«Принципа хлеба и зрелищ никто не отменял»

Сегодня в рамках «Золотой маски» на Новой сцене Большого театра состоится «Вечер одноактных балетов Мариинского театра». В программе — премьера прошлого сезона, балет Without, который впервые предстоит увидеть московской публике. С солистом московской филармонии Филиппом Копачевским побеседовала корреспондент «Известий».

— Как получилось, что московский пианист стал эксклюзивным исполнителем фортепианной партии в балете Мариинского театра?

— Спонтанно. За неделю до петербургской премьеры мне позвонил Юрий Фатеев и предложил поучаствовать. Готовится пришлось быстро: за пять дней до спектакля мне прислали программу, и через три дня мы уже репетировали с хореографом-постановщиком Бенджамином Мильпье. Игра с балетом сильно отличается от игры соло: здесь ты являешься не только исполнителем, но и дирижером, и драматургом.

— Название балета в дословном переводе обозначает «Без». Как это понимать?

— Этот балет скорее атмосферный, чем сюжетный, очень размытый по концепции. Когда мы начинали работать с г-ном Мильпье, он не дал ответа на этот вопрос. Безусловно, речь в балете идет о любви, а уж без чего — каждый решает для себя. В одной из историй случается утрата — лишний повод каждому из нас задуматься о ценности жизни и о том, чего мы можем лишиться в любой момент.

— Часто во время подготовки балетов возникает множество трудностей. С г-ном Мильпье разногласий не возникало?

— У Мильпье как у постановщика — свое видение, у меня — свое. Специфика балета в том, что музыка должна звучать в тех темпах, под которые написана хореография, и часто это не те темпы, которые написал композитор. В основе Without лежат 15 пьес Шопена — музыка, созданная задолго до постановки. Балет начинается с последней прелюдии Шопена — очень трагичной. Действие будто бы начинается с конца. Нашей задачей было не нанести ущерб ни хореографии, ни музыке, и мы сделали упор на естественность. 

— Музыка Шопена не пострадала от того, что стала прикладной?

— Жорж Санд как-то сказала противоречивую фразу: если бы кто-нибудь оркестровал музыку Шопена, тогда бы весь мир понял, какой он гений. Мы привыкли думать, что Шопен — исключительно фортепианный композитор, но Жорж Санд была гораздо ближе к Шопену и, возможно, говорила его устами. Здесь оркестровки нет, но музыка от синтеза искусств только выигрывает.

— Не так давно вы записали диск с произведениями Шопена для Японии.  

— В Японии особый культ Шопена и русских пианистов. Однажды группа японских бабушек ездила со мной из город в город, хотя я играл одну и ту же программу 13 раз подряд. Но больше всего меня удивляет качество концертных залов, роялей. В любом, даже самом маленьком, японском городке есть большой зал с правильной акустикой, хорошим роялем и абсолютно профессиональным настройщиком. Нам есть чему поучится: недавно в одном крупном городе пришлось играть на затопленном рояле — его залило пожарной сигнализацией, а в зале было плюс 10.

— Вы являетесь старожилом фонда Ростроповича.

— Я поступил в его фонд в 11 лет — тогда Мстислав Леопольдович был в самом рассвете просветительской деятельности. У нас был костяк музыкальных детей, которые ездили с ним по миру. В Нижнем Новгороде я выступал с ним как солист. Ростропович был удивительный человек: при всей его гениальности он был невероятно прост в общении и принимал искреннее участие в судьбе каждого подопечного. В детстве я был увлечен сочинением музыки, и его это заинтересовало. Однажды во время гастролей на теплоходе я решился показать ему два акта оперы. За разбитым палубным пианино, жутко себе подпевая, я исполнил для него свою музыку. Не знаю, как он выдержал 45 минут, но потом, сдерживая улыбку, попросил меня написать для него струнный квартет. Я был в ужасе: как пианист не был знаком со спецификой струнных инструментов. Но через несколько месяцев он уже слушал запись моего квартета в Центре Вишневской. Очень жаль, что вскоре его не стало.

— Сейчас музыку не пишете?

— Я слежу за тем, что происходит в современной музыке. Но то, что слышу, чаще всего можно описать словами «что хорошо, уже не ново, что ново — увы, не хорошо». По этой же причине не пишу сам. Но есть и исключения — Павел Карманов, Вячеслав Артемов. Сейчас доделываются последние штрихи в нашей записи нового сочинения Артемова с РНО. Это больше, чем просто приятный шелест для ушей.