«Есть ответственность общества. Невозможно немцам скрыться за спиной Гитлера...»

«Фауст» Александра Сокурова — одно из главных событий Венецианского кинофестиваля. Утром в день премьеры к Сокурову выстроилась длинная международная очередь журналистов. «Не поговорим нормально. Еще не хватало своих журналистов гонять!» — сказал мне Сокуров перед интервью. Но страшные знаки, которые делали распорядители процесса, заставили-таки ограничиться несколькими главными вопросами.
— Вы включили «Фауста» в свою тетралогию власти: «Молох», «Телец», «Солнце». Для вас это история в большей степени про владычество дьявола над людьми? Или про иллюзию человека, якобы обретшего безграничную власть?
— Трудно отвечать на этот вопрос. Я понимаю и чувствую, что такое отношения человека с Богом. Но вот что такое отношение с дьяволом, мне сложно себе представить. В моем понимании его просто нет. А человек совершает все свои богонеугодные поступки, когда становится слабым и неразумным. И никто его на это не толкает. Одна старая японская женщина мне сказала, что надо просить у Бога. Разума. Ничего другого просить не надо. Слабость и неразумность — это главное. Нет той границы, ниже которой не может упасть человек. В течение разных исторических периодов в связи с разными событиями люди удивлялись: разве человек способен на такое? Оказывается, способен.
— Тогда получается формальный парадокс: слабость и неразумность человека может возвести его на самую вершину мировой власти — как это и происходит с героями фильмов вашей тетралогии.
— Слабость и неразумность не одного человека, а многих людей. Так же, как и я не могу сам создать фильм — и это, кстати, нехорошо, что фильм создавало много людей, а я здесь сейчас один на виду. Так же и во власти — не бывает лидер одинок. Всегда за его спиной стоит обманутое и желающее быть обманутым огромное большинство. И всеми этими четырьмя картинами я скорее говорю, что нет персональной ответственности одного человека. Есть ответственность общества. Невозможно немцам скрыться за спиной Гитлера. А русским — за спиной Ленина. Мы понимаем, что эти преступления происходили при соучастии огромного числа людей. И так же сегодня — когда люди с чем-то не согласны, но при этом молчат. Или просто ворчат, тихо ползают — они тоже в ответе. Нет тотальной ответственности одной личности.
— Более того, по вашему фильму получается, что нет тотальной ответственности дьявола. Он у вас — не искуситель, а скорее часть личности Фауста, и очень удобная для него часть.
— Конечно! Потому что все, зарождающееся в человеке, зарождается именно в нем, а не за пределами личности. Там могут быть ускорители, но они не главное.
— В вашем фильме о Боге помнит только герой Антона Адасинского — Мефистофель. Все остальные о нем просто забыли. Профессор Фауст, производя вскрытие, ищет душу человека, не находит ее и успокаивается.
— Прекрасная реплика Солженицына в его нобелевской речи: «Люди забыли Бога». Она войдет в историю. Но здесь все гораздо сложнее. Это вещи сокровенные. И если о них говорит Ростовщик (у нас герой именно ростовщик, у нас нет Мефистофеля), то он просто играет словами, прощупывает эту часть сознания Фауста. Человеку ведь трудно смириться с тем, что существует Бог. Кстати, многие открытия, гуманитарные в том числе, возникают, когда человек забывает, что есть Высшая сила. Ему нужна свобода. Но свободой этой он часто распорядиться не может.
— Почему — при том, что текст далеко не канонический — вы решили снимать на немецком?
— Ну, сейчас в тексте уже очень многое от Гете. Сначала, конечно, этого не было, потому что сценарий писал Юрий Николаевич Арабов, а потом мы с Мариной Кореневой — это сотрудник Пушкинского дома, выдающийся переводчик и литератор — делали адаптацию на немецкий язык. Для меня немецкий является основой не только эстетики, но и характеров.
— Однако роль Ростовщика играет русский актер. Вы не нашли немецкого?
— Мы искали очень долго. В Берлине проходили пробы, мы пересмотрели сотни актеров. Но я остановился на Антоне Адасинском, потому что мне была важна пластическая характеристика этого персонажа. И Антон — блестящий пластический актер — значительную часть этих задач смог выполнить.
— Перенесение действия из средневековья в XIX век — принципиальный момент?
— Ну а как же? Мы поместили действие ровно в то время, когда Гете работал над «Фаустом». Фильм погружен в жизнь немцев, в европейскую эстетику, европейский быт. Вся эта история вообще выросла из европейского быта. Первые упоминания о Фаусте – самое начало XVI века. Посмотрите, какой колоссальный путь прошел этот сюжет! Без «Фауста» Гете не было бы ни Достоевского, ни Толстого...