Олег Кулик: «Это выставка про дыры. Я самый пустой человек на свете»

В московской галерее «Риджина» открылся выставочный проект Олега Кулика «Рамы». Пять инсталляций в разных техниках возвращают зрителя от перформансов, вторгающихся в повседневную жизнь, к искусству, помещенному в рамы. О том, что скрывается за экспонатами, Олег Кулик рассказал «Известиям».

— Вы известны перформансами, а теперь задумались о том, чего в перформансе нет, — о рамах.

— Рама возвращается — я возвращаю главное. Рама противостоит искусству, отделяет его от мира. Но с миром нужно соединиться. Граница внутреннего и внешнего требует внимания. Я много путешествовал по Востоку: там внешний мир заброшен, дети роются в помойках, зато все духовные, все молятся. А на Западе, в каком-нибудь Бонне, все злобные и угрюмые, зато на полсантиметра нельзя на дороге за разделительную полосу заехать. Нужна рамка, чтобы научиться уделять внимание и внутреннему миру, и внешнему. А то договориться нельзя, как глухому со слепым. Я впервые увидел, как важны рамы, когда меня в армии в унитаз головой макали. У всего есть чистая яркая рама, а в середине — вонючее нечто.

— Зрителя встречает коридор из двух зеркал со светящимися рамами. Нужно войти между ними или смотреть снаружи?

— Эти рамы я привез с Тибета. Внутри — ад: яркий больничный свет, и ты видишь только себя, как ты расслаиваешься в этом многомерном коридоре. Не замечаешь ни мира, ни людей снаружи, ты зациклен на себе. А снаружи видна красивая бесконечность и находящиеся в самоослеплении люди внутри. На рамах — мантра будды мудрости: «Я рассеиваю неведение». Резьба — застывший священный огонь — рассекает тьму и страсти этого мира, рассеивает убеждение, что мир вертится вокруг твоего эго.

— Напротив «Черный квадрат» или еще одна рама?

— Людям кажется, что это «Черный квадрат», а это на самом деле белая рама. Малевич не мог еще ее увидеть сто лет назад, когда казалось, что мир на пороге ужасных событий. Но вот все они случились, мы уже в аду, в черном квадрате. Он ничего не символизирует, он просто есть вокруг нас. Надежда — это светлый нимб вокруг квадрата. Он тоже квадратный, потому что квадрат — символ земли. Малевич называл свой квадрат картиной без рамы, он сам не видел, что заложил гениальную интуицию в эту работу.

— Вы сохранили особенности того квадрата — неровности, трещинки?

— Всю сентиментальность — трещинки всякие — мы убрали, но пропорции точно сохранили. Малевич не мерил углы, он просто рисовал, он же гений. Я уверен, что он делал просто квадрат, и не унижаю его до дурной метафизики, до неумения рисовать, не делаю из него идола. Это черный квадрат и ничего больше, он ничего не изображает — в этом и революция. Здесь белая рама «квадрата» — это икона, вся выставка ради нее сделана. 

— Революция «Черного квадрата» продолжается или закончилась?

— ХХ век, мировые войны, холокост, целина, Байкало-Амурская магистраль превратили человечество в выжженную пустыню. Никто никого не любит, никому не доверяет, мы видим из темноты мир как есть, не сообщаем теорий. И вдруг черный квадрат преображается и получает белую раму. Выход есть.

— Напротив «Квадрата» — «Купол» из светящихся кругов и черных металлических конструкций.

— «Купол» — это точная копия геометрии каппадокийского катакомбного храма II века. Я сфотографировал со вспышкой — и стало не видно надписей, фигур святых, но остались нимбы, ниши, арки. Святые перестали изображать из себя святых: больше нет плоти и крови, слезящихся глазок, избитых тел. Вы возьмите фотографии из ГУЛАГа или Освенцима — вот где святые, вот где горе. А тут радость.

В центре купола — зияющая пустота. Вокруг — квадрат как символ земли, ромб как символ преображения и круг как символ неба. Люди там триста лет молились, это все наполнено смыслом. Были дух, вера, энтузиазм, но теперь это просто геометрия, не сакральная, а дизайнерская работа. Вот что осталось от христианства — потрясающий дизайн. Может, и был дух, но где он теперь — никто не знает.

