Удар — перелом костей черепа — приемное отделение больницы — крайне сомнительный уровень оказанной помощи — смерть. Дело обыкновенного московского студента Ивана Агафонова? Да. А еще дело звездного кавээнщика, сценариста «Городков», «Огоньков», «Утренних почт» и прочих всенародно любимых телепроектов Яна Гельмана, которого на днях похоронили в Одессе.
От чего наступила смерть Агафонова? Следствие и суд над этим вопросом бились 15 месяцев. От удара, который в ссоре нанес ему дагестанский спортсмен Мирзаев? От падения, вызванного этим ударом? От другого падения, которое случилось уже в больнице? Ведь есть свидетели, которые утверждают, что обнаружили Агафонова на полу, потому что он якобы упал с каталки. А может, его плохо лечили? Может, Агафонов остался бы жить, если бы его быстро перевели из травматологии в нейрохирургию и тут же — в реанимацию? В реальной жизни, по мнению очевидцев, всё это происходило неоправданно медленно.
Вынесен приговор. Что установлено? Причиной смерти не был сам по себе удар, нанесенный Мирзаевым. Причиной также не были ошибки медиков. Причиной признан ушиб головой об асфальт при падении. В гибели Агафонова, таким образом, главным виновным оказался асфальт.
С тем же итогом закончится следствие по делу гибели Яна Гельмана. Только с той разницей, что не будет никакой скамьи подсудимых. Вряд ли найдут того, кто проломил ему голову. Вряд ли установят, какого качества помощь была оказана ему в той больнице, куда его в ночь на 16 ноября доставила «скорая» (его под мостом в центре города обнаружил случайный прохожий), а потом в другой больнице, куда его позже перевезли. Вообще, всё, что связано с расследованием по части оказания медицинских услуг, всегда упирается в корпоративную солидарность, или, попроще сказать, в круговую поруку. Да и как можно надеяться, что твердо расставят точки над i в вопросе: могли или нет спасти человека, если медики даже не захотели установить, какого именно человека они «спасали»?!
Здесь начинается «вторая одесская разница» в сравнении с московской историей. Простой студент Иван Агафонов по крайней мере умер как Иван Агафонов. «Звездный» сценарист Ян Гельман после смерти был обозначен как «бомж». Именно поэтому друзья не могли найти его целых пять дней после исчезновения. А ведь в больнице при нем обнаружили портмоне, содержавшее кучу визиток, и кредитную карточку с его именем и фамилией. У него также были дорогие часы и мобильный телефон с двумя «симками» — московской и одесской, с массой, естественно, номеров коллег, друзей и знакомых, с десятком не отвеченных вызовов, SMS и пр. Однако медики не попытались связаться с близкими своего пациента («Хотя бы ради того, чтобы взять у них денег!!» — поражались в Одессе). Они передали вещдоки милиции. Милиция спрятала их в свой сейф. А медики, когда Гельман умер 17 ноября, его тело отправили в морг с биркой «бомж». И оно там лежало еще четыре дня, пока его друзья, которые обзванивали все городские больницы (и, кстати, морги!) в поисках человека по фамилии Гельман, не догадались «поискать среди бомжей». И они пришли в морг и попросили показать бомжей. А им там сказали: «У нас их пятеро. Ваш какой?» Они описали. Те догадались: «А, знаем, чистенький!» И это действительно был Ян Гельман. Человек, которого еще через несколько дней хоронила вся культурная Одесса. И мэр города лично. И ректор того самого Одесского университета, где родилась знаменитая команда одесских джентльменов под руководством Гельмана.
По-настоящему московскую и одесскую истории сравнивать, конечно, нельзя, хотя бы потому, что их героями стали слишком разные люди, со слишком разными жизненными обстоятельствами, и если Иван Агафонов, конечно же, никак не мог предвидеть страшных последствий своей перебранки с Расулом Мирзаевым, случившейся у дверей московского клуба «Гараж», то Ян Гельман, пускаясь в одиночное путешествие по ночной Одессе, не только знал, каким может быть результат, но в каком-то смысле даже искал этого результата. Он очень тяжело пережил смерть своей мамы — единственного родного ему человека. Он, собственно, так и не смог ее пережить, он давно говорил, что ничто его больше в этой жизни не держит. И его действительно уже не могли удержать ни преданные друзья-кавээнщики, ни та успешная работа, которую он вместе с некоторыми из них делал в Москве — вот те же, например, «Огоньки» на канале «Россия», которые несколько лет подряд по рейтингам выигрывают новогоднюю ночь, ни, наконец, оперетта «Хаджибей, или Любовь к трем тысячам апельсинов», которую он в соавторстве написал для Одесского театра музыкальной комедии, но не пришел на премьеру (хотя именно с этой целью прилетел из Москвы), потому что уже с ночи лежал в больнице с проломленной головой. Но если бы он не был в больнице и не пришел, никто бы тоже не удивился. Он всё последнее время был очень подавленным и не слишком-то предсказуемым.
И все-таки я провожу параллель между делом обычного студента Ивана Агафонова и делом известного сценариста Яна Гельмана, потому что и в этих случаях, и в сотнях аналогичных — одна схема и один прогноз: когда причинами гибели человека становятся действия (или бездействия) сразу нескольких лиц или целых структур, то гораздо больше шансов, что они в полном составе уйдут из-под ответственности, чем шансов, что все они эту ответственность разделят. Не говоря уже о специфическом одесском уроке для всех и для каждого: даже документы не есть страховка на случай, если вас вот так же найдут на улице. При том качестве «внимания», которое вашей бессознательной личности окажут медики и милиция, вас, кажется, может спасти только татуировка с вашими именем и фамилией.
