«Пока все, что я имел сказать, я сказал»

Молодой прозаик Всеволод Бенигсен продолжил традицию «допелевинской» сатиры и, что называется, попал в струю. Его романы «ГенАцид», «Раяд» и «ВИТЧ», опубликованные опубликованы в конце 2000-х, сразу обратили на себя внимание критиков и любителей остроумной прозы. А в сентябре в московском театре «Современник» ожидается премьера спектакля «ГенАцид. Деревенский анекдот».  О последней книге, сборнике рассказов "ПЗХФЧЩ!", с писателем поговорила Лиза Новикова

- Вы уже видели театральную постановку по роману "ГенАцид"?

- Нет, не видел. В октябре схожу. Судя по откликам моих друзей и знакомых, Кирилл (Кирилл Вытоптов - режиссер и автор инсценировки - "Неделя") довольно сильно изменил концепцию романа, но я придерживаюсь той невыгодной для автора точки зрения, что режиссер - кино или театральный - создаёт своё произведение. Плохое ли, хорошее - следующий вопрос. Но своё.

Возможно, я с его концепцией не соглашусь, возможно, отнесусь критически. Но исходя из того, что это самостоятельное произведение, а  не просто: "ах! он решил изменить мой нетленный шедевр, получи фашист гранату". 

Я дал Кириллу карт-бланш, только попросил написать в афише "по мотивам романа". Кстати, я же советовал Кириллу по поводу его спектакля по чеховским рассказам "Сережа": "Да плюнь ты на текст Чехова. Тебе нужно создать своё произведение, пиши свой текст, переписывай Чехова вдоль и поперек, если оно того требует. Ты - автор". Здесь то же самое. Он - автор инсценировки и спектакля. Он за него и отвечает. Я буду отвечать за роман.

— В «Раяде» вы формулируете программу-минимум для России: «удержаться, не возноситься ввысь, но и не падать в пропасть». Но что же тогда делать с дураками и дорогами?

— Дураков учить, дороги строить. Только на практике-то всё сложнее. Вообще я боюсь давать однозначные советы и рецепты — в контексте огромной, противоречивой и неповоротливой России автор таких советов выглядит самоуверенным всезнайкой. Пока Россия балансирует, и слава богу. Другой вопрос, что хорошо бы вместо тонкого каната под ногами иметь широкую дорогу. И желательно без ухабов и выбоин. Но вообще я считаю, что надо поднимать культуру. Культуру с маленькой буквы. Ибо не так страшны дураки и дороги, как дураки на дорогах.

— В аннотации к вашей последней книге в качестве «предшественников» названы Войнович, Искандер, Юз Алешковский. Вы согласны с таким перечислением? Какие авторы действительно повлияли на вас?

— Список настолько лестный, что и спорить с ним не хочется. Если бы мои предшественниками были названы Сафронов, Стаднюк и Панферов, это было бы как-то грустнее. Но влияли многие. И крупные писатели, и помельче. И те, которые совсем в иных жанрах писали. Но я бы добавил Довлатова, Коваля, Ильфа-Петрова, Чапека, Гашека, да многих на самом деле. Хотя Войнович и вправду будет где-то «во первых строках».

- Придя в литературу, вы, как будто посмотрели на все, что тут творится, свежим взглядом, выдали запоминающиеся определения-диагнозы («Витч», «Раяд»). Но после сборника рассказов замолчали. Или уже все сказано?

- Ну, сборник рассказов вышел всего месяцов десять назад. Гробовым молчанием эту паузу не назовешь. Но вы правы. Пока всё, что я имел сказать, как говорят в Одессе, я сказал. А писать просто потому, что надо кушать или оставаться на плаву-слуху, я не хочу. Знаю таких писателей. Мне  как-то странно видеть их стремительно пухнущее «литературное наследие». И столь же стремительно ухудшающееся качество этого наследия. Возможно, им необходимо тренировать руку, как говорится. Правда, я не очень понимаю, зачем всю эту «тренировку» издавать. Не денег же ради. Я сейчас говорю не об авторах «иронических детективов» (эти-то многотиражны и хорошо зарабатывают), а о серьезных писателях. 