Для меня высшая похвала — когда говорят, что это люстра, что она здесь всегда была. Она утягивает вверх: если вы час здесь простоите, у вас волосы на голове поднимутся.

— Чернота с решеткой в форме иконы Богородицы в обрамлении фигурок танцующих девочек заставляет вспомнить о Pussy Riot.

— Для «Мадонны» я сделал почти 600 вариантов танцующих фигурок: девочки в юбочках, в масках... рисовал и лепил ручки, ножки... Потом бац — появились эти треугольник и шарик. При чем тут Pussy Riot? Чистый Малевич, супрематические крестьянки сошли с холста и пустились в пляс. Или моя дочка: она очень любит надевать цветные маски, пляшет и поет: «Богородица! Прогони тьму!». Это же дети, гормоны, это протест, вечное недовольство. У детей — неприятие скрытых намеков и глубоких смыслов, которые только старики знают. Старики ведь злые и плохо пахнут. А я говорю о молодости, которая придет в своих поисках к черной дыре и задумается, в чем смысл жизни. 

— Если казаки или православные активисты придут на выставку, они тут увидят все же Pussy Riot, а не вашу дочку.

— Мало ли кто придет: активисты, гомосексуалисты, феминисты, космонавты... Я уверен: когда вещь сделана качественно, с любовью, она ни у кого не вызовет протеста, хотя может вызвать разные толкования. Я могу ошибаться, но я никого не хочу оскорбить. Я вообще пуст — я самый пустой человек на свете. Я люблю красоту, люблю обрамления, я не лезу каждой девушке под юбку, даже если мне нравится, как они одеты. Какие ко мне претензии? Я не переспал ни с одним животным, но я фотографируюсь со всеми. Я изображаю, но я не являюсь этим. За что меня бить? Если бы я был политиком, сказал бы, что я против чего-то, тогда да. А я позитивный человек и всех люблю. Я никуда вас не призываю, не хочу возвращаться к тоталитарным или гламурным образам.

— Если поставить вентилятор, фигурки будут крутиться и танцевать.

— Выставку, где они будут танцевать, мы еще сделаем: с тенями и скелетиками, Dance Macabre, танцующие покойники, это вы угадали. Кругом веселье, дискотека, антидепрессанты, амфетамин, очарование — и пустота, смерть. А вечности нет, это чушь полная. Ребенок описался — вот тогда ты чувствуешь дыхание вечности.

— Напротив Мадонны активист с Манежки или с Болотной площади?

— Какой еще активист? Это человек в огне! Это человек, размазанный своими страстями о стену. «Мадонна» и «Бомбист» — это парные работы: на первой сакральное в обрамлении профанного, на второй — профанное, кощунственное в обрамлении сакрального, тысячи лампадок или, если хотите, сосцов, вечной женственности. Мы мечемся между протестом и обожествлением, у нас всегда — либо на колени, либо по морде. Я люблю храмы посещать: иногда исповедуюсь, иногда с бабульками ругаюсь. Однажды в подпитии представил, как человек бросает коктейль Молотова, и в дыму вокруг него словно разноцветные лампадки носятся.

— В ваши рамы и черные дыры можно что-то вставить?

— В мире нет того, что очень нужно, и где оно, я не знаю. Много теорий о конце истории или начале нового мира, но нет того, что раньше называлось Бог, справедливость, любовь. Черная дыра разрастается, и там должно что-то появиться. Я не думаю, что появится что-то хорошее. Нужны традиционные ценности, только не те, которые РПЦ отстаивает, а чтобы любить ближнего больше, чем самого себя, неважно, негр ли он, гомосексуалист или президент самой большой страны в мире. Все люди прекрасны и всё едино, все связаны друг с другом тысячей нитей. На этой выставке у меня ощущение, что я всё сказал и теперь могу умереть.

Выставка «Рамы» в «Риджине» открыта до 16 июня.