Духовный максимум

Пятнадцать лет назад Андрей Макин стал первым русским писателем, получившим Гонкуровскую премию за роман "Французское завещание". Его романы изданы более чем в сорока странах. В беседе с парижским корреспондентом "Известий" Андрей Макин сожалел о том, что русские - в отличие от американцев - не сумели создать "положительный образ" страны.

известия: Какую роль Гонкуровская премия сыграла в вашей жизни?

Андрей Макин: "Французское завещание" и до Гонкура имело тираж около пятидесяти тысяч экземпляров. Успех, впрочем, мало повлиял на мой стиль жизни. Я не обзавелся дорогим автомобилем, у меня нет виллы и даже скромного загородного дома. Вероятно, моя жизнь не вписывается в идеал материального преуспевания. Может быть, сказывается и ригористское советское воспитание.

и: Пригодился опыт советской жизни - минимум материального и максимум духовного?

Макин: Этот принцип мне близок. Соблазны? Вопрос "быть или не быть" звучит сегодня как "быть или иметь". Вещи, престиж, социальные роли владеют нами, превращая нас в емкости для всего лишнего. Когда обеспечен насущный минимум, стоит задуматься не о поглощении, а о сотворении.

и: Муки творчества - тяжкое бремя. Говорят, когда вы писали "Преступление Ольги Арбелиной", то чуть не повесились?

Макин: Это журналистское преувеличение. "Хоть в петлю лезь!" означает не намерение свести счеты с жизнью, а необходимую долю отчаяния перед недостижимостью совершенства.

и: Все ваши книги были так или иначе связаны с исторической родиной. Но пару лет назад вы сказали, что литературный континент под названием "Россия" уже освоили.

Макин: Весьма легкомысленная гипербола. Кому под силу "освоить" Россию? С юных лет я храню в памяти массу историй, целые пласты человеческих судеб из военного или тюремного прошлого. И я продолжаю открывать для себя удивительные русские судьбы. Недавно во французской Полинезии я встретил пожилую таитянку, вдову русского казачьего офицера, который после войны занимался там развитием конного спорта. Еще один островок русского архипелага.

и: Во Франции вы пишите по-французски. Но, наверное, в Красноярске, где вы родились, проба пера была на русском?

Макин: В молодости, как это часто бывает, я пробовал свои силы в поэзии. Но вопрос о выборе языка не главный. Я нередко бываю в Австралии и думаю, что, прожив там лет десять, смог бы писать книги по-английски. Но есть что-то более тонкое и глубинно личное, чем язык в его чисто лингвистическом понимании. Это ваше личное мировидение. На каком языке вы его выразите, безусловно, имеет значение, но главное - сохранить его абсолютно индивидуальную и только вам принадлежащую духовную и поэтическую суть. Бальзак и Пруст - два разных французских языка. Стендаль и Габриэль Осмонд (современный французский писатель. - "Известия") - две разные языковые реальности. Язык - лишь шифр, форма записи вашего внутреннего мира. Мира неповторимого, уникального. А если "повторимого", тогда и санскрит с латынью не сделают из него хорошую книгу.

и: Почему некоторые русские классики не любили французов? Вспомним хотя бы "француз убогий", "французик из Бордо"...

Макин: Русским казалось, что у французов много показного - гипертрофия формы в ущерб содержанию. Помните, Фонвизин удивлялся, заметив, что манжеты у французских аристократов кружевные, манишки шелковые, а рубашки из холстины? А ему отвечали: "Так под камзолом же не видно!"

и: Значит, русские более искренние?

Макин: Эта наша искренность может запросто граничить с бестактностью, с грубостью, с желанием влезть в душу. По отношению к ближнему своему мы, русские, то и дело встаем в позу всеведущего бога - судим, даем уроки. Однажды в Петербурге я видел группу крепко подвыпивших мужчин и женщин. Одна из них вынесла очень характерный для России вердикт: "Да ты передо мной ничто!" Это касалось сидящего на земле мужичка. Человек не может быть "ничто". Самый падший - это "что-то". Раздавленная - но судьба. Исковерканная - но личность.

и: Нынешних французских писателей никак не назовешь бунтарями.

Макин: Не только французских. Миру необходима духовная революция. Революция без ломания стульев, дворцов и генофонда нации. Необходимо понимание, что отсчет времени до целой череды апокалипсисов - экологического, демографического, ядерного - идет уже весьма резво. И что человечество в его нынешней техногенно-разрушительной ипостаси просто нежизнеспособно. Французам же, раз о них речь, не мешало бы для начала превозмочь эпидемию политической корректности. Большое преимущество этой нации - острая декартовская мысль, аналитический ум. Прискорбно будет, если эта интеллектуальная сила растворится в сусле выхолощенных сладковатых идеек.

и: Разве французская общественная модель так плоха?

Макин: Ее достоинства сегодня превратились в недостатки. Необходимая социальная солидарность со слабыми и больными поощряет паразитизм. Десятки видов пособий отучают работать. Образовались два бесконечно удаленных друг от друга класса: флибустьеры-финансисты и огромная масса люмпен-населения, в которую все больше затягивается обедневший средний класс. Ситуация взрывоопасная - кризис это доказал.

и: Французский писатель Жан-Мари Гюстав Леклезио недавно получил Нобелевскую премию. Вас удивил этот выбор?

Макин: Это идеальный лауреат. Гуманист, защитник природы и патриархальных цивилизаций. Его персонажи всегда прекрасны. Это меня немного настораживает.

и: Каковы ваши шансы на эту награду?

Макин: Я буду следующим (смеется) и приглашу вас в Стокгольм как корреспондента "Известий". Есть поговорка: "Награды не надо просить, от них не надо отказываться, их не надо носить". В свое время Бунин был в восторге. Я менее чувствителен к почестям. Может, мне не хватает тщеславия.

и: Ну а кому из русских вы дали бы Нобелевскую премию?

Макин: Довлатову. Я его ставлю выше Чехова, хотя сравнения такого рода лишены большого смысла. Но ему бы пришлось давать премию посмертно. А это, по-моему, не практикуется.

и: Вы много путешествуете по Франции. Какое отношение к русским? Общественное мнение формируют СМИ?

Макин: Во французской прессе трудно найти не то что статью, а пару добрых слов о России. Мы сами в этом виноваты. Не сумели создать "положительный образ" страны. Американцы не жалеют средств, фабрикуя свой имидж. В России же между литературно-киношной "чернухой" и эстрадной клоунадой - лишь скучный официоз. А ведь удачи в создании героического образа были - возьмите того же Штирлица. По сравнению с ним Джеймс Бонд - умственно отсталый садист и пошлый эротоман, падкий на второразрядные алкогольные коктейли.

и: Значит, надо заниматься пропагандой?

Макин: Скажем, показать лучшее. Чтобы о России не судили по тому, что в ней есть худшего, которого, увы, хватает. Можно спокойно и терпеливо объяснять западному читателю то, чем была для нашего народа война и эпоха сталинизма - не только на полях сражений и в лагерях, но и в памяти о миллионах павших, которые продолжали незримо жить среди нас и чье духовное присутствие научило нас думать, сострадать, не забывать. Надо говорить об этом здесь, на Западе. Иначе получится как в недавней книге моего знакомого журналиста: освобождение Белграда Советской Армией в его описании - это грабежи, изнасилования и прочая дикость. Непонятно, кто в таком случае воевал. То же теперь пишут о взятии Берлина. Этот бред становится нормой.

и: Россия не может жить без сильной руки?

Макин: Ни одна страна не может. Без сильной власти, без сильных демократических институтов, без мощной независимой и профессионально ответственной прессы, без титанически сильной культуры. С культуры, впрочем, и надо было бы начинать этот перечень. У англичан есть выражение: "Стальная рука в бархатной перчатке". Такой должна быть власть в стране, которая хочет выжить в бурном и агрессивном мире. Но ведь перья писателей и журналистов тоже стальные. Мы должны об этом правителям время от времени напоминать.

и: Известный писатель Доминик Фернандес недавно издал книгу "Русская душа". Он считает, что у французов души нет.

Макин: Уверяю вас, есть! Другая, чем у нас, более рациональная, ну и слава Богу. У них никогда не было таких бесконечных просторов, где можно бы отдаться хаосу и анархии, отвести душу, не к слову будь сказано. С галло-романских времен пространство во Франции очень сжато. В XIII веке хроникер писал: "Страна полна, как куриное яйцо".

и: В нынешнем столетии она настолько полна, что ей грозит исламизация?

Макин: Все будет зависеть от способности Франции ассимилировать афро-мусульманскую иммиграцию. Будут ли французы через сто лет говорить на новом франко-арабском наречии? Или же мир вспыхнет в пламени тотальной войны цивилизаций? Не думаю, что у человечества в запасе сто лет для размышлений. Действовать надо сегодня.

СПРАВКА "ИЗВЕСТИЙ"

Андре Макин (Андрей Сергеевич Макин) родился в Красноярске в 1957 году, вырос в Пензе. Согласно легенде, внук французской эмигрантки, жившей в России с 1917 года. Окончил филологический факультет МГУ, преподавал в Новгородском педагогическом институте. В 1987 году по программе обмена учителями поехал во Францию, где попросил политического убежища. Автор двенадцати романов на французском языке.