Сергей Капков: «То, что случилось с Филиным, — позор для страны» | Статьи

Правительство Москвы объявило о реорганизации: департамент семейной и молодежной политики присоединен к департаменту культуры. Корреспондент «Известий» встретился с руководителем объединенного ведомства Сергеем Капковым.

— Кому принадлежит идея объединения?

— Это было предложение и молодежи, и нашего департамента, а решение принял Сергей Собянин. Культура в широком понимании касается всех — и детей, и взрослых, и молодых. Функционально нам это близко.

— Есть мнение, что в последние годы молодежная политика проваливается, по крайней мере на федеральном уровне.

— Объясню, почему. Невозможно рассматривать молодежь как отдельное направление. Я себя отношу к молодежи, вы — тоже, секретари у меня молодые. Мы все разные: ходим в институты, смотрим кино, работаем, занимаемся спортом, сидим в интернете.

— Означает ли слияние департаментов, что в молодежной политике будет преобладать культурная составляющая?

— Наверное, да, но не в обычном понимании. Культура в Москве — это отношения между людьми. Мы делаем пешеходные зоны, устраиваем фестивали граффити, организуем пространство для уличного баскетбола. Имеет это отношение к департаменту культуры, если смотреть кондово? Нет. Но мы этим занимаемся. Хотим, чтобы культура жила не только в классических местах, но и вышла в город. Будем развивать историю с волонтерством и молодежными инициативами.

— Что будет со штатной численностью объединяемых департаментов?

— Общий штат будет немного сокращен. Зачем нам еще одна бухгалтерия?

— Большой театр — не ваша епархия, но спрошу: почему там происходит столько жутких событий?

— Потому что это очень сложный коллектив, и всегда так было. Балетным артистам с детства втолковывают, что они должны быть лучшими. Конечно, и психика, и мировоззрение меняются. Это очень своеобразные люди, очень трепетные: одни как дети, а другие весьма неуравновешенны.

— Нападение на Сергея Филина связано с внутренней жизнью театра?

— Конечно. Он менял спектакли, он был главным человеком в балете. Кого-то ставил на главные роли, кого-то нет. Многие невостребованные люди уже не думают о танце. Их задача — интриговать и выяснять отношения. Но то, что случилось с Филиным, — не просто трагедия, это позор для страны. Кстати, не так давно обстреляли дверь Театра Романа Виктюка.

— Роман Виктюк уверен, что цель таких нападений — заставить уйти с должности. Что будет с Кириллом Серебренниковым? Продолжит бороться?

— Не он, а мы все будем бороться. У преступников нет шансов: Кирилл Семенович не такой человек, которого можно запугать, и мы во всем его поддерживаем. В феврале откроем театр Гоголя.

— Не думали ли вы о мерах по защите руководителей театров? Может, выделить всем культурным лидерам по охраннику?

— Мне кажется, работников культуры должно защищать общество. Сергей Филин, Кирилл Серебренников — это люди, которые заслужили уважение. Но общество находится в моральном кризисе, и личной охраной эту проблему не решишь.

— А у вас есть охрана?

— Нет.

— Какова ситуация со строительством «Геликон-оперы»?

— В этом году оно будет идти усиленными темпами. Мэр города дал все поручения. В прошлом году мы потеряли много времени: судились с подрядчиками, меняли их.

— Почему?

— Как везде: люди взяли на себя обязательства и не выполняли их. Срывали сроки, не обеспечивали должное качество работы. Житейские, к сожалению, проблемы.

— Беда реконструированного Большого театра в том, что его строили, не спрашивая артистов. С «Геликоном» будет так же?

— В московских структурах другая ситуация. Сначала театр разрабатывает проект, потом он проходит экспертизу в Техническом центре департамента культуры и только после этого утверждается. И по музею Маяковского, и по театру Гоголя всё согласовано.

— Когда откроется «Геликон»?

— Боюсь сказать. Думаю, что в конце этого года либо в начале 2014-го.

— Несколько лет назад много говорили про строительство культурного центра Валерия Гергиева в Москве. Вы об этом слышали?

— Да. У Гергиева есть вся поддержка со стороны мэрии, но он планировал строить свой центр на деньги инвесторов, спонсоров. Как только он их найдет и поймет, что хочет строить, мэрия Москвы выделит участок.

— Он ведь хотел строить на месте гостиницы «Россия».

— На месте гостиницы «Россия» будет парк. Мы пока не знаем, где маэстро хочет строить и как он это видит. Потом нужно будет, чтобы эксперты его проект одобрили, а общественность приняла.

— Вам нравится «Апельсин» Нормана Фостера, который так и не построили на Крымской набережной?

— Как картинка — нравится, но его хотели построить не в том месте. Ставить такое здание в 400 м от Кремля — значит испортить вид центральной Москвы.

— Какие у вас планы по работе с «отвергнутыми» художниками — Анатолием Васильевым и Юрием Любимовым?

— Анатолия Александровича мы уже финансируем с прошлого года — реализуем его проект на Поварской улице. С Юрием Петровичем договорились, что поддержим его оперу «Школа жен», выделим деньги. Сейчас Владимир Мартынов пишет партитуру. Договор заключать еще рано. Как только все будет готово, мы этот проект профинансируем.

— Что вы думаете про нынешнюю реформу в сфере господдержки кино?

