Вице-премьер Аркадий Дворкович докладывал об электросетевом комплексе и договорился до «недоотпуска». То ли у него самого давно не было отпуска, то ли они там, правда, уже думают на таком наречии, но устная речь русских государственных мужей — это давно их собственный эсперанто, будто насильственно уродливый. На этом Дворковича поймал Дмитрий Медведев: «...Ну, давайте поменяем терминологию. Стыдно это вслух произносить».
На самом деле испортился не только парламентский язык. То, что можно назвать «высоким русским», уже давно стал легендой.
Всё началось, конечно, с советских времен, когда все эти члены партии и правительства образовали ужасный новояз — неграмотную речь с произвольно расставленными ударениями и такими оборотами, что лингвисты рыдали и падали в обморок.
Они установили новые нормы со всеми этими «дОговорами» и прочими невинно загубленными словами.
В СССР люди привыкли к очень странному языку, который был так же бесчеловечен, как и режим. Вот такие термины, как «койко-место», «человеко-час», «трудодень» и пр., — это всё, разумеется, занимательно с исторической точки зрения, но от этих слов разит коммуналками и общежитиями, где, правда, были не кровати, а койко-места. И где человек приравнивался к часу, потому что гуманитарные ценности были разрушены. Что убить час, что человека — это представлялось нормальным в стране гулагов.
Отсюда и такой сухой, бездушный лексикон, который стал для многих привычным. Наш слух уже получил такое количество оскорблений, что смирился с этим положением.
Но параллельно этому миру, в котором спотыкались и заплетались слоги, еще существовали высокие идеалы — речь советских дикторов радио и телевидения была нарядной, выверенной, выразительной.
Сейчас даже речь ведущих серьезных теле- и радиопрограмм не отличается высокими стандартами. То же любимое всеми «Эхо Москвы» морально тяжело слушать уже потому, что почти всем ведущим срочно надо к логопеду.
А народное телевидение — это совсем кошмар. Твой слух унижает речь шпаны из Балашихи, которая собралась возле магазина бухнуть пива и хорошо уже выпила, и на пронзительных нотах обменивается уместными любезностями: «Колян, ну ты че бл ваще совсем нах».
Телевизор очень ярко выражает непрофессиональную речь. Вот, например, Ксения Собчак, которая для обычного человека говорит вполне прилично, в телевизоре слышится не очень хорошо. Потому что в ее произношении заметны те интонации, которые уместны для дружеской встречи, даже для какой-нибудь конференции, но уже отдают просторечьем с экрана.
Собственно, в этом можно упрекнуть большинство людей, которые говорят с нами по ящику.
Конечно, есть определенный жанры, и есть жаргон, и есть молодежные программы и деревенские, но если у нас нет возможности услышать «высокий русский», то он просто перестанет существовать.
И мы останемся со всеми этими «сёдня» (сегодня) и «здрасте».
Еще в моем детстве был этот чудесный московский диалект, когда говорили не «семь», а «сем», не «булочная», а «булошная», но он исчез вместе со старожилами, растворившись в лавине малограмотного нахрапистого провинциального шума.
Уже в 1990-е всех веселил Черномырдин, знаменитый тем, что не мог связать двух слов. Но только не очень ясно, чего смешного, если один из самых влиятельных чиновников не стесняется столь трагических дефектов речи.
Современные чиновники по сравнению с советскими немного подсобрались. Они лучше выглядят, занимаются спортом, у них прекрасные костюмы, они иногда даже красноречивы, но всё же их речь пока еще расхлябанная и с огромным количеством допущений.
Люди отвыкли от красоты слов, умело и элегантно собранных в предложения. Отвыкли от строгого изящества, от уместного озорства, от выверенного драматизма.
Всё меньше остается людей, которым привили культуру устной речи, которые умеют сделать свой рассказ увлекательным, ясным, четким. И которые стыдятся таких казусов, как «позвОнит».
В моем детстве ребенка с малых лет вооружали словарем ударений, этимологическим и словарем Даля — и это всё задавало определенные стандарты.
Мы видели взрослых, которые не просто рассказывали о своих впечатлениях, а писали небольшие заметки, рассказы, чтобы сделать свою историю интригующей. Это казалось чем-то обычным. По-другому и не могло быть.
А потом ты слышишь про этот «недоотпуск» — и твой мир рушится.
Не совсем ясно, почему чиновникам с таким трудом дается правильная речь. Хороший вопрос для психиатра.
Возможно, речь — это проявление настоящей внутренней культуры, представления о которой обесценились. Вроде того, как можно сидеть в ресторане, куда не пускают без галстука, — и рыгать за столом.
И хорошо, что хоть кто-то обратил на это внимание. Наконец-то. Потому что русские чиновники уже давно решили, что имеют право подавать дурной пример — в том числе и задавать тон безграмотной речи. Вполне возможно, что их речь так же примитивна, как и мораль.
Не то чтобы в этом случае имеет смысл надеяться, что бытие определит сознание, но, может, какие-то упражнения разовьют в них музыкальный слух. Ведь жить в стране глухих с каждым днем становится всё более утомительно.
