Валерий Панюшкин: «Мне хотелось бы избежать прямого узнавания»
В издательстве «Эксмо» в первой половине февраля выходит новый роман Валерия Панюшкина «Все мои уже там». Известный журналист и писатель ответил на вопросы обозревателя «Известий».
— Были ли у персонажей вашего нового романа прототипы и кто конкретно?
— Прототипы были у всех, но говорить так уж в лоб не хотелось бы. Мне кажется, что главный герой и секретарша даже слишком угадываются в глянцево-журнальном мире, хотя я и старался делать их собирательными. У одного взял одно, у другого — другое. Мне совершенно не важно, чтобы прототипы угадывались. Наоборот, хотелось избежать прямого узнавания. Что, правда, не удалось: куча друзей говорит, что это книжка про знакомого N. и знакомую M. Ведь если скажешь, что это был такой-то, он начнет обижаться. Скажет, например: «У тебя там написано, что я спьяну мастурбировал за рабочим столом, а я никогда такого не делал».
— Ваш главный герой, пожилой журналист Зайцев, очень скептически смотрит на будущее глянцевой журналистики, вы его мнение разделяете?
— Это история про человека, который вышел в отставку и излагает свои представления о мире. То, что Иван Петрович Белкин вышел в отставку, никак не свидетельствует о конце русской армии. Это значит ровно то, что именно он вышел в отставку. К чему это не имеет никакого отношения, так это к какой-то «актуальности». Никакого отношения к концу глянцевой журналистики или к окончанию риелторского бунта на Рублевке роман не имеет.
— А вы прослеживали историю реального «жемчужного прапорщика»?
— А насколько Гоголь прослеживал реальную историю ревизора, которую ему рассказал Пушкин? Ни насколько. Он ее узнал, и больше ему ничего не было нужно.
— Общались ли вы лично с участниками группы «Война», ставшей прототипом описанной в романе группы «Холивар»?
— Нет, не общался. Но идея перевоспитания мента украдена не из личного общения с ними, а из интервью, которое Олег Воротников давал журналу Esquire. Он буквально описал возможную «акцию, если бы найти этого «жемчужного прапорщика», запереть его на даче и перевоспитать». Поскольку сама группа «Война» принципиально отрицает всякое авторское право, я взял эту идею.
— В вашем романе есть морализаторская составляющая, насколько вообще верна идея о воспитательной роли литературы?
— Я вполне верю, что человек, который прочел собрание сочинений Диккенса, вряд ли сможет участвовать в расстрелах. Хотя в романе как раз говорится о детерминирующих обстоятельствах. При одних условиях он — подонок, при других — прекрасный парень. Вот я совершенно не уверен, что окажись мы с вами в других обстоятельствах, мы поведем себя прекрасно. Что бы мы делали в 1937 году, не знаю.