— В России в кино ходят 12–15 млн человек. Люди старше 55 лет говорят: мы не считаем кинотеатры своим местом. Поп-корн, курение и т.д. Поэтому сейчас главное — вернуть детей и старшее поколение в кино. Нужно ввести такой культурный код в головы россиян. Вспомните: два года назад никто не ходил в московские парки. А сейчас это стало нормой.

Я бы ввел дифференцированную плату за билет в кино, как это было в советское время: дневные сеансы, детские. Среда могла бы быть демпинговым днем, поскольку в четверг в кинотеатрах день премьер.

— Кстати, пенсионеры наверняка будут лояльнее к отечественному кино, чем молодежь.

— Конечно. Если пойдут пенсионеры, появится рынок недорогого гуманистичного кино.

— Вы классику слушаете?

— Да. Если честно, я даже больше удовольствия получаю в музыкальном театре, чем в драматическом.

— В каком объеме и соотношении государству следует финансировать массовую культуру и элитарную?

— Массовая культура — на то и массовая, что зритель сам готов платить. Мы должны финансировать культуру, связанную с историческим наследием, с патриотизмом, с воспитанием и образованием детей. Сейчас 40% процентов москвичей не ходят ни в музеи, ни в театры. Почему? Потому что их не приучили к этому в детстве. Мы хотим, чтобы каждый московский школьник хотя бы дважды в год ходил в театр или концертный зал и дважды — в музей. В прошлом году в дни школьных каникул мы раздали 600 тыс. билетов.

— Одна из претензий, которые вам предъявляют, касается поддержки вашего друга Кирилла Серебренникова.

— Он не мой друг, он мой сотрудник. Я с ним даже не был знаком до того, как занял этот пост.

— Есть ли у вас приближенные художники?

— Нет. Мы делаем общие правила для всех — это многим как раз и не нравится. В культуре всегда было принято, что должны быть любимчики. Перечислять? Церетели, Шилов и т.д. Мы говорим: ставьте любые спектакли, главное, чтобы вы были востребованы зрителем. Кто-то ставит для детей, кто-то — для военнослужащих, кто-то — для хипстеров. У нас есть театр Куклачёва с кошками. Ну и что? Это популярный театр, туда ходят люди, смотрят, как кошки прыгают. Я же не лезу туда, не говорю, что я люблю собак, а не кошек. У нас есть центр народного пения Рюминой, есть театр Бабкиной.

Другое дело, что такие учреждения должны финансироваться на уровне зрительского интереса к ним, а классические театры надо поддерживать в большем объеме. Наша задача — воспитывать людей на классических традициях в культуре. А дальше человек сам выберет, что ему нравится.

— В Москве, как известно, многие культурные деятели настроены оппозиционно.

— Причем оппозиционно ко всему — ко мне, к Путину, к Зюганову, к коллегам по цеху. Так что я достаточно спокойно к этому отношусь.

— Вы хотели бы их переубедить, перевести на сторону власти?

— Большинство деятелей культуры, настроенных оппозиционно по отношению к власти, — это не всегда востребованные люди. Моя задача — сделать так, чтобы они были востребованы зрителями, профессиональным сообществом, чтобы они были заняты делом.

— А если, например, «Винзавод» попросит вас профинансировать выставку «Ура, Болотная!» или «Духовная брань», поддержите их?

— «Духовную брань» мы не будем финансировать. Мы распределяем государственные деньги, деньги налогоплательщиков. Поэтому мы не станем финансировать провокационные проекты. Но не будем и пытаться закрывать такие выставки.

— Считается, что Гайд-парк — место, где каждый может покрыть матом кого угодно, без последствий. У нас так же будет?

— У нас и так кроют матом не только в парках — в ресторанах, на улице, везде. Наши «гайд-парки» создаются, чтобы люди могли донести свою позицию до прессы и власти без перекрытия улиц и без согласования с мэрией. Надо будет только обратиться в дирекцию парка.

— Эта система будет работать для разряжения обстановки?

— Не всегда. Не всё же связано с политическим протестом. Есть люди, которые, например, спасают бродячих собак. Они хотят митинг провести. Зачем им ставить на уши город? В гайд-парке они соберут прессу, к ним присоединятся гуляющие: в парк Горького, например, 100–200 тыс. человек в день приходит.

— Когда вы вступили в партию «Единая Россия», чем она вас привлекла?

— Вступил почти сразу после ее основания — я тогда на Чукотке работал вице-губернатором. Потом даже возглавлял Чукотское отделение партии. Когда я избирался в Госдуму второй раз, мне не хватило мандата, и Владимир Путин отдал мне свой мандат. Я встречал неравнодушных людей и в «Единой России», и в других партиях. Много и равнодушных видел, думающих только о себе и своих преференциях. Жизнь такая — в любой организации есть подобные люди.

— Вы крупный чиновник, управляющий культурой, и при этом — представитель одной политической силы. На ваш взгляд, это нормально?

— Знаете, в КПСС всегда был партхозактив — директора предприятий, и были обкомовские работники. Так вот, считайте, что я — партхозактив. Но вообще, наверное, представители исполнительной власти должны быть аполитичны. Может быть, должны даже приостанавливать свое членство в партии. Если бы такая форма была, я бы об этом подумал.