«Мы придем к просветлению раньше, чем исчезнет человечество»

20 июля в столичном клубе Б2 заметный представитель отечественной альтернативы Найк Борзов большим сольным концертом отметит 20-летие своего дебютного альбома «Погружение» и десятилетие альбома «Заноза». Накануне двойного юбилея с Найком встретился обозреватель «Недели».   

— Ситуация в музыке 20 лет назад, когда ты записывал свой первый альбом, и сейчас сильно отличается?

— Мы прошли с того момента целый цикл и возвращаемся к тому, на чем тогда закончили. В 1992 альбом «Погружение» я записывал на кассетный восьмиканальный магнитофон, компьютеров еще не было, и у него получилось специфическое теплое звучание, хотя он весь электронный, с драммашинками. Потом исчезли кассеты, виниловые диски, появились CD, потом и они стали исчезать, распространился формат МР3 и т.п. Сейчас опять вернулся винил, а теперь во всем мире новый фетиш — начинают выпускать музыку на кассетах. Люди стали доставать кассетные деки, чтобы слушать уютное шуршащее звучание. У меня те старые кассеты до сих пор хранятся в коробках. 

— Это техническая сторона вопроса, а содержательно — что поменялось с развитием новых технологий, в том числе технологий распространения музыкального контента? Музыка-то стала другой?

— Парадокс, но мне кажется, развитие этих самых технологий загнало людей в какие-то рамки восприятия мира и себя в этом мире. За счет технологий люди упрощают себе физическую жизнь, но и мозг тоже расслабляется. Мы пришли к тому, что развитие технологий дало в музыке мощный скачок так называемой lo-fi-субкультуры. Есть тенденция к некоему исполнительскому примитивизму. Правда, я как раз считаю, что это круто. Не люблю, когда люди мешают играть друг другу, показывают, как они освоили пентатонику, насколько быстро перебирают пальцами по струнам или клавишам, сколько нот берут в секунду. Это уже спорт, а не музыка. А гениальность — в простоте. Мне всегда нравилась примитивность исполнения при глобальности идеи.   

— Только что умер Джон Лорд. Его ты к кому причисляешь — не к спортсменам же?

— Лорд умер!? Отстой. Крутой был чувак. Я просто последние несколько лет за новостями вообще не слежу. Лорд реально вывел орган Hammond на новую ступень восприятия. Он, конечно, не музыкант-спортсмен, а именно мастер создавать великое из простого. «Перплы» же ничего сложного на самом деле не исполняли. Они грамотно соединяли свою технику и некую психоделическую тягучесть, делали некое полотно, которое, в принципе, можно, срезав высокие и низкий частоты, воспринимать как эмбиент. Чередуются бесконечные «квадраты», соединяется рок и джаз. Хотя я, конечно, говорю только о своем восприятии. Я люблю Deep Purple ранних 1970-х. Так же мне нравится и AC/DC, которые всю жизнь играют один и тот же рифф и не парятся совершенно. Диско-блюз такой. А Pink Floyd, что, сложно? Одну ноту нажали, и она звучит долго-долго с «дилэем». Вот Radiohead немного раздвинули рамки современной музыки, у них актуальные направления: драм-н-бэйс и прочие втекают в старую музыкальную концепцию. Они тоже молодцы. Нравится, как они звучат на концертах и пластинках. А сам я сейчас пришел тупо к блюзу. 

— И где он у тебя? В твоем последнем альбоме «Изнутри» его как-то незаметно.

— Да, в «Изнутри» блюза практически нет, но в новой моей пластинке он очень читаем. Полагаю, к началу следующего года она появится. 

— Название уже придумал?

— Да. На самом деле этот альбом можно считать внеплановым. Я сначала задумывал сделать альбом каверов, но постепенно получилось так, что кавер-версий у меня осталось всего три, а к ним прибавилось около десятка моих вещей и концепция альбома поменялась. Один кавер будет на песню Василия Шумова и группы «Центр» — «Горизонтальные люди». Другой — на песню одной малоизвестной американской девчачьей пост-панк-группы Best Coast, и третий — на «Пустоту» группы «Йога», ее составляют донецкие ребята, живущие в Москве. 

Сейчас еще записал для трибьюта «Аквариума» песню Бориса Гребенщикова «Сны о чем-то большем». Сделал ее в несвойственной мне манере, с молодым даб-степовым музыкантом Сержио Цифра. В ней присутствует такой забавный похмельный психодел. Я с юности воспринимал «Сны о чем-то большем» как песню о похмелье.

— Ты что-то зачастил с сольными альбомами.

— Раз в три года, не так уж часто. До этого у меня получился такой продолжительный период без пластинок — восемь лет. Но зато успел позаниматься разными другими проектами.

— Ты тогда сыграл Курта Кобейна в спектакле  Юрия Грымова «Нирвана», записал аудиокнигу «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» Хантера Томпсона, занимался продюсированием. Ничего не понравилось настолько, чтобы продолжить какой-то из опытов?

— Мне все это интересно было попробовать. Я почувствовал, насколько театр отличается от кино — есть возможность переснять, переговорить, вообще, всё сделать по-другому. Сыграл плохо, озвучил хорошо, и всё преобразилось. А театр — это сосредоточенность на конкретном моменте. Захватывающее занятие. Понимаю теперь, почему театральные актеры так несерьезно относятся к кино, воспринимают съемки исключительно как хороший заработок. В общем, концепцию я как бы понял. Кино и театр мне больше не интересны. Что касается аудиокниг, то в детстве мне всегда нравился радиотеатр, когда один актер, разными голосами озвучивал целый спектакль. Когда мне поступило такое предложение, я сразу согласился. Кайфанул. Меня эта история более чем на год поглотила.

— Тебе недавно исполнилось 40. Каким-то образом отметил эту дату?

— Нет. Но что-то внутренне почувствовал. Возможно, это у меня, как обычно, легкая паранойя. Но проанализировать причины ее возникновения мне сейчас некогда. В ней есть и позитивные, и отрицательные моменты. Но я стараюсь даже в негативном находить положительное. Как говорится, любое поражение — это опыт. Просто сейчас меня целиком поглощает работа над новым альбомом. И репетиции перед концертом в Б2.

— Когда в молодости ты начинал с панк-группой «Инфекция», потом барабанил в ненормативно-андеграундной  «Х..Забей», рассчитывал прожить так долго?

— Хм… Я никогда не задумываюсь о том, что будет. Живу сегодняшним днем. Хотя были у меня, как у многих тинейджеров, мысли о самоубийстве. Я, наверное, слишком сложно размышлял для своего возраста. Еще не осознал тогда, что не стоит заморачиваться по пустякам. А потом возникли наркотики. Но они мне всегда только мешали. Мой поток сознания работает сам по себе. И главное, почему я прекратил употреблять, — чтобы вернуться к состоянию этого свободного потока мыслей. А наркотики только уводили куда-то в сторону и погружали в бессмысленность. Вернее, смысл был лишь в том, что бы достать их еще и продолжать тусоваться. Но тусовки мне надоели, от наркотиков тоже становилось скучно. Я сейчас ценю лишь то, что меня по-настоящему увлекает, движет. 

— Кто влиял на тебя в период твоего внутреннего становления?

— Некоторые близкие друзья. На каком-то этапе Бегемот (один из основателей «Х..Забей» Игорь Бажанов. — «Известия»), где-то Олег Нестеров (лидер группы «Мегаполис». — «Известия»), он очень светлый, позитивный человек. Но скорее всего, во многом я управлял собой сам. Например, те же суицидальные настроения считал слабостью. И это всегда меня останавливало. Позволяло не доходить до конкретного облома. Все депрессии мы культивируем сами. Условно говоря, если тебе изменила твоя девушка, ты переживаешь это только в момент узнавания данного факта. В дальнейшем ты нагнетаешь свое душевное состояние сам. Тупо жалеешь себя. И это приводит ко всяким нехорошим вещам. Так же как чувство ностальгии. Мне оно неведомо. Я исключаю всё, что меня разрушает. Научился с возрастом это делать.

— А незабвенную свою «Лошадку» ты сегодня не бросишь, как, скажем, лидер группы «Ноль» Федя Чистяков, который несколько ключевых произведений из своего бурного прошлого теперь принципиально не исполняет?

— Зачем ее бросать? Отличная песня, очень подходящая современным людям, которые чувствуют себя лошадьми, везущими тележку своего быта. Она будет актуальна пока люди не выйдут на новый энергетический уровень. Надеюсь, мы придем к просветлению раньше, чем исчезнет  человечество.

Найк Борзов, 21 июля, клуб Б2