Полоса везения

Борт, у которого отказали системы управления, навигации и радиосвязи, приземлился на посадочную площадку заброшенного аэродрома. За мужество и героизм при исполнении служебного долга в экстремальных условиях президент России вручил командирам воздушного судна Андрею Ламанову и Евгению Новоселову Звезды Героев России. Штурман Сергей Талалаев, бортинженер Рафик Каримов, старший бортпроводник Николай Дмитриев, бортпроводники Елена Дмитриева, Елена Разумова, Василий Выродов, Рифкат Низамов удостоены ордена Мужества.
С пилотом Андреем Ламановым беседует обозреватель "Известий" Гузель Агишева.
Известия: В прессе одни называют командиром Новоселова, другие - вас...
Андрей Ламанов: Мы с Евгением имеем одинаковую квалификацию и можем управлять воздушным судном и слева, и справа, это помогает на длинных рейсах. Таких, как всем теперь известный из Москвы в Полярный и обратно. Рейс рутинный, но тяжелый, всю ночь на крыле. Из Москвы слева летел Женя, а на обратном пути слева летел я. Пилот, находящийся в левом пилотском кресле, выполняет функцию командира корабля, т.е. непосредственно пилотирует самолёт.
и: Вам, Андрей, сколько лет?
Ламанов: Я с 67-го, но уже пенсионер, у нас налетал шесть тысяч часов - и получай пенсионный билет.
и: А когда вы решили стать летчиком?
Ламанов: У меня отец - бывший летчик, начинал на истребителе, попал под хрущевское сокращение, когда из вооруженных сил погнали миллион двести тысяч человек. В авиацию гражданскую их брали неохотно - хулиганы, мол, лихачи. Папа и таксистом поработал, и в институт поступил Индустриальный, но все время смотрел в небо. Переучился на Ан-2 и стал снова летать. Окончил академию гражданской авиации, дорос до командира авиапредприятия в Кустанае - три аэропорта, большая инфраструктура. И летал до 58 лет! Мы с братом пошли следом, окончили Актюбинское высшее летное училище. Я начал с Ан-24... Но у любого летчика есть тяга к большой технике. Поэтому в 94-м переучился на Ту-154. Мне этот самолет нравился всю жизнь - изящный, элегантный. Сложный, но очень хороший.
До 97-го мы работали замечательно. Выполняли международные полёты на Ту-154, но основные рейсы были в Германию по перевозке этнических немцев из Казахстана. В связи с кризисом в Казахских авиакомпаниях, пришлось искать работу в России. Начал во "Внуковских авиалиниях" вторым пилотом Ту-154. В основном выполняли внутренние рейсы, а также рейсы чартерные: Палермо, Хургада, Стамбул, Тель-Авив, Багдад... Регулярные-то в основном у "Аэрофлота", но летали много.
и: У вас семья?
Ламанов: Жена Мария и дочка 10 лет. Маша акушер, работала в роддоме, после рождения дочки оставила работу и занимается воспитанием ребёнка.
и: Я была на Боденском озере после известной катастрофы, видела, как немцы прочесывали местность - шли шеренгой плечом к плечу... Моей знакомой вернули рюкзак, дезодорант и часы - все, что осталось от двух ее детей. Скажите: вы думали, что когда-нибудь и вам может крупно не повезти?
Ламанов: Нас ко всяким ситуациям готовят. Чтобы получить допуск к полету, ты должен "отлетать" на тренажере и пожары, и разгерметизации, и отказы двигателей...
и: Верно, что проблема в том полете возникла из-за отказа аккумуляторов?
Ламанов: Да, грубо говоря, они взорвались. Но в полете мы этого не знали: видели, что отказал выпрямитель, из-за чего нет тока, по инструкции должны были объединить сети. Мы так и сделали. Я пилотировал самолет, мне физически некогда было в этом плотно участвовать, нужно было самолет удержать, чтобы он не свалился. Потому что без электричества нет ни показаний приборов о положении самолета, ни связи. Я мог ориентироваться только по расположению кабины относительно линии горизонта.
и: Писали, что вы сверяли уровень горизонта по стакану с водой.
