Захар Прилепин: «О болезненном надо уметь говорить радостно» | Статьи

К выходу готов альбом «Чисто по-пацански», который писатель Захар Прилепин записал с группой «Элефанк». Часть песен можно услышать на портале thankyou.ru, часть выйдет уже в полной версии альбома. Обозреватель «Известий» позвонил Захару в его родной Нижний Новгород, чтобы выяснить бэкграунд музыкального увлечения писателя.

— В вашем рассказе «Герой рок-н-ролла» обозначены несколько музыкантов. Кто кроме Цоя, Кинчева и Борзыкина, главного героя того рассказа, вам был близок?

— Русская рок-музыка после 1993 года  в целом прекратила существование.  Остались жить и делать свое дело БГ, Бутусов, Борзыкин и Ревякин, «Хроноп» и «Алиса», но если говорить о продолжении истории, то ни одной рок-команды того же уровня, кроме «Сплин», не появилось.  Последняя пластинка «Сплин» — «Обман зрения», кстати, совершенно шедевральная. Но это как раз исключение и постскриптум ко всей этой истории. 

— Интересуетесь ли этой историей сейчас?  

— Слушаю каждую новую пластинку «Аквариума» и втайне надеюсь, что группа «Запрещенные барабанщики» оживет (группа из Ростова-на-Дону, прославившаяся песней «Убили негра». — «Известия»). Но вообще знаю, что этого не случится.  И вообще ничего больше не случится. Всё уже случилось.

— Почему рок потерял свою протестную функцию, да и сам жанр не играет даже отдаленно похожей роли?

— Знаете, вся эта история с «протестной ролью» — огромный миф, придуманный в перестройку. С 1987-го по 1991-й рокеры ездили по стране с таким видом, словно, как выразился БГ, «лично отменили советскую власть». Послушайте все альбомы «Кино» вплоть до «Группы крови», первый альбом «Телевизора» — «Шествие рыб», да и вообще кого угодно, от «Нау» до «Ноля». Нет там никакой протестности и в помине. В лучшем случае — асоциальность. У «Аквариума» была одна типа протестная песня «Немое кино», вторая — «Полковник Васин» — появилась уже в 1989 году. Слава богу, что третьей, четвертой и 145-й не появилось, и за это Борису Борисовичу — спасибо. Я тут даже не говорю про «Машину времени» и «Воскресенье», где этого и днем с огнем не найти.     

Разрешенный протест — это стыдно.  Всё, чего хотели эти ребята по большей части, — делать свою музыку. Как только они получили эту возможность, разом и думать забыли о любых протестах.  По сути, злую политическую позицию с первых постсоветских времен сохранили только Шевчук, Борзыкин и Кинчев, просто в силу своей физиологии.  Но я еще раз повторю, что и не стоило ждать подобного от остальных, потому что социальную функцию рока мы придумали сами.

— В одном из эпизодов фильма «Брат» герой Сергея Бодрова, общаясь с попсовой певицей Салтыковой, утверждает, что на войне слушают «другую музыку». Так ли это?   

— Нам с «Братом» так хотелось бы думать. В моем отряде в 1996-м слушали Чижа. Что правда, то правда. Но помимо Чижа, слушали такую мерзость, что я даже вслух этих имен называть не буду.  И Салтыкову тоже вполне могли слушать.  Но мы про это никому не будем рассказывать.  Потому что важно не то, что слушаешь и подо что пьяный стреляешь по грозненским звездам, а то, что помнишь как свою музыку и свою личную главную песню. Салтыкову таким образом никто не помнит.  А вот песню «Солдат на привале» покойного Алексея «Полковника» Хрынова в исполнении Чижа — помнят.  

— Большинство песен вашего альбома записано в странной манере поп-фанка, а не того же рока, по духу, кажется, более близкого вам жанра.  

— Поп-фанк? Пусть будет так. Вообще это называют и «диско-фанк», и «рэп-фанк», и даже «старый добрый рок».  В любом случае мне хотелось категорически сложные и болезненные по смыслу вещи сыграть в легкомысленной по звучанию и вместе с тем ненавязчиво умной и точной манере. Менее всего я хотел делать, условно говоря, «панк».  Ведь как мы представляем песню на болезненную тему? Скрежет гитар и утробный крик.  Я думаю, что о болезненном и обидном надо уметь говорить по-хорошему радостно.  

— Сами что слушаете сейчас?   

— Совершенно гениального парня из Ирландии, Тома Оделла. Ему 21 год, но его прямо разрывает от энергии и ошеломительного мелодического дара, я давно ждал такого музыканта. Асаф Авидан — любопытный тип, хотя, возможно, уже достиг своего потолка. Жду новых свершений от Дамиана Марли.  Много слушаю русского рэпа и с нетерпением жду нового альбома Ноггано. С интересом послушал нового Типси Типа.  Обязательно буду слушать новую Земфиру и новую Елену Фролову.  Переслушиваю Свиридова и Рахманинова и вообще огромное количество классической музыки, которая сопровождает меня непрестанно.  

— Сотрудничество писателя и группы — дело не редкое. Уильям Берроуз поучаствовал в альбоме Тома Уэйтса, Гришковец с «Бигуди» наделал альбомов как пирожков. Почему вы решили запеть и считаете ли вы тексты ваших песен стихами?   

— Стихами, конечно, не считаю и никогда не буду их издавать. Это именно что набор слов, которые удобно петь.  Что касается «запеть», то здесь ситуация обратная. Я занимаюсь музыкой с 1990 года, то есть с 15 лет. Именно тогда мы с моим соавтором Геннадием «Гансом» Ульяновым записали первый альбом — и песни из него мы перепоем в ближайшее время. Мне за них вовсе не стыдно. Только спустя 13 лет, в 2003 году, написав уже с полсотни песен, я начал заниматься литературой, назовем это так. И здесь приобрел некоторую известность. В любом случае с новой пластинкой «Элефанка» я вернулся лишь к тому, с чего начинал: произнесение странных слов под странные ритмы.

— Как происходила работа над альбомом? Вы писали стихи, группа «Элефанк» предложила музыку и вы напели? 

—   Да нет, несколько сложнее. Мы часто сочиняем какие-то штуки прямо в студии, фактически совместно: и музыка, и тексты рождаются на ходу.  Мало того, две мелодии на новом альбоме принадлежат мне — я их дома напел для себя, потом принес музыкантам, и они это отлично обыграли.  Так что это в самом широком смысле, сотворчество.  Мои товарищи — абсолютные профи, сыгравшие с большим количеством российских звезд, а я в целом специализируюсь по другой части.   

— Песня «Тата» напоминает позднего Рикошета, «Чисто по-пацански» — российский стеб над гангста-рэп и Fun Loving Criminals одновременно, зато песни «Звезда» и «Танцевать» подошли бы для «Утренней почты» 1990-х. За всем этим стоит какая-то провокация?   

— Не несу никакой ответственности за ваши ассоциации. Рикошета я странным образом вообще не слушал, про «Почту» вообще молчу.  Это просто «Элефанк». Дальше будет еще веселее, вы привыкнете и забудете про свои ассоциации.  

— Слышал ли Михаил Борзыкин остальной материал, помимо совместно спетой с ним песни «Тата»?

—    Он слышал несколько других наших песен и остался доволен.  Целиком новый материал не слышал пока никто.

— Одна из песен называется «Революция». Не кажется ли вам, что декларировать необходимость «революции и веры» под плясовой ритм немного кощунственно?

—    Нет, мне кажется это совершенно адекватным. Революция — это праздник.   

— Будете ли вы исполнять все это со сцены?

— Конечно. Исполнять и танцевать.