У истории с игуменом Тимофеем, попавшим в аварию на спортивном BMW, есть одна любопытная особенность: она кажется всем совершенно однозначной и не вызывает у общественности никаких вопросов.
Можно до умопомрачения выяснять, кому принадлежал автомобиль, какие вещества содержались (или нет) в крови водителя, кто был виноват в аварии и в целом как же так вышло... — но это не изменит общего впечатления. В глазах общественности игумен оправдан не будет, какой бы результат экспертизы ни опубликовали завтра.
После истории с часами патриарха извинения пресс-службы тоже были совершенно бесполезны. У аудитории не возникает ни вопросов, ни сомнений — только гнев и разочарование.
Потому что строже всего мы судим тех, кто претендует на некоторое превосходство — нравственное, интеллектуальное, любое. В этом проблема политиков и священников: им все время приходится неявно утверждать, что они в чем-то лучше обычных людей, и поэтому по ним больнее бьют скандалы со спорткарами. Будь на месте священника средней руки нефтяник — история даже не попала бы в новости без специального заказа.
Давайте пропустим пару очевидных мыслей: да, такие сюжеты дискредитируют РПЦ; да, это все обсуждается почему-то именно сейчас (можно подумать, раньше ни один игумен не попадал в аварию). Давайте попробуем подумать о последствиях этой истории не в логике пиара и без обычных страданий на тему «о, как больно наше общество».
РПЦ — социальный институт, обладающий — как любой крупный социальный институт — некоторым капиталом общественного доверия. В последнее время этот капитал не прирастает, а тает — вроде бы, хотя мы не знаем этого доподлинно (посмотреть бы, кстати, на реальные рейтинги доверия РПЦ в разных социальных слоях, а не только среди аудитории Twitter). Означает ли это, что люди станут меньше ходить в церковь или хуже соблюдать заповеди?
А вот неизвестно.
Зимой все заговорили о политике, а весной — еще и о религии. Точнее, пока не о религии, а о моральном облике Церкви, но лиха беда начало. Повестка дня вынуждает людей, далеких от вопросов веры, формулировать свое мнение по этим вопросам и реально обсуждать православие — в социальной рамке, конечно, а не как богословы, но это и не нужно.
Недоверие к общественному институту стимулирует больший, а не меньший интерес к вопросам, которыми этот институт занимается.
Мы все чаще думаем в логике «там, где государство облажалось, — сделай сам, и сделай хорошо». Когда люди устают от коррупции и безобразия в детских садиках — они кооперируются и открывают свои. Когда люди не доверяют полиции — они скидываются, ставят вокруг дома забор и нанимают охрану, чтобы хотя бы рядом с домом чувствовать себя в безопасности. И так далее.
Когда-то в той же логике подумал Мартин Лютер — и высказал простую мысль: человек может САМ выстраивать свои отношения с Богом, сам может читать и интерпретировать Писание, и ему не нужны для этого посредники. Уверена, что эта же мысль сейчас приходит в головы тысяч и тысяч людей в России. При этом они не начинают считать себя «протестантами», конечно же — они остаются православными. А может быть, не «остаются», а только сейчас и становятся. Потому что теперь приходится думать о вопросах веры самостоятельно, раз с моральными авторитетами в этой сфере такая очевидная беда.
И вот еще: любые убеждения становятся крепче, когда их приходится защищать. Вот человек, считающий себя православным, идет в гости к друзьям, а те ему говорят: да ты посмотри, что творится! Да как же можно так! Инквизиция и мракобесие! Кокаин и спорткары!
И вот тут человеку, не желающему отказываться от своей (может, и смутной) веры, но и не желающему выглядеть идиотом, приходится искать аргументы. Вот вам и религиозная дискуссия на ровном месте.
Не говоря уже о том, каким уважением начинают пользоваться нормальные священники. А их, разумеется, много. Возможно, капитал общественного доверия РПЦ не столько тает, сколько перераспределяется на более низкие уровни иерархии. Просто люди будут еще больше доверять настоятелям маленьких небогатых храмов (тоже не всем, конечно, но тем не менее), а персонажей вроде игумена Тимофея будут заслуженно игнорировать. Ну, или простят — что также будет вполне по-христиански.
