Первым художником христианского мира считают евангелиста Святого Луку, который рисовал портрет Мадонны. Лука рисовал не на заказ, а по велению сердца и за работу денег не взял. Его накормили, но это натуральный обмен — не финансовые отношения. Когда в мире появились деньги, некоторым художникам стало жить веселее, но большинству неизмеримо труднее.
Недавно я ощутил меру сложностей, когда угроза нависла над моей московской мастерской, затем тучи разошлись — но было бы грешно, с моей стороны, думать лишь о своих неприятностях и победах: есть общая проблема.
Мне лично повезло: у меня много друзей, Союз художников возглавляет заботливый человек Виктор Глухов, правительство Москвы внимательно ко мне отнеслось, но ведь не всякого услышат. Тем не менее — слышат всякого или нет — всякая судьба важна, на этом и построен принцип творческого союза.
Союз художников был сделан по образу средневековых гильдий; то есть сделан так, чтобы уберечь творческого человека от расправы рынка. Союзы творческих работников возникали на Западе (сначала в виде независимых мастерских, затем в виде цехов, затем оформились как уставы гильдий) не столько для служения рынку, сколько ради того, чтобы рынку противостоять.
Это очень важно понять. Рынок — не есть панацея для развития искусства. Искусство развивается не «благодаря рынку», но вопреки рынку. Никакого рынка Микеланджело или Тициан не знали. Никакому папе не пришло бы в голову перепродать или обменять Сикстинскую капеллу. Карл V и не помышлял о том, чтобы махнуться с Максимилианом своим портретом кисти Тициана. Между художником и Церковью или двором не было отношений, которые являлись бы эквивалентом «клиент-исполнитель» современного рынка. Это были качественно иные отношения, построенные прежде всего на общей вере, на том, что в обществе (со времен Платона и до Федорова) называется «общим делом».
Лишь только тогда, когда «общее дело» ушло и каждый стал выживать в одиночку, вопреки общему делу — появилась мораль рынка искусств. Однако нельзя сказать, что это есть время расцвета искусства, отнюдь нет. Рынок художественных произведений, каким мы его видим сегодня, возник в Голландии XVII века — это то искусство, которое мы именуем «малыми голландцами» — то есть декорация жилья бюргера, который захотел противопоставить свое жилище Храму и дворцу, частное — общему. Мы привыкли рассматривать такое желание, как апофеоз свободы, однако на этом рынке не нашлось место Рембрандту, он был слишком велик для этого рынка, поэтому умер в нищете.
Союзы творческих людей в Новое время и в недолгом социалистическом эксперименте были задуманы как община, принцип взаимовыручки которой, спасает творцов от диффузной морали рынка. Не обслуживание вкусов богачей, но возможность работы в среде тех, кто понимает цену труду, — это было положено в основу правил любого цеха, любого союза.
Разрушая эти структуры, мы ломаем не «казарменные неэффективные принципы», но ломаем ту среду обитания искусства, без которой искусство не живет, делается беззащитным перед вкусами и вкусиками буржуа.
Тысячи художников, членов Союза художников России образовывали цех, в котором далеко не каждый десятый был гением, но каждый был участником общего дела. Это создало во многом неэффективную (прежде всего в рыночном отношении неэффективную) среду, и, однако, именно эта среда сделала возможным появление невероятных талантов русского искусства последних семидесяти лет. Никогда мы бы не имели всплеск русского искусства 60–70-х годов, если бы не Союз художников. Это был диктат соцреализма, скажете вы? Да. Но прежде всего это был устав, спасавший тысячи человек от рынка, куда их вышвырнуло потом без спасательных кругов. С союзом боролись, его атаковали прогрессивные новаторы, его высмеивали — но этот союз содержал и давал крышу над головой тысячам, десяткам тысяч безвестных художников, у которых нет влиятельных друзей.
И едва искусство усваивает мораль рынка «умри ты сегодня, а я завтра», «если ты такой умный, почему ты такой бедный», как оно начинает чахнуть. Это потому так, что мораль творчества — есть мораль коллективная, как это ни странно звучит. Работает художник — сам по себе, но его произведение есть часть общего дела. Вот ведь парадокс — соцреализм высмеяли и похоронили, Союз художников поставили на грань выживания, объявили что не это важно, а личное дерзание и успех; победили казарму, но цветения искусству это не принесло. Казарме противостоит не мародер и не разбойник, и даже не отряды вольнонаемных рейтаров; единственно внятная оппозиция казарме — собор.
Надо сказать, что даже оппозиционеры и «подпольные» художники инстинктивно стремятся организовать точно такие же союзы, кружки и общества — по тем же принципам, чтобы противостоять стихии приобретательства именно общиной, именно коллективом. Сегодня, когда тысячи художников оказались перед лицом рынка, а защиты у них нет, лишь есть циничная мораль торговли «неуспешный — значит, никчемный», только профессиональная этика и кодекс гильдии Св. Луки может явиться защитой искусства. В этих условиях существование творческих союзов, цехов и гильдий важны как последние бастионы коллективной морали — перед аморальностью наживы и успеха. И дай Бог, чтобы эти цеха оставались нетронутыми и червь стяжательства их не источил. Искусство — как и весь мир — может выжить только в коллективе.
