Мелани Динер: «Люблю Большой театр, потому что я большая»
26 марта в Большом зале консерватории состоится концерт оперной примадонны, солистки Большого театра, Королевского оперного театра и Метрополитен-оперы Мелани Динер. С немецкой гостьей встретилась корреспондент «Известий».
— В афише концерта — только ваши соотечественники: Моцарт, Вагнер, Берг. Вы специально выбирали национальную программу?
— В России великолепные певцы, с которыми я не хочу и не могу конкурировать. Поэтому я выбрала репертуар, который могу спеть лучше. Моцарта все знают, Вагнера — тоже. А Берг — интересная и трудная задача. Как для меня, так и для оркестра. Кажется, эти песни в России еще не исполнялись, так что у меня есть шанс стать первой.
— Русскую музыку вы вообще не поете?
— Мне бы хотелось. Но даже если когда-нибудь я решусь, это будет не на широкой публике, и я буду осторожной. У вас великая традиция, и если не получится спеть в соответствии с ней, я буду нехорошо себя чувствовать. Однажды я учила русский язык, и это было тяжело. В русском есть звуки, которых у нас нет вообще, и слова, обладающие миллионом смыслов. Так что у меня ничего не вышло, а я предпочитаю говорить на языке, прежде чем на нем петь. Хотя, конечно, когда-то я пыталась. Все ведь поют арию Татьяны из «Евгения Онегина». Но я — нет. Разве что в ванной (смеется).
— К концертам вы как-то особенно готовитесь?
— У всех свои традиции. Я слышала, что русские, уронив ноты, на них садятся. У меня же скорее ритуалы на бытовом уровне. Не пью вино за день до концерта, стараюсь всегда высыпаться, люблю пройтись пешком, чтобы запустить организм. Не очень много говорю.
— Вы поете в Большом театре в «Кавалере роз». Про историю с Сергеем Филиным слышали?
— Конечно. И подумала — «Боже мой!». Но самое главное, врачи сказали, что он сможет видеть. Я не могу судить, что и кто стоит за этим преступлением. Но это вопиющее событие, и оно было бы таким в любой точке мира, хоть в Африке. Людям свойственно иногда совершать не лучшие поступки, и это не зависит от страны.
— В оперной труппе трагедия балетной ощущается?
— Ничего подобного не замечаю, мы все-таки довольно сильно разделены и практически незнакомы друг с другом. О себе могу сказать, что работать в Большом театре было легко и приятно.
— Что вы думаете о системе защиты артистов, национальных профсоюзах, например?
— В Германии профсоюзов нет. Есть в США, Канаде, Франции. Как правило, наиболее активны профсоюзы техперсонала, оркестров. Но иногда профсоюзы имеют мало общего с музыкой. Например, очень странные правила во Франции. Если время репетиции истекло, то музыканты запросто снимают смычок, не доиграв последнюю ноту.
— А по сценам у вас есть предпочтения?
— Я предпочитаю масштаб. Очень люблю Большой театр и Большой зал консерватории, потому что это действительно большие сцены. Может быть, потому что я сама большая персона (смеется).
— В вашем репертуаре практически нет современных опер. Вы плохо к ним относитесь?
— Наоборот, я считаю, мы должны заниматься не только классикой, но и музыкой нашего времени. Хотя то, что мы сейчас называем современной музыкой, по сути, уже классика. Тот же Берг. Вместе с тем современная постановка может заинтересовать, только если она сделана со смыслом. Сейчас, например, режиссеры любят обнажать героев. У меня нет возражений, мы созданы такими природой. Но когда «обнаженка» используется в рекламных целях — это чересчур. Режиссер должен исходить из природы артиста. Публика всегда чувствует фальшь, любой сценический ход должен быть искренним.
— Говорят, время великих в вокальной музыке кончилось.
— Это неправда, даже если посмотреть на русских певцов. Есть Хворостовский, Анна Нетребко. Вокруг нас множество талантов. Просто мир меняется, мы сами меняемся — в оперу уже не нужно специально наряжаться, как некоторое время назад. Но певцы остаются.
— Есть ли у певиц «срок годности»?
— Да. Это связано с женской природой, с изменениями гормонального фона или с неправильным обращением с голосовым аппаратом. Голос можно потерять в любой день, если поешь не тот репертуар или делаешь что-то технически неверно. Мужские голоса долговечнее. Главное — знать, когда остановится. Лиза делла Каза, Элизабет Шварцкопф поняли, что день настал, и закончили карьеру. Хорошо, если это происходит пока певец еще на вершине.
