Большой балет упаковали в подарочный футляр

По легенде на создание трехактных «Драгоценностей» (1967) русского американца Джорджа Баланчина вдохновили ювелирные изделия знаменитой фирмы Van Cleef and Arpels. Появившиеся в итоге «Изумруды», «Рубины», «Бриллианты» ныне исполняются как врозь, так и вместе. Последнее — удел больших трупп с вышколенным кордебалетом и яркими солистами. В Европе полновечерние «Драгоценности» танцуют Парижская опера, Королевский балет Великобритании и Мариинский театр. Теперь к клубу избранных присоединился Большой.

К премьере театр подготовился основательно. Помимо собственно спектакля посетителям предлагается экспозиция в бывшем Белом фойе. По центру выставлены стеклянные кубы, внутри ювелирные украшения Van Cleef and Arpels разных лет. Есть современные: специально сделанные для премьеры БТ тематические броши «Одетта» и «Одиллия». Есть  давние, 1940–1950-х годов. В том числе брошь в виде безымянной балеринки (на золотой основе — крохотные бриллианты, рубины, изумруды), чье многократно увеличенное изображение перекочевало на конфетно-красивый занавес нового спектакля.

Здесь же, в кубах, книги заказов фирмы с подробно расписанными расходными материалами и ценами. «Балеринка», к примеру, обошлась заказчику в $60 тыс. долларов. Сколько потратил на премьеру Большой, не сообщается. Но то, что основная статья расходов — оформление, заметно невооруженным глазом.

От оригинальных костюмов и декораций театр решил отказаться и сделать новые. Фонд Баланчина, курирующий постановку, порыв одобрил. Спектакль получился кокетливо-гламурным, отлично гармонирующим с «новодельской» эстетикой Основной сцены, но абсолютно не баланчинским.

Главный принцип хореографа — ничто не должно отвлекать зрителя от музыки и танца — создатели проигнорировали. Забыли, что ради его реализации Баланчин упрощал оформление своих балетов, даже если делали его выдающиеся мастера. Костюмы к «Четырем темпераментам» знаменитого авангардиста Курта Зелигмана он усовершенствовал буквально накануне премьеры: взял ножницы и отрезал все лишнее. 

Трудно сказать, что предпринял бы Баланчин, глядя на костюмно-декорационные упражнения Большого (он обещал и с небес наблюдать за своими балетами). Но то, что кроме ножниц ему понадобился бы инструмент для демонтажа задников, сомнений не вызывает.

Изучение ювелирных витрин неожиданно увело штатного сценографа БТ Альону Пикалову в пионерскую юность. На сером фоне (бархат обивки подарочного футляра, утверждает г-жа Пикалова) красуются прямоугольные фрагменты отечественных «стекляшек» 1980-х. Ядовито-зеленые в «Изумрудах», ядовито-малиновые в «Рубинах» — они не только поражают безвкусицей, но и съедают фигуры танцующих, что для геометрических построений Баланчина смерти подобно. Ностальгия по советской архитектуре покидает художницу только в «Бриллиантах» — задник там однородно-голубой с россыпью алмазной пыли, но желание сделать из сцены подарочную коробку никуда не уходит: кулисы отяжеляют массивные в виде цветов броши.

Костюмы штатного костюмера БТ Елены Зайцевой, приятные сами по себе, усеяны декоративными деталями, мешающими восприятию танца. Для сравнения: в оригинальных женских костюмах Барбары Каринской всего два акцента — богато инкрустированные  головной убор и декольте. Зритель видит лицо танцовщицы в обрамлении сияющих камней. Остальные части тела, что называется, свободны для дела.

В спектакле Большого «изумрудные» корсажи и тюники украшены накладным орнаментом в стиле модерн (у Каринской «низ» без лишних деталей), и текучая линия «соревнуется» с танцовщицами. Но если бы мистер Би предполагал такое соперничество, он ставил бы иначе.

В «Рубинах» бедра балерин зажаты коктейльными платьицами — ни манкости, ни джазовой свободы. А у Каринской были короткие юбочки наездниц или, в другой редакции, юбки-плиссе, разлетавшиеся при движении и скрывавшие прелести танцовщиц в покое.

«Бриллиантовые» пачки сотрудница Баланчина шьет короткими, открывая виртуозную работу ног. А г-жа Зайцева  — длинными, щедро усыпанными блестками. Артистки сияют, как зажженные елки. На ноги ослепленный зритель уже не отвлекается, а зря.

Труппа Большого, несмотря на отсутствие в первом составе главных баланчинистов — Светланы Захаровой (танцевала премьеру в La Scala) и Дэвида Холберга (выступал в American Ballet Theatre), выглядит достойно: сказывается опыт освоения баланчинского репертуара. Хотя главный посыл сочинения от нее все-таки ускользает.

«Драгоценности» — балет о женской тайне, которую представители сильной половины человечества познать при всем желании не способны. В музыке всех трех частей — Форе, Стравинский, Чайковский — звучат таинственные зовы, но реагируют на них только дамы. Мужчины порой даже не слышат, откуда звук. «Изумруды», например, завершаются изумительным септетом: четыре женщины удаляются, повинуясь загадочным призывам. Коленопреклоненные кавалеры остаются — им путь в неведомое заказан.

Тайны, завораживающей в танце Сюзанны Фаррелл или Ульяны Лопаткиной, девушки Большого пока не обнаружили. Наиболее близкой к искомому результату оказалась «изумрудная» Евгения Образцова. Если бы временами новоиспеченная прима БТ не начинала играть в опробованную еще в Мариинке Ундину (очевидно, навеяло аквариумным оформлением): приятно улыбаться и кокетничать с партнером, попадание было бы стопроцентным.

Остальные персонажи выглядели прозаичнее. Екатерина Крысанова для эротичных «Рубинов» безнадежно лишена того, что называется «сексапилом». На ее стерильном фоне прорывом смотрелась даже грубовато-напористая Екатерина Шипулина, еще одна «рубиновая» солистка. Многообещающую Ольгу Смирнову («Бриллианты») подвело излишнее самолюбование (отправляющимся в иные миры этот грех не свойственен) и коротковатые — в сравнении с торсом и руками — ноги, из-за чего пластический лейтмотив балета — устремленные в небо девлоппе — смотрелся мелким и незначительным.

Безусловная удача этих «Драгоценностей» — «рубиновый» Вячеслав Лопатин, до тонкостей освоивший непринужденно танцевальный стиль Баланчина и элегантно-ненавязчивую партнерскую манеру. А также оркестр под управлением Павла Сорокина, державший темпы и практически нефальшививший.

Последний раз полновечернего мистера Би Большой театр ставил в 2004-м — к 100-летию со дня рождения хореографа. Тогдашний худрук балета Алексей Ратманский развернул в Белом фойе фотографическую выставку достижений New York City Ballet, родной труппы Георгия Мелитоновича. И наглядно показал, с чего все начиналось там и к чему пришло в Большом. 

Нынешняя программа настоятельно требует чего-то подобного. Например, демонстрации нон-стоп оригинальных «Драгоценностей» — благо, есть отличная запись из серии Dance in America, сделанная в золотой век труппы под непосредственным присмотром Баланчина. 

Но, кажется, нынешний худрук Сергей Филин опасается танцевальных сравнений. На мониторах демонстрируются этапы создания «драгоценных» декораций г-жи Пикаловой и костюмов г-жи Зайцевой, назначенных в бренды постановки то ли по недомыслию, то ли из-за нездоровой страсти к гламуру. В общем, хотели как лучше, получилось хуже, чем всегда.