— «Нормой жизни снова стала невнятица — вежливая, хамоватая, раздолбайски-пофигистическая, но, увы, непостижимая, ибо в ней не было ни смысла, ни логики», — говорится в романе «Витч». Для писателя эта «невнятица» — кладезь материала или все же напасть? О чем бы вы писали, если бы в жизни восторжествовала «логика»?   

— Как ни странно, общество, где окончательно всё и вся победит логика, станет настоящим царством абсурда, ибо такая логика вступит в противоречие с природой человека. Да и потом, вспомните, куда бы не шли герои Кафки и у кого бы что не спрашивали, они везде получали вполне логичный ответ. А уж как удивлялись и издевались над тупостью и наивностью Алисы герои страны Чудес и Зазеркалья! У них-то всё было предельно логично.

Кстати, западное (например, американское) общество вполне себе логично. Но когда мы слышим, что какому-то преступнику дали по совокупности 450 лет тюрьмы (что как бы логично  — а вдруг ученые и вправду найдут способ вечной жизни?), а адвокаты путём титанических усилий «выбили» для своего клиента 400 лет, разве это не отдаёт абсурдом? Но, конечно, российская действительность для писателя является настоящим кладезем.

— Вашу сатиру можно назвать очень меткой, но вас можно упрекнуть и в многословии. Может, это наследие советской литературы, когда и у писателей, и у читателей было больше времени?  

- Ха-ха. Признаться, я слышал много обвинений, но многословием вроде попрекают впервые. Впрочем, кажется, да, обвиняли в графомании. Это притом, что у меня всего три романа: «Генацид» - 100 страниц стандартного компьютерного шрифта, «Раяд» - 140 и «Витч» — примерно столько же. Просто иногда я чувствую необходимость поразмышлять. Ну, перелистните, раз так тяжко. Хотя, по-моему, я вполне держусь в рамках.

- В романе «Витч» — удачные комедийные сцены. Они также кинематографичны,  думали ли вы об экранизации этого романа?

 — Ну, какие-то мысли были, но так... в потолок. На самом деле при переносе на экран часто теряется авторская интонация, а с ней и душа произведения. Поэтому, на мой взгляд, ничего не получилось с экранизациями Довлатова и Войновича. Заметим, что авторский текст Ильфа-Петрова во всех экранизациях дилогии про Бендера старались сохранить — может, поэтому они были более удачны. Нужно решение, подход.

—  Кого вы читаете из коллег?

- Вообще кино для меня остаётся наиболее предпочтительным из искусств. Читаю я реже, чем смотрю кино. Но если читаю, то Быкова, Иванова, Шишкина. Или из классики.

- Что интересного прочитали за последнее время?

- Тургенева, как это не покажется пафосно-фальшивым. У него рассказе «Несчастная» есть замечательный эпизод поминок, которые заканчиваются бессмысленным и беспощадным мордобитием. Что-то там было про зверя, который тихо дремал доселе в этих людях и вдруг проснулся. Еще — Искандера «воспоминанческий» «Школьный вальс». Потрясающая работа со словом — он находит то самое, которое вызывает, в конечном счете образность и улыбку.

— Почему вы так редко участвуете в московской литераторской жизни?

 - Во-первых, я не знаю, в чем должно заключаться это участие. Я как-то почти ни с  кем и не знаком — возможно, я плохо схожусь с людьми. Во-вторых, я чувствую себя лишним. Во всех кругах. Отсюда моё ощущение на любой тусовке:киношной, литературной, музыкальной — аааа! что я здесь делаю?! А в Одессе, где сейчас живу, я себя прекрасно чувствую. Люблю этот город. Играю в волейбол и катаюсь на мотороллере. Вот, правда, дороги здесь действительно ужасные. Но это, знаете ли, дисциплинирует.

Всеволод Бенигсен. ПЗХФЧЩ! М.: АСТ, 2011