«Травиата» в Большом: союз роскоши и морали
После скандальных премьер прошлого сезона «Травиата» восстановила баланс между модернистскими и консервативными спектаклями в афише главного театра страны. А заодно продемонстрировала безупречные «мышцы» Большого — технологические и финансовые.
Богатым и бесшумно трансформирующимся реквизитом luxury-постановка Франчески Замбелло ежеминутно оправдывала многочисленные нули в ценах на билеты. При этом, как ни странно, в случае «Травиаты» консерватизм Замбелло является прямым выпадом против авторского замысла.
Историей чахоточной проститутки, нашедшей под конец жизни любовь и смысл существования, Верди намеренно собирался шокировать европейскую публику, и ему это удалось. Вместо легендарных картин прошлого ― прокуренно-салонное убивание жизни, вместо овеянных славой героев ― слабые французские мужчины, запутавшиеся в своих амбициях.
В постановке Замбелло от «шоковой терапии» не осталось и следа: она возвращает оперу-нарушительницу в ровный строй аристократичных и старомодных шедевров. Добродетельная атмосфера царит и в душах героев: изысканными манерами Виолетта может дать фору любой даме из партера.
Никаких особых специфических акцентов постановщица не вносит и, видимо, не пытается внести. Это типичный пример исполнительской режиссуры, нынешний дефицит которой уловила итальяно-американская маэстра. Чопорная по отношению к мизансценам и пантомиме, Замбелло давала себе (и сценографу Питеру Джону Дэвисону) волю только в декорационных излишествах.
В крайних действиях на сцену выкатывали роскошные безразмерные столы, а второй акт наполняла разнообразная живность, сколь милая, столь же и бесполезная. Несчастный Альфред тщетно пытался переиграть породистых собак, которых от греха подальше сразу увели за сцену, белых голубей, так и не вылетевших из клетки, и холеную лошадь, утомленно прогарцевавшую на заднем плане.
Киношные эффекты лишь подчеркнули более строгую и более внутреннюю классичность, которой следовали трио солистов и дебютировавший в оркестровой яме Большого Лоран Кампеллоне. Они не забывали о том, что Верди замышлял «Травиату» как камерную оперу, и отказались от веристских страстей в пользу детализированного sotto voce. Сняли пенку пафоса, преследующую этот оперный бестселлер уже много десятилетий, и вернули ее к почти что беллиниевскому бельканто.
Прежде всего это относится к едва ли не безупречной Венере Гимадиевой (Виолетта), сумевшей сохранить свежесть и нераскачанность голоса, знающей цену своим лакомым верхам и внимательной в дуэтах. Более подходящим к ней партнером предсказуемо оказался Василий Ладюк (Жермон), центральная сцена с которым почему-то написана Верди даже более вдохновенно, чем любовные дуэты с Альфредом (Алексей Долгов). Последний остался достойным принцем-консорт, не составившим реальной конкуренции примадонне. Что и правильно: ведь в случае «Травиаты» знаменитый афоризм Баланчина «балет ― это женщина» целиком и полностью можно перенести на оперу.
