Во Франции лезгинка - часть русской культуры
Концертом оркестра Мариинского театра в парижском зале "Плейель" стартовала российская часть программы Года России во Франции. Впрочем, наши культурные связи процветают и без официального повода. В первой половине января в Ницце в 11-й раз состоялся Фестиваль российского искусства. О том, как непросто складывались отношения устроителей фестиваля с властями Ниццы и что именно современные французы ценят в русском искусстве, директор фестиваля Мелания Мильбер рассказала обозревателю "Известий".
известия: Я знаю, что первые два года своего существования фестивали проходили не в Ницце, а в Канне. Почему? Ведь Ницца исторически куда теснее связана с Россией.
мелания мильбер: А дело, как ни парадоксально, как раз в этой связи. Конечно, с самого начала мы имели в виду организовать форум в Ницце. Я пришла в мэрию, в культурный отдел. От души рассказала и о наших давних связях, и о том, как важно их укреплять. В общем, подготовилась на пятерку. Но человек, который меня слушал, в конце разговора твердо сказал: нет, вы знаете, не надо нам это все сейчас.
и: Но почему?
мильбер: Честно говоря, они нас тогда просто побаивались. Здесь в тот момент мощная пропаганда была антирусская, причем вели ее сами русские. Тут же - не только в Ницце, вообще во Франции - страшная вражда между потомками старой эмиграции и русскими, которые стали прибывать сюда после того, как рухнул "железный занавес". Я помню, что когда приехала в Париж, причем из США, где прожила много лет, я вдруг превратилась в новую русскую. Я пыталась войти в контакт со старой эмиграцией. Но как? В церкви? Церковная община была чрезвычайно закрытой. Я специально афишировала всячески, что приехала из Америки, даже имидж себе немного комический придумала - что-то такое а-ля "Хождение по мукам". Мол, я долго-долго где-то блуждала после революции и вот теперь заявилась наконец в Париж. Но нет... Чужая, и всё.
и: Но в третьем и даже четвертом поколении представители эмиграции наверняка совсем офранцузились. Они говорят по-русски?
мильбер: Очень мало. Причем их русский язык для нашего уха непривычен и даже в чем-то смешон. Он очень правильный и оттого немного стерильный. Но, конечно, в 1990-х годах как таковой русской коммуны тут уже не было. Разве что русский дом для престарелых. Внуки и правнуки стали просто французами.
и: И тем не менее неприязнь к вновь прибывшим русским была с их стороны очень велика...
мильбер: Да. Это была капля ненависти, но она была очень горькой. И в третьем, и в четвертом поколении... Опять же нужно было видеть, кто в основном приезжал на Лазурный Берег в 1990-е. Ужас! Они так лили воду на мельницу старой эмиграции, что мало не покажется. А тут еще национальные газеты стали писать про русскую мафию и про девушек легкого поведения. Причем писать чистую правду, увы. А тут еще дефолт случился в 1998-м...
и: Зато 1997-й стал годом триумфа русского театра в Авиньоне. Неужели эти волны никак не докатились сюда? Ведь Прованс совсем недалеко от Кот д'Азура.
мильбер: Нет. Увы. Это обстоятельство отчего-то совсем не принимали тут во внимание. Зато все хорошо помнили опыт Дягилева. Именно поэтому мы и рассчитывали на быстрое взаимопонимание. Но нас, повторяю, в Ницце поначалу не приняли. И потому мы стали делать первые фестивали в Канне. Это более нейтральная территория. Там нет огромного количества потомков эмиграции. Да и вообще это более интернациональная точка. Такой большой рынок. Вот мы и решили в какой-то момент встать на базаре.
и: Но Канн - это в первую очередь рынок кино.
мильбер: Поэтому на первом фестивале мы устроили неделю российского кино в отеле "Нога Хилтон". Там 1700 мест, и мы совершенно не ждали, что они все окажутся заполнены. Лето, курорт - и вдруг полный зал. Еще не кончился форум, как нам предложили перебраться во Дворец фестивалей. А еще через год на волне успеха позвали в Ниццу. И не просто в Ниццу, а в помещение Национального театра. Ну мы не стали заставлять долго себя уговаривать. Тут же согласились.
и: Чем вы руководствуетесь, когда составляете программу фестиваля? Вы учитываете как-то вкусы здешней публики?
мильбер: Мы хотим донести до французов ту простую мысль, что Россия - это не только Москва и Петербург. В конце концов, обе наши столицы доступны. Если кто-то очень захочет что-то там посмотреть, то вполне может долететь. Но не поедет он в отдаленный район Коми-Пермяцкого округа, из которого мы привезли как-то фантастический фольклорный ансамбль "Кукушка". Местные бабушки сколотили его самостийно. Французы очень любят рассуждать о загадочной русской душе, но плохо понимают, что это такое. Вот нам и хочется показать, что это смесь гремучая. Мы привозили и башкирские танцы, и ансамбль лезгинки. Ведь это все в нас тоже есть. То есть когда я в России смотрю на лезгинку, я воспринимаю ее как чужой танец, но тут она выглядит уже как часть нашей общей культуры. Проще говоря, мы хотим доказать, что "русское" - понятие растяжимое. Не только в географическом смысле, но и в эстетическом.
и: Что за долгие годы существования фестиваля произвело неизгладимое впечатление на французов, а что вызвало активное неприятие?
мильбер: Очень непросто тут воспринимают ваш новаторский театр. Французская публика ждет от русского театра открытой эмоции, такого состояния, чтобы в зобу дыханье сперло. Холодный авангард им не нужен. Им и своего хватает.
