он уже побывал и в Америке, и в Италии, и в Германии...
И: А как он отреагировал на перестройку?
Эйдельман: Он был в кайфе. Думаю, это был кайф историка - когда все происходит на твоих глазах. Тем более он всегда обожал устную историю. Куда бы ни ехал - фиксировал свои разговоры с людьми.
И: Широко известна его переписка с Виктором Астафьевым, которого он обвинил в национализме. Если бы Натан Яковлевич был жив сейчас, с кем бы он вступил в полемику?
Эйдельман: Я часто про это думаю... Вот я вижу некоторых шестидесятников, и грустно мне от их упертости и оголтелости. Все у нас либо в одну крайность - когда режим уже и в плохой погоде виноват, либо в другую - в сторону квасного патриотизма. Мне хочется верить, что ни в эту, ни в ту сторону отец не рванулся бы.
И: Почему предметом его интереса всегда становились революционеры, а не консерваторы?
Эйдельман: Его действительно интересовали люди, боровшиеся за свободу. Помню, я в университете в какой-то момент сказала: хорошо бы заняться Катковым (публицист, общественный деятель XIX века, издатель журнала "Русский вестник". - "Известия"). Отец был очень удивлен.
И: Его герои - Лунин, Пущин и Герцен?
Эйдельман: Да. Они ему просто как люди были симпатичны. И он предсказал себе, что, как и его любимые персонажи, умрет в 57-59 лет. Несколько раз говорил разным людям: "Я до 60 не доживу". Так и произошло...