Казус Степновой
Современная семейная сага и роман об ученых — этого сейчас очень не хватает, и, как выясняется, эти две темы при наличии определенной авторской воли могут удачно сочетаться. Более того, семейная сага Степновой нарушает сложившуюся традицию, в соответствии с которой история одного рода должна быть либо хроникой постепенной деградации, либо воспеванием патриархальных ценностей в духе «жили-были старик со старухой, и была у них курочка Ряба». Сама возможность семьи для главного героя, ученого-физика Лазаря Линдта, становится основной интригой романа. А читательское любопытство на протяжении всех 400 с лишним страниц подпитывается наблюдениями над тем, как в «женской прозе» решается вопрос о необходимой «фактуре», ведь герой-то — не только любовник, но и физик.
Лазарь Линдт появляется в романе буквально ниоткуда, нищему 18-летнему гению в Москве 1918-го для начала нужно, чтобы его не прогнали из местного храма науки. Пускай даже и обругают по-красногвардейски: «Вали отсюдова, жиденок, тут и спиздить-то нечего. Одни ученственные господа. У них у самих жрать нечего». Линд все же попадает к «ученственным господам», и его там даже неплохо кормят: «Родина, отдадим ей должное, физиков вообще особо не трепала — понимала, стало быть, что к чему, и кого бабы еще нарожают, а кого лучше не трогать, потому что выйдет однозначно — себе дороже».
Будущий «нужный Родине» физик становится учеником и другом семьи академика Чалдонова. Но дальше начинается цепочка несовпадений, которая тянется от 1918-го до самых 1980-х. Линдт подпадает под очарование «идеальной», хоть и бездетной, семьи Чалдоновых, но сам не может построить свою жизнь по их лекалам. Жена Чалдонова, будто сошедшая с дореволюционной открытки положительная Маруся, в которую он влюбляется, испытывает к нему материнские чувства, а через десятилетия напомнившая ее юная Галя любит другого. Опять же, Родина дает работу, но только на военную оборону. «Профессиональные издержки», как то неприятная несговорчивость, резкая бескомпромиссность — прощаются, но лишь до поры до времени.
Череда несовпадений продолжится и в других поколениях: нелюбимому сыну Линдта и Гали удастся ненадолго создать свое, независимое от предрассудков, счастье, но его жена трагически погибнет. Внучка Линдта станет талантливой балериной, но мечтать будет только о спокойной домашней жизни. Все эти сюжетные повороты выглядели бы слишком мелодраматично, если бы не постоянный, назойливый авторский пригляд: автор на каждой странице «подводит баланс», что сколько стоит.
«Чтобы получить смолу опопонакса, растению Ferula Opoponax наносят смертельную рану. Слезы и кровь этой травы пахнут пряным, чистейшим ядом», — это о духах, за которые мещанистая Галина Петровна отдала фарцовщице аж 300 советских рублей. Подобным «смертельным ранам» и ведет счет писательница: из большой энской квартиры, в которую поселяют эвакуированных Чалдоновых, сначала должны куда-то испариться предыдущие жильцы, Лидочка Линдт за качественную балетную муштру получает «комплекс жертвы».
Каждая капля крови, каждая капля духов и особенно каждая страница из мятой тетрадки гения — чтобы все это оплатить, потребуется много средств. Это писательница чувствует интуитивно, даже не очень понимая, какие именно усилия нужно предпринять. Поэтому в ее романе всё, включая по-деловому витиеватые фразы, поставляется лошадиными дозами. Галя маниакально собирает свои коллекции: то старинная мебель, то посуда Петровской эпохи, то «нужные люди». Грубоватая власть всё меряет по себе, а потому вместо помощи заваливает Линдта номенклатурными благами: вместе с квартирой и денщиком недогадливому академику положена и несчастная Галя, которую ему просто доставляют на дом, как пиццу. Лидочка увлеченно готовит, рецепт за рецептом, по книге любимой Молоховец, чтобы потом кормить своих друзей. Отец Маруси, мудрый священник, благословляет всех вокруг, чтобы, наконец, выбрать атеиста Чалдонова, потому что только его-то и стоило выбирать.
Наконец, сама Степнова в «Женщинах Лазаря» ведет массированную атаку на читательскую аудиторию Людмилы Улицкой и Дины Рубиной. Ее роман — явный вызов предшественницам. Она вроде бы пишет так же, как они, со всеми физиологическими подробностями, реверансами, «любовью, которая вершится на небесах» и прочими многочисленными литературными клише, но в каждой ее фразе чувствуется непримиримость, в чем-то родственная вздорности неприятного старика Линдта. Рубина, и особенно Улицкая с ее «Казусом Кукоцкого» в своих романах всегда знают, как правильно, всегда кивают своему читателю — мол, «мы-то с вами понимаем». По отношению к Степновой они — вроде суховатых учительниц, требующих, чтобы старшеклассница немедленно сняла некстати надетые в школу сережки. Сережки сняты, но непримиримость никуда не делась.