Ламанов: Штурман предложил такой вариант, но стакан с водой нам в принципе не понадобился... Я смотрел только по кабине. За нас была высота, 10 тысяч метров, выше облачного слоя, я видел линию горизонта. И работал указатель воздушной скорости, ему электропитание не требуется. А держать эту скорость очень важно, большой самолет на малой скорости теряет устойчивость, и это конец. Потом завыла сирена, что топливо на исходе - без электричества топливные насосы встали, а в расходном баке, откуда оно уже самотеком идет, керосина ровно на 30 минут полета.
и: Вспоминается грешным делом барон Мюнхгаузен: "У меня было два пути: выжить или погибнуть". - "И что же вы выбрали, барон?"
Ламанов: Площадку найти и садиться. Но сначала облачность пробить, в облаках-то я не могу ориентироваться. Они, слава Богу, не очень толстые оказались, метров 500. А могли и до самой земли быть. Тогда все. В облаках без приборов, если даже на спину ляжешь, и то не заметишь, что перевернулся.
и: Облачность пробили и увидели полосу? Кто-то в экипаже знал, что там есть аэродром?
Ламанов: Никто. Выскочили и начали смотреть. Высота маленькая, а скорость сумасшедшая - 400 км в час! У нас же рулевые агрегаты тоже отказали, управляли напрямую. Вы думаете, что мы рулями управляем? Нет, у нас же электростанция практически, в штатном-то режиме электромоторы всем управляют. Там даже пружина поставлена, чтобы мы чувствовали нагрузку. А тут нет электричества. Тут уж чем выше скорость, тем лучше управление. Поэтому, как командир, я принял решение, что на скорости 400 я обеспечу безопасный исход полёта.
и: Кто все-таки полосу увидел?
Ламанов: Все и увидели. Но не сразу. Выскакиваем - а там тайга, красно-желтая. И все мелькает, один ковер сплошной! А смотреть-то на землю надо, потому что больше не на что - приборов ориентации же нет. Тут мы увидели речку. Где речка, там жилье, там поля и огороды, то есть площадка. И точно: видим Ижму, населенный пункт. Мы - к нему. И там вдруг эта полоса! Мы на полосу-то не надеялись, нам хоть бы площадочку какую. Как раз мы угол взяли, и она под нами... Точно полоса? Точно. Не показалось, точно полоса? Точно! И мы стали разворачиваться, строить маневр. Три захода сделали, посмотрели: вдруг там тракторы стоят? Адаптировались к скорости. И деревья уже не так быстро вроде мелькают, понимаете?
и: На четвертый заход хватило бы топлива?
Ламанов: Нет. Там минуты на четыре оставалось... Сели на скорости 390 при норме 270. Кто-то говорит, что можно было меньше держать. Не знаю. Рулевых агрегатов нет, указателя угла атаки нет - как еще-то скорость гасить? И посадочная масса у нас 82 тонны вместо 80 допустимых. Мы же до посадки пролетели всего три часа вместо пяти, керосина - полные баки, а взять мы его не можем. Но зато самолет управляем, пусть и ценой большой скорости, и мы садимся на бетонную полосу, а при посадке нет ничего важней, чем первое касание. И лес там дальше не страшный, дубов нет...
и: Как вам удалось пассажиров сдержать? Паника-то все равно была, я же форумы читаю.
Ламанов: Бортпроводники молодцы. Но и с ними связи не было. Хотя у нас вся навигационная система отключилась, мы не объявляли аварийное расписание, думали, найдем какую-то щель, куда выскочить. А когда уже сирена заорала, на высоте около 3 тыс. метров, скрывать было бессмысленно. Ребята, говорим, готовьте людей. Пассажиры вели себя достойно. Уже после остановки кто-то из хвоста побежал по салону и заорал: "Горим!". Но сели мы очень мягко, и деревья в конце не ломали, а просто давили - когда выскочили на грунт, скорость была уже меньше 100 км в час.
и: Может, пассажиры не сразу поняли?
Ламанов: У них просто не было времени, проводники же все время командовали: "Голову на колени! Руки за голову!". И так три раза - думали, вдруг сейчас будет посадка. Люди у нас дисциплинированные.
и: А вам было страшно?
Ламанов: Не боится только полный идиот.
и: Что было страшнее всего?
Ламанов: Когда сирена, что топливо на исходе: то есть шансов сесть нормально, на каком-то аэродроме, у тебя уже нет, будет аварийная посадка, а она непредсказуема. Мне-то еще легче всех было: я занят работой непосредственно, понимаете? Ребята пытались все восстановить, как могли. Без паники, попробуй так, попробуй эдак... А я должен управлять самолетом, это занимает все твое внимание. Должен спасти машину и людей.
и: О близких думали в этот момент?
Ламанов: Нет, где уж там. Потом сдавали самолет - прокуратура, милиция, МЧС. Домой позвонил вечером, когда все закончилось и нас на вертолете отвезли в Ухту.
и: Вот вы приземлились. И?..
Ламанов: Выскочил в салон, весь мокрый! Крикнул: "Я сделал это!" Меня переполняло...
и: А народ?
Ламанов: С круглыми глазами, в шоке немножко. Женщина беременная, еще кто-то. Пробежался по рядам, посмотрел, нет ли пострадавших. А ребята уже осматривали самолет. Ничего не побилось, не сломалось, не дымит, не горит. Снаружи дождик. Аварийный трап выкинули, дальше все просто.
и: Героем себя чувствуете?
Ламанов: Да нет. Если уж все сначала вспоминать, первое, что я сделал, - открыл форточку в кабине. Вдохнул воздуха глубоко, листики посыпались на меня…. и только тогда начал осознавать, что всё могло закончится гораздо хуже.
и: И вы еще не знали причины?
Ламанов: Не знали. И мысль, что это мы сделали что-то не так, у нас была. Для летчика это вина до конца дней. Ситуацию потом анализировали, слушали запись переговоров экипажа, все изучили... Так вот: каждый занимался своим делом, четко и аккуратно, без паники. Работали слаженно. Всего одно матерное слово было произнесено! Как сели, сразу позвонили в компанию, инженерам. Они: проверьте аккумулятор. Бортинженер вскрыл первый техотсек, и мы сразу поняли, что причина аварийной посадки в аккумуляторах.
и: А если бы сразу знать, могло это помочь?
Ламанов: Могло. Надо было все аккумуляторы выключить, по одному проверить, исправные подключить и объединить в сеть. А у нас, когда мы по инструкции объединили сети, два исправных аккумулятора из хвостовой части стали питать неисправные и еще больше их нагревать. Хотя прямые наши действия в руководстве по эксплуатации на данном самолёте по разгону аккумуляторов не описаны... Но это теперь все умные и уже на тренажере отрабатывают нашу ситуацию. А тогда, на высоте 10 тысяч метров над тайгой, без связи и навигации, Господь Бог отвел нам на все, от сирены и до посадки, ровно 26 минут.
и: А таких проблем в мировой авиационной практике не было?
Ламанов: Не на этом типе самолетов. У новых "тушек" на приборной доске есть индикаторы состояния аккумуляторов и тумблеры аварийного отключения. Но на нашем их нет, бортинженер должен каждые полчаса их проверять и он всё выполнял согласно руководству.
и: И как скоро вы сели потом за штурвал?
Ламанов: Ровно через месяц. Во-первых, я люблю свою работу, во-вторых, и делать-то больше ничего не умею. И мне стало легче, я даже успокоился. Я очень благодарен госкомиссии, которая расследовала это дело: она работала очень хорошо. С нами - всего один день: по одному всех вызвали и допросили. Все по-человечески. И поехали разбираться на место посадки, мы там не были нужны. Только бортинженера взяли с собой.
и: А полоса там какой длины?
Ламанов: 1350 метров, а нужно не меньше 2200. Мы выкатились в лесок всего на 150 метров. Будь она метров на 500 длиннее, вписались бы, даже в мокрую.
и: А с Сергеем Сотниковым встречались?
Ламанов: Да, на телепередаче. Встретились, обнялись...
и: Мы хотели пригласить его к нам на "Известность". Но там у него летчики-испытатели, готовятся перегонять вашу "тушку" в Ухту. Он позвонил и говорит: я уеду, а кто полосу будет готовить?
Ламанов: Мы ему на всю жизнь благодарны. Человек! Подарил 82 душам последний шанс. Шутка ли?
и: Что вам сказали родители? Папа - он же в теме.
Ламанов: Пока работала комиссия, отец сильно переживал. И как летчик, и потому что много раз сам был председателем таких комиссий. Отец внимательно выслушал мой рассказ, но отнёсся к нему немного предвзято, с точки зрения профессионала.
и: А он как думал, в чем было дело?
Ламанов: На борту много источников напряжения - и 27 вольт, и 36, и 115, и 200. Его смущало, что у нас сначала отказало 27 вольт, а потом вообще все. Переживал, что это могли быть наши неправильные действия.
и: И когда он успокоился?
Ламанов: Когда указ президента вышел. Через месяц, 8 октября.
и: Что могло быть самое страшное для вас? Какое наказание?
Ламанов: Мы целый месяц на нервах, пока шла проверка. Боялись, что мы сделали что-то не так, а за неверные действия экипаж несёт от административной до уголовной ответственности. Потому что в 80 случаях из ста кто-то отвлекся, забыл что-то сделать, и пошло. Чаще всего с мелочи. Если бы все действия пилотов были четко расписаны, случись что, ты и сам бы знал, что не так. Но все предвидеть невозможно. Мы все сделали по инструкции. 26 минут - слишком мало, чтобы открыть что-то новое в системе электроснабжения самолета.
и: Деликатный вопрос: вам после этого случая завидуют? Никто не говорил - а за что это их наградили?
Ламанов: Некоторые недопонимают. Не коллеги, они относятся к этому нормально. Но целый же месяц телевизор трещал, все в курсе. У кого-то все закольцовывается на материальном, думают, что на меня свалился кусок счастья, хотя я и до этого я был целиком счастлив. Да я бы многое отдал, чтобы этой ситуации вообще не было.
и: Вы человек верующий?
Ламанов: Я некрещеный. Но бывают моменты, что Его вспоминаешь. Особенно когда перед самой посадкой полоса вдруг пропадет. Знаете, она же такая маленькая, а скорость самолета - такая большая, и первый раз мы, допустим, ее проскакиваем... Сделать стандартный поворот на такой скорости без приборов очень трудно. Только снова на нее выйдешь - она фрр! - и снова спряталась в тайге. Повыше подняться? А там облачность, дождь идет, фонарь водой заливает - вообще ничего не видно. Был момент, когда я уже чуть ли не вслух закричал: да где ж ты, родная? А потом - оп-па, зацепились, и уже все-все-все, и сели!
и: Расскажите о Новоселове. Слаженность в полете, наверное, не сама собой возникает?
Ламанов: Скажу так: нам в экипаже всем друг с другом повезло. Все с большим опытом работы и сразу поняли: ситуация, мягко говоря, очень скверная. И что нужно каждому заниматься своим делом изо всех сил. Хотя по жизни мы с экипажем не близкие друзья, но отношения между нами тёплые и приятельские. Мой лучший друг - мой брат. Но он в Казахстане, летает теперь на "Боинге", видимся редко.
и: А если бы вам сказали: Андрей, выбирай самолет, какой хочешь...
Ламанов: Ту-154! Без вариантов. На сегодня это самый массовый самолет в России. Как и Боинг-737 в США. С обоими больше всего происходит катастроф, но не от того, что машины плохие - их больше всего в небе летает. Но "Боинг", как и "Эйрбас", - это летающий компьютер, там только нажимаешь кнопки, он сам взлетает, сам садится. Скучно.
и: А с экипажем после этой истории вы общаетесь?
Ламанов: Так мы же летаем вместе. Только штурман наш ушел на пенсию.
и: И с Новоселовым летали?
Ламанов: Уже через месяц практически. И снова туда же, в Полярный. Пролетаем Ижму, он говорит: "Смотри, родина вторая!"
Спас и сохранил
Своим спасением пассажиры Ту-154 обязаны не только экипажу, но и Сергею Сотникову (на фото), бывшему начальнику ижемского аэропорта. Целых 12 лет он поддерживал неиспользуемую, исключенную изо всех аэронавигационных справочников полосу - считал это своим гражданским долгом. В интервью "Известиям" Сергей Сотников сказал: "Когда я сюда пришел, здесь работало сто тридцать человек, потом семьдесят. Потом восемь. Теперь я один, работаю по договору. Обязанности те же, а прав никаких... Но полосу я держал. Убирал мусор, арматуру, вырубал ивняк, он прорастал меж бетонными плитами. Гонял лесозаготовителей - то бревна сложат, то машину поставят. А будь там в то утро хоть одна машина?! Рад, что все не напрасно".
(фото: Анатолий Жданов/"Известия")