Дмитрий Быков написал «антипоминки» по советской литературе

В издательстве «Прозаик» вскоре выйдет сборник Дмитрия Быкова «Советская литература. Краткий курс». Быков начинает с предупреждения: его «Советская литература» — это именно сборник статей, написанных на основе институтских лекций и школьных уроков. Настоящая история советской литературы, «свободная от идеологических клише», пока так и не написана.

Дмитрий Быков берется сразу за несколько сложных и даже часто противоречащих друг другу задач. Одна из них — написать развернутый ответ на давнюю статью Виктора Ерофеева «Поминки по советской литературе». Суть ответа сводится к краткому: «Не дождетесь».

Корпус советской литературы он называет «продуктом», получившимся в результате огромного эксперимента, равного которому не знала ни одна культура в мире. В этом «продукте» и лучшие, и третьесортные сочинители — у автора свой резон: «Литература первого ряда гораздо больше говорит о человеке вообще, о конкретной эпохе приходится судить по писаниям худших из «деревенщиков» или «рапповцев».

На глазах читателя Быков один за другим проводит сеансы воскрешения. Начинает он с заманчивых заголовков: «Могу» — об Ахматовой, «Дикий Дон» — о Шолохове. Одних авторов «прыскает» мертвой водой, других — живой. Некоторых — и мертвой, и живой сразу. Он указывает, что именно надо читать у Горького, какую фактуру вытащить из текстов Веры Пановой, почему Юрий Олеша — гений и как любить булгаковских «Мастера и Маргариту», несмотря на то что их уже облюбовали пошляки.

Пожалуй, самая важная глава этого игрового учебника — о деревенской литературе. Быков отдает дань уважения Шукшину и Распутину, но довольно строго называет почвенничество «антикультурным реваншем». С интеллигенцией, этим «новым народом», пытались свести счеты «от имени наиболее несчастного и забитого социального слоя — крестьянства»: «Квинтэссенцией такого отношения к этому новому народу, которому СССР был обязан конкурентоспособностью и выживанием как таковым, стала частушка из романа Евтушенко «Ягодные места»: «Англичане с Ленинграда к нам приехали в колхоз и понюхали впервые деревенский наш навоз».

Быков критикует не столько саму деревенскую прозу, сколько ее безудержное восхваление. Правда, когда он говорит об интеллигенции, почему-то становится более косноязычным. Остается надеяться, что на школьных уроках все эти тезисы проговариваются более вдохновенно. 

И в целом, когда речь в книге идет о настоящих писателях — Зощенко, Катаеве и Бабеле — процесс «возвращения» идет очень бодро. Тут срабатывает быковский тезис о том, что если сегодняшние сочинители не дотягивают до уровня своих предшественников, читатель вполне может переметнуться от «российских» к «советским». 

Но в статьях о таких забытых текстах, как «Бруски» Федора Панферова, тлен и замогильный холод побеждаются с трудом. Тут как раз выясняется, что полемика с «Поминками» — это только первый уровень. Дальше приходится учитывать и общее «нечтение», которое погребло под собой не только советских авторов.

Видимо, признаки этого «нечтения» преподаватель Быков видел в глазах своих учеников. И уловки с воскрешением могли отпугнуть его аудиторию. Поэтому «краткий курс» получился по возможности занимательным, в духе «страны литературных героев» Рассадина и Сарнова. Не обошлось и без примеров из собственной жизни. В главе о Леониде Леонове автор иллюстрирует необычный разбор романа «Пирамида» такой сценкой.

На одной из книжных ярмарок он заводит разговор с «милой собою девушкой», которая охраняет стенд крупного издательства. Выясняется, что девушка — филолог, диплом писала именно по «Пирамиде». И Быков, знаток творчества недооцененного писателя, которого, возможно, никогда и не соберутся «дооценивать», обсуждает с ней тонкости сочинений Леонова. 

Но разговор с девушкой («Вы?! Вы ее читали?! — А что?») как раз и оказывается брешью в остроумно выстроенной системе защиты нашей всеобщей литературоцентричности. Ведь и разумные выводы, и не подлежащие сомнению суждения о русской интеллигенции, о том, что не стоит ждать великих текстов в период политической реакции, можно воспринять и без чтения вышеупомянутых «Брусков